Александр Бренер Сергей Кудрявцев
Гнига зауми и за-зауми
© Книгоиздательство «Гилея», перевод, 2017
* * *
Русский авангард как неуправляемый зверь
(вместо эпиграфа)
Недавно мы побывали в Киеве.
Там мы наткнулись на Чёрный Квадрат Малевича!
Киев – совершенно разрушенный и разворованный город.
Впрочем, как и все остальные города на свете.
Но Киев – как после А-В-С-И-Е-бомбёжки.
Правительственные клики и олигархи ограбили народ до нитки. + русские, + Запад.
Население подобно призракам, копошащимся в развалинах.
Улицы захвачены жирными авто, которые действуют, как танки.
Они въезжают на тротуары, перегораживают путь пешеходам.
Они прут по магистралям, отравляют воздух, гудят.
Они возят бандитов, банкиров и королев красоты.
А обычные люди сторонятся, шарахаются и визжат.
Харчуют в тошнотворных кафе, чтобы забыть о своей ничтожности.
«Харчевая экономика», как сказал Малевич, торжествует.
Город словно оккупирован вражеской армией.
И всё-таки мы встретили там одно живое непослушное существо.
И это был Чёрный Квадрат Малевича!
Так мы назвали чёрную кошку с белыми «носочками» на четырёх лапах.
Чёрный Квадрат Малевича – это кошкино имя, отчество и фамилия.
Она, эта кошка, пряталась под машинами.
Она вела там какую-то тайную жизнь.
Возможно, она причиняла этим машинам вред, выводила их из строя.
Или она нюхала бензин, чтобы потом галлюцинировать.
С помощью бензина она возбуждала своё воображение!
В любом случае она явно не подчинялась оккупационным властям.
Оккупационные власти хотят искоренить воображение.
Оккупационные власти хотят контролировать мысли и видения.
Так и русский авангард не подчиняется ни истории, ни музеям.
Русский авангард – это кошка, не поддающаяся дрессировке.
Мы думаем, что авангард хотел выйти из человечества и стать зверем.
Кручёных, согласно Николаю Асееву, превратился в шакала.
Шакал – это зверь, очищающий мир от падали.
А Игорь Терентьев мог, как кот, с места запрыгнуть на стол.
Без всякого усилия!
Татлин создал Летатлин, чтоб летать, как сова или сорока.
Татлин строил Летатлин, чтоб улететь от людей.
И правильно!
Об этом же думал Жиль Делёз – о становлении зверем.
Человечество! Оно произошло не от обезьяны, а от муравья.
Так говорил Малевич.
Человечество, согласно супрематисту, погрязло в труде и предметности.
«Вещи – похоть человечества», – записано у Малевича.
Задачей человечества является превращение лесов в мебель.
Малевич презирал труд.
Он любил природу.
Чёрный Квадрат – это природа, это зверь!
Малевич написал трактат «Лень как действительная истина человечества».
Джорджо Агамбен очень любит этот трактат Малевича.
Там сказано, что лень – наивысшее состояние человека.
Там атакуется и капитализм, и социализм, которые принуждают к труду.
Там Малевич говорит, что даже машины должны лениться, как ослы.
Однажды Малевич увидел в книжной витрине книжку Шопенгауэра.
Книжка называлась – «Мир как воля и представление».
Малевич расхохотался.
«Там, где есть воля и представление, нет мира», – сказал он.
Малевич не любил человеческую волю.
Воля направлена на обладание предметами, считал он.
Воля создаёт предметность.
А кошки и буйволы живут в беспредметности.
И всякие представления Малевич тоже не уважал.
Представлениям он противопоставлял космическую беспредметность.
Представлениям он противопоставлял ничто.
0!
Малевич считал все «измы» искусства ограниченными представлениями.
Малевич считал «измы» болезнями.
Он хотел организовать академию художеств как мединститут.
Там все «измы» изучались бы как заболевания.
Малевич в 1928 году поехал в Киев, как мы – в 2016-м.
Он хотел там преподавать «измы» – как недомогания.
Но ему это не позволили.
Ещё Малевич говорил: в супрематизме нет сознания.
Супрематизм свободен от разума. Как зверь!
В супрематизме нет стремления к совершенствованию.
Супрематизм не только вне предметности, но и вне изобретения.
Супрематизм основан на возбуждении, как природа!
На возбуждении и ощущении.
Мир беспредметен, и только человек хочет его опредметить.
Так считал Казимир Малевич.
Ещё он ненавидел государство.
Кроты и воробьи тоже его не любят.
И жирафы, и бабочки…
Крот, кстати, был любимым зверем Маркса.
А Малевич любил уходить от человеческих селений, как ёж или лось.
Ему нравилось сидеть под одиноким дубом и смотреть на горизонт.
На дуб садились птицы.
Малевич говорил: в конце концов люди прикончат этот «шарик».
«Шарик» – это, конечно, земной шар.
Велимир Хлебников называл себя Председателем Земного Шара.
Однажды Хлебников ушёл от человечества в степь, как сайгак.
Или он ушёл в пустыню, как Иисус?
Иисус, как и Хлебников, любил цветы и зверей.
А человечество погрязло в гражданской войне и убийствах.
«Без винтовки, как без Бога, человек не может пройти шагу. —
Так говорил Казимир. —
Человек – самое опасное в природе явление»!
Человечество всегда строило тюрьмы и сажало в них живых существ.
Хлебников ненавидел зоопарки, где звери находятся в заточении.
Об этом он написал поэму «Зверинец».
Все футуристы хотели стать рыбами и уплыть в океан.
Терентьев однажды сочинил рыбо-поэму.
Там вместо слов были одни пузыри.
И ещё – шевеление жабрами.
А Хлебников написал стих, состоящий из одних знаков препинания.
(Малевич же писал на языке сталактитов.)
Русские футуристы не восхищались машинами, как Маринетти.
Хлебников напал на Маринетти, когда тот приехал в Россию.
Он считал Маринетти пижоном.
Хлебникова интересовали русалки, а не автомобили.
Русалки – это девушки, превращающиеся в рыб.
Сам Хлебников хотел превратиться в созвездие.
Созвездия, как считал Вальтер Беньямин, есть источник воображения.
Русские поэты-заумники не хотели говорить на человеческом языке.
Человечий русский язык погряз в пошлости и прошлости!
Так считал Кручёных.
Заумь – это нечеловечий нерусский язык: бескнижный и беспредметный.
В зауми слова не падают на голову, как топоры.
В зауми слова перепиливаются пилой.
Заумь не нуждается в клятвах и присягах.
Заумь – это летающие, как мошки, слова, а не Бог.
Иногда заумные словечки кусаются, а иногда просто зудят.
Заумь – слова, летающие как светлячки, прыгающие как кузнечики!
Заумь – слова, лишённые смысла, потому что смысл стал халтурой.
Заумники не хотели писать и издавать книги.
Они сочиняли гниги.
Илья Зданевич считал, что вся литература превратилась в халтуру.
Всё искусство – халтура.
Халтура – это слова, приспособленные к сюсюканью и понуканию.
Халтура – это вся современная культура, обслуживающая общество.
Общество, кстати, тоже халтура. Так считает Тиккун.
Вместо литературы нужно зудение, говорил Кручёных.
