— На самом деле вы боитесь, что это я вас никогда не прощу, — вещала я снизу, отчаянно пытаясь извернуться. — Расслабьтесь. Если со мной что-нибудь случится, моя тень не будет являться к вам по ночам с претензиями.

— Это вы сейчас так говорите, а потом будете изводить меня попрёками при луне.

— Не делайте из меня монстра, Кайлеан Георгиевич.

После паузы он холодно произнёс:

— Но вы же делаете монстра из меня.

И сказано это было вовсе не шутливо. Как будто его на самом деле задевало моё отношение.

— Ничего и не делаю, — несколько неуверенно произнесла я и перестала изворачиваться. — Я к вам уже привыкла…  почти. Просто это такое суеверие…  мумбо-юмбо…  пока я начеку, ничего страшнее того, что я воображаю, случиться не может. А стоит только приоткрыться и начать доверять…  вот тут-то и произойдёт какая-нибудь непревзойдённая пакость.

Он поднял меня на уровень своего лица.

Я висела тряпочкой, таращилась в его холодные глаза и ругательски ругала себя за откровенность. Потому что на этот раз сказала чистую правду.

Кайлеан подержал меня так недолго, будто бы собираясь что-то сказать, но затем молча опустил на пол и удалился, плотно закрыв за собой дверь. Он вообще обладал раздражающей манерой ставить точку в разговоре тогда, когда было удобно ему, а не собеседнику.

Дверь комнаты, где меня запирали, открывалась внутрь, прыжки на ручку были бесполезны, и мне оставалось только сидеть у входа, тревожно прядая ушами и прислушиваясь к незнакомым шумам, доносящимся из коридора.

— Как наши успехи? — спрашивала я каждый раз, как меня выпускали, хотя по всему было ясно, что вещички в дорогу собирать рано.

— Мы продвигаемся вперёд, — сдержанно отвечал Кайлеан.

Слово «мы» услаждало слух чрезвычайно. Потому что с некоторых пор я начала опасаться, что в один прекрасный момент портал откроется, и демон уйдёт отсюда один, небрежно перевернув неприглядную страницу своей жизни…

Эта мысль стала возвращаться с завидным постоянством, тем более, что я начала замечать, как взгляд Кайлеана останавливается на мне всё чаще и чаще. Что-то он там такое планировал, и в его планах мне отводилась некая роль.

Я уже встречалась в своей жизни с подобным вниманием.

Так задумчиво посматривал на меня Мартин — незадолго до нападения.

От подобных взглядов у меня пропал аппетит. Я ходила скучная и репетировала назревший разговор по душам, но никак не могла сочинить подходящее вступление.

По счастью, Кайлеан предоставил мне повод.

— Последнее время вы почти ничего не едите, Данимира Андреевна, — заметил он как-то за обедом. — Вы себя плохо чувствуете?

Действительно, из того, что лежало передо мной на блюдце, я съела от силы пару кусочков. Просто сидела, нахохлившись, и кусок не лез мне в горло.

— Я так больше не могу, — объявила я, собравшись духом.

Он перестал есть и откинулся на спинку стула.

— Чего вы не можете?

— Прекратите на меня смотреть! — воскликнула я, опустив всяческие предисловия, но добавила: — Ваше Высочество.

Он приподнял брови, но глядел молча, ожидая продолжения.

— Мне не нравится, когда на меня так смотрят. Что вы хотите со мной сделать?

— А я хочу с вами что-то сделать?

— Вот только не надо! Конечно хотите. На меня уже однажды так посматривали.

Он рассеянно взял солонку и принялся вертеть её в руках.

— И когда же?

— Прямо перед тем, как меня укокошили! — выпалила я. — Вы всё ходите и смотрите, смотрите, смотрите, это ж никаких нервов не хватит! А потом заботливо спрашиваете, как я себя чувствую. Ужасно я себя чувствую. Если решили пустить меня на мыло…  то есть, на ингредиенты для своего колдовства, то так и скажите. Я должна припомнить всю свою жизнь — она была длинной и полной разнообразных событий. Мне надо морально подготовиться к переходу в небытие.

Кайлеан отставил солонку.

— У меня тоже есть к вам вопрос. И сначала вы ответите на него.

Перечить я не стала, потому что уже усвоила — когда в голосе Кайлеана Карагиллейна Третьего прорезаются повелительные интонации, возражать бесполезно, он в эти минуты становился глухарём на току.

— И не советую врать, — добавил он. — Враньё может выйти вам боком.

Возможно. Но правда могла выйти ещё большим боком. Я вздохнула и вяло пообещала:

— Приложу максимум усилий.

Кайлеан накренился в мою сторону и, гипнотизируя пристальным взором, вкрадчиво спросил:

— Данимира Андреевна, вы человек?

По-моему, у меня в буквальном смысле отвалилась челюсть.

Я поморгала.

— В смысле? — спросила я, когда обрела дар речи.

— Можете ли вы поклясться, что родились человеком?

Некоторое время мне понадобилось, чтобы понять, что он имеет в виду.

… Наконец я сообразила.

— О, господи…  Вы что же, решили, что я, как ваша Мелисса, родилась животным? И что только потом стала разумной, а теперь разыгрываю перед вами гомо сапиенса?

Он вновь откинулся на спинку стула. Едва приметная тень досады скользнула по его лицу. Кайлеан дураком не был — ему уже стало ясно, что он ошибся.

Тем не менее, он упрямо приказал:

— Клянитесь.

Возможно, клятвы обычных людей не обладают значительной силой, но клятвы магов всегда имеют реальные последствия: большие ли, маленькие — это уж как сложатся обстоятельства, но нарушение магической клятвы даром не проходит никогда. Так что кайлеановское требование формальным отнюдь не являлось. Однако тут мне скрывать было нечего.

Я села, вытянувшись столбиком, и прижала лапы к груди.

— Клянусь всем святым, всем самым дорогим, что родилась человеком и пребывала человеком до того самого дня, когда попала в тело фамильяра.

Он продолжал сверлить меня взглядом, тогда я добавила:

— Чтоб мне остаться здесь навеки, если я вру.

Последняя фраза убедила Кайлеана. Он расслабился и даже как-то обмяк.

Я тоже опустилась на все четыре лапы и ухватила кусочек с блюдца. Уж так и быть, съем ещё чуть-чуть.

— А с чего вдруг возникла такая версия? — спросила я, жуя. — Неужели я произвожу впечатление неведомой зверюшки? Ужель вас не впечатлил мой недюжинный интеллект?

— С интеллектом у вас всё в порядке, как, впрочем, и у Мелиссы. Это не показатель. А вот касаемо неведомой зверюшки…  — он выдержал паузу, — что-то неведомое в вас точно есть…  Я спросил, потому что был уверен — что-то с вами не так. Между прочим, уверен и сейчас. Но никак не могу определить, в чём именно состоит враньё.

— А и хорошо…  — я уклончиво прищурила глаза: кошачья шкурка надёжно хранила мою тайну. — Должна быть в женщине какая-то загадка. Теперь ваша очередь отвечать. Вы вообще как — собираетесь взять меня с собой, когда найдёте выход, или… ?

Он наградил меня тяжёлым взглядом, но я не дрогнула.

Да, я такая, никому не верю, даже помазанникам божьим.

— Собираюсь взять с собой, — тон Кайлеана был суше обычного.

Их Высочество изволили гневаться, что я сомневаюсь в чистоте их демонских помыслов.

— Поклянитесь.

— Ну, клянусь.

Я фыркнула. «Ну, клянусь»!

— Вот как? Я, значит, поклялась сначала самым дорогим, а потом ещё и самым страшным, а вы хотите отделаться каким-то «ну, клянусь»? Так нечестно. Если хотите знать, любая клятва с этим вашим «ну» вообще не клятва. Не могу отделаться от мысли, что как только портал откроется, вы рванёте к своему королевству, радостно сверкая пятками. А бедная, бедная старушка останется здесь одна-одинёшенька, позабыта-позаброшена, и никто даже не похоронит её иссохший трупик, скрючившийся в кресле-качалке. Эта красочная картинка не выходит у меня из головы и лишает аппетита.

Кайлеан заметил:

— Здесь нет кресла-качалки. Но что же я должен сделать, Данимира Андреевна, чтобы вы перестали попрекать меня вашим…  э-э-э…  иссохшим трупиком?

— Самым страшным я вас клясться не заставлю — не знаю, чего вы боитесь больше всего на свете. Но зато про самое дорогое уже догадываюсь. Клянитесь как принц крови, своим будущим королевством. Нарушите клятву — провидение вас накажет, не бывать вам королём…  и без «ну», пожалуйста.