– Это чудесно, господа! На хлопок мы еще не играли. Векселя газового общества, акции Царскосельской железной дороги – это все пресно и скучно.

– Марья Никитична, покиньте лакейскую, – строго произносит Ипатий Силыч. – Вы дворянского рода, как-никак.

– Тащите бусурманина сюда, я хочу на него взглянуть, – снова раздается голос молодого князя.

Бобо, подталкиваемый Алексашкой, заходит сквозь портьеры в большую комнату – и не узнает ее. Посреди комнаты стоит широкий стол, обтянутый зеленым сукном; шторы с тяжелыми золочеными кистями едва пропускают тусклый свет из окон, сиреневые струйки табачного дыма расходятся в воздухе замысловатыми фигурами, едва мерцают свечи в настенных канделябрах. Вдоль стола – стулья, обтянутые дорогой вызолоченной парчой. Узбек не может удержаться и исподтишка бросает взгляд на князя, отошедшего в угол. По одежде и оружию тот производит впечатление кавказского аристократа.

Алексашка встает во главе стола, достает из бархатного мешочка новую пару костей, взвешивает ее в руке и кладет перед собой. Ипатий Силыч садится напротив Бобо и потирает руки.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук – пронесся за окном поезд.

– Самый ранний, на Гродно, – произносит Алексашка и, послюнявив пальцы, гасит свечи, отчего комната погружается в голубоватый полумрак.

Узбек озирается по сторонам и вспоминает свое убогое жилище. «Почему я не богатый?» – думает Бобо. Мысли приходят сами по себе: «Когда ты богатый, то всякий человек тебе рад. И русский, и нерусский. А если ты бедный, то дворничиха укажет, кормить тебе кошку или нет. Хозяйка выгонит из дома на улицу, даже не вспомнив, что ты приехал из другой страны и тебе некуда пойти. Почему я не богатый? Я бы не кидался деньгами, как русские, проматывающие жизнь в пьянстве. Но отчего-то не плывут ко мне деньги. В чужой стране, холодном каменном городе, приходится тратить последний рубль на теплую одежду. Быть может, сейчас Аллах пошлет мне свою милость, и у меня, маленького человека Бобо, появится шанс?»

Бобо мысленно молится и надеется, что сейчас и произойдет самый главный поворот в его жизни. «На рассвете мне всегда везло». Он вспоминает, как вчера обещал матери перевести триста долларов, чтобы та смогла отправить племянницу в первый класс. Вспоминает, как ребенком собирал под жарким солнцем белые лопнувшие коробочки хлопковых плодов, а сестра пекла красный узбекский хлеб и разносила его по домам более богатых односельчан. Он вспоминает, что у его самого младшего брата нет жилья, потому что он, Бобо, наследует отцовский дом, сестра живет с мужем, и брату негде притулиться со своей будущей семьей. И говорит:

– Играю хлопок против царский золотой рубль!

– Много хлопка? – прищурив глаза, интересуется Ипатий Силыч.

– Много! Полный ишаки хлопка, целый караваны ишаков, – невозмутимо отзывается Бобо и, поправляя оторванный Алексашкой угол воротника, думает: «Русские жадные. Сейчас будут предлагать негодную бумагу за мой хлопок. За белый хлопок с застрявшими в волокнах мелкими коричневыми семенами, воздушный хлопок, согретый родным солнцем».

– Ставлю пять процентов акций прядильной мануфактуры, – говорит мильёнщик.

– Нет! – отвечает хитрый узбек. Он-то знает, чего стоят дореволюционные акции после тысяча девятьсот семнадцатого года – все в школе учились. – Только золото!

– Может, ассигнации? – еще раз спрашивает Ипатий Силыч. – Золота у меня с собой нет. Разве что кроме этих часов. – И мильёнщик показывает большую золотую луковицу на массивной цепочке, усыпанную бриллиантами.

«Русское золото», – мысли Бобо текут сумбурно, – «на царские часы много денег можно выручить».

Мануфактурщик снимает с жилета дорогую вещь и накрывает ее двумя большими ладонями.

Узбек рассматривает руки Ипатия Силыча. Они крупные, морщинистые, с голубоватыми прожилками выпуклых вен. «Сколько золота поместится в такой ручище?», – размышляет Бобо. И кажется ему, что сейчас в ладонях мильёнщика лежит маленький домик на родине, с узорчатой дверью и виноградной лозой, которую будет выращивать младший брат для своих детей. Узбек закрывает глаза и представляет себе, как они всей семьей посадят во дворе душистые дыни.

– Пойдет, против один караван, – милостиво соглашается Бобо.

– Прошу сразу подписать вексель на бусурманский караван, – незаметный человек, до этого стоявший где-то в складках штор, протягивает ему бумагу.

Продавец берет ее и принимается писать на русском как может: «Дарю караван хлопка в случае свой проигрыша. Бобо».

– Кости будем кидать три раза, – говорит незаметный человек и смотрит в рот Ипатию Силычу, как будто оттуда должен выпасть бриллиант.

Мильёнщик кивает. Алексашка тоскливо смотрит на восходящее бледное солнце, первые лучи которого касаются тяжелых штор.

– Положим ставки в заклад, – незаметный человек складывает в большой мешок зеленого сукна вексель узбека и золотые часы Ипатия Силыча.

Бобо кидает кости первым. Они с глухим стуком ударяются о стол, крутятся-вертятся… и выпадает двойка и пятерка.

Мильёнщик заграбастывает кости большой пятерней, долго их рассматривает, даже на свет, исходящий от окна. Дует на сжатые пальцы – видно, очень не хочет расставаться со своей ставкой. Наконец, бросает.

Марья Никитична подходит к столу, глядит в лорнет и протяжно произносит:

– Четыре и шесть.

Бобо потирает виски и с надеждой смотрит на солнце, которое всегда помогает. Потом бросает. Одна кость отлетает к краю стола, и с его места не видно, сколько выпало.

– Один и два. Не везет, – пожимает плечами Алексашка.

Ипатий Силыч раскуривает потухшую трубку.

– Прошу менять кости, – говорит узбек и откидывается на гобеленовую спинку стула.

На столе появляется новая пара. Мильёнщик снова долго крутит кости в руках и разглядывает на просвет, потом просит подуть на них сначала Марью Никитичну, затем князя. Бросает.

– Ну, уж теперь удача отвернулась от вас, Ипатий Силыч, – подобострастно улыбается незаметный человек. – Один и один.

– Не отдавать же часы бусурманину, – противится Алексашка.

– Ты же сказал, что хорошо его знаешь, прохиндей. Можешь за него поручиться? – спрашивает Марья Никитична.

– Могу поручиться, что он не донесет на нас в полицию, – выкручивается тот. – Кто ж его будет слушать? Он и лопочет непонятно.

– Риск – благородное дело, – вмешивается молодой князь.

Бобо трясет кости и бросает. Шесть и четыре!

Мильёнщик размашисто крестится на окно.

– Что ж креститься-то попусту? – насмешливо спрашивает Марья Никитична. – Не богоугодное это дело – в кости играть. Богохульствуете, мой друг.

Ипатий Силыч размашисто ударяет игральными костями о зеленое сукно.

– Шесть и пять! – лицо мильёнщика краснеет от радости. – Вот же! Вот же! – кричит он, обращаясь по очереди ко всем в комнате. – Не отвернулась Фортуна!

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.