Джейк думал, что она уже совсем рехнулась, если честно. – Сегодня только среда, мам. Учиться ещё три дня, потом уже отдых, лето…
– Вот оно как… Ну ты смотри, долго не задерживайся. Всего хорошего, хорошего дня, удачи и успехов. – холодно ответила она, сразу же убрав ледяные очи на экран, по которому шел какой-то сопливый сериал.
Джейк уж привык, но именно сегодня это задело его сильнее прежнего, будто вселился в него кто-то этой ночью. Уж не знаю кто, но в роще, что цветет активно, по пути в школу, он начал говорить, пока ноги его подкашивались… – Почему всегда так?… Неужели правда неинтересно, что происходит в жизни у твоего сына?! – он прервался, остановился на секунду, по смотря мельком в небеса. – А с какой стати ей вообще должна быть интересна моя жизнь? Я же никакой ни актер, ни режиссер, уж тем более не певец. Ладно, в любом случае, – он вновь опустил свой взор, начиная медленно идти, – чувства холода меж нами взаимно. Ничего, я уж привык, хотя бы без скандалов и прочей ереси… Вдруг запахло сильно сиренью, а меж деревьев он увидел девушку, одетую в белое. Она что-то складывала в портфель, а позже так быстро помчалась в другую сторону от школы, наверное, куда-то опаздывая. Джейк невольно побрел туда, даже не задумываясь… он просто шел.
Вдруг запахло сиренью сильнее, а шум листвы усилился от ветра, неужто завязка?… – Она оставила… это… – презрительно бросил юноша свой взгляд на коричневый… что это было? Дневник? Или скетч-бук? Да особо и неважно. «Она так просто взяла и оставила это?…» – он огляделся, никого не увидев. – Ха-ха, неужто любовь меня постигнет, как я его верну, как в очередной драме? – усмехнулся он, будто заигрывая с кем-то.
Не стал он сразу отворять страницы дневника, лишь осмотрел его, положив на землю. «Придет, да заберет…» – думал он, направляясь далее в школу, изредка оглядываясь назад, а чрез секунды забывал, что произошло. Ветер завывал сильнее, продувая рубашку, шелест листвы лишь нарастал, создавая трепет на душе. Голос молвил изнутри: «Сходи! Проверь!» И он останавливался каждый раз, оглядываясь назад, желая увидеть девушку, что видел ранее, но ничего… только это стук стрелок циферблата, что приближался и приближался, звоном оставаясь в голове, не слышно было дыхание, лишь сердцебиение, такое слабое и медленное, а после пустота, будто ничего не было. Он оборачивался, шел далее, не мог вспомнить, что произошло, какой дневник, и вообще что за девушку он видел. Его голова была пуста, лишь этот стук стрелок циферблата… бил по голове, лишь он шел в такт быстрому, даже стремительному шагу, что ускоряется и ускоряется с каждым шагом. А чрез миг, когда пришло сознание, стоял он подле книги, лежащей мирно на земле, а голове лишь стук, но на этот раз появилась и мысль: «Что я здесь делаю?…»
Дневник был уже у него в рюкзаке, тихо покоясь в толще прочносшитой ткани, но в голове лишь продолжал бить циферблат, но уже тише, с каждым ударом стрелки всё тише и тише. Урок, разговоры, что окружали его. А затем крик, раздавшийся невольно, заполонив весь класс. Его крик, что так жестоко прошелся по всем без исключение, а в ответ лишь вопрос, разрывающий кромешную тьму, кромешную тишину, что схожа со смертью. – У тебя всё хорошо? – спросила вдруг девушка, молодая учительница, стоящая у доски.
«Хорошо?… Ведь только что я был там… в парке, поднимая дневник?! Где я?…» – думал он, отпуская пряди коричневых волос. – Да, Татьяна Владимировна, всё хорошо… – изрек он немного тревожно, но начиная успокаиваться.
– Выйди, пройдись немного. – сказал учитель, указывая на дверь.
«Что произошло?…» – думал он, устремляясь к двери, пока в классе царила тишина. Вдруг стук циферблата подле двери, остановка тела на мгновение, взор и карие глаза, наполняющиеся страхом… «Что происходит?…» – думал Джейк, выходя стремительно из класса. Наконец-то его отпустило…
Для паренька были характерны подобные выпады. Случалось это из-за психологический триггеров, синдромов, даже порой переходили они и на психозы. Дело было гиблое, глупо отрицать, но он верил, что однажды это всё закончится, но со временем становилось только хуже и хуже… Он чувствовал как время, отрывая кусок за куском от белого, молодого тела, пожирает его, пережевывает, но ещё не выплевывает, а проглатывает. Время, словно жестокий рай для нищих, есть замена деньгам. И когда бог смерти – Хронос возжелает, выплюнет химера твой кусок, ведь тело полно яда, чувством неизбежности, потерянности и погибели. Ведь все мы жаждем время, но меняем его на деньги…
Глава II
Сегодня начался один из самых периодов: потеря, но чего? Ежели нечего терять, то чего бояться? Смерть она неизбежна, она ждет за углом, она ждет в петле, в револьверном барабане, она ждет в ванной, на кухне, да везде, она ждет твоих объятий. Но сердцем, горячо, взирая в грустные глаза молит, лежа на коленях: «Одумайся, живой!». И зеркало разбитое в осколки, что забрызгано кровью сполна, и тело, что раздирает жажда, но не смерти, а любви. Но некого любить, ведь сам себя ты в зеркале не видишь.
Дневник забыт, пылиться в толще рюкзака, время тикает, не останавливаясь, смерть стоит на породе, ожидает. Тик-так… тик-так… время утекает из под тела, словно кровь. Руки в бинтах, замаранные бордо, и всё так хочет выйти из тебя наружу, так чего ты ждешь сейчас? Те, что позовут на вечер, где забудешься на век.
– Джейк, привет. – раздался голос из трубки телефона. Молчание в ответ, словно говорит автоответчик. – Ты пропал в среду, всё нормально? – спросит голос мужской, мягкий, что так радует уши. Дом, сжимая стены, окружает тело, лишь голос этот, заглушая стук часов, продолжает говорить. – Если ты не в порядке, дай знать.
– Нормально, держусь. – ответил холодно Джейк.
– Окей, супер. Сегодня уже воскресенье, завтра конец учебы. Ты хочешь сходить с нами, повеселиться, развеяться? Хоть немного. Может лучше станет.
И вдруг глаза наполонила кровь. – Я пойду. Когда, во сколько и куда?
– Будь готов, мы тебя заберем, не беспокойся. Поедем в дом одной девочке, там расслабимся, повисим немного, в общем, всё супер будет, обещаю. Тебе надо отойти, тебе алкоголь поможет, может девочки, не имеет значения.
Джейк издал непонятный звук, что напоминал что-то животное, а далее положил трубку.
Вновь тишина. Матери дома не было, работа, смена, приходит ночью. Поэтому дома царила тишина… но нет, это было молчание, как у Андреева, это был ужас, что бьет по ушам вновь и вновь, стрелка жестоких часов. Они летели, дорогие, фамильные часы, летели, устремляясь в белую голую стену, по которой виднелись пошарпанные от бедности, от старости обои, что изредка сдирались рукой юноши. Они летели, разбиваясь, осыпая полы, разбивался циферблат. Часы и стрелка… нашли себе конец. И нет больше звуков, лишь тишина, лишь полное отстранение, обнимая подушку, утопаешь ты в себе. Готов лить слезы, но не можешь, ведь израненное тело перестало рваться в бой.
Наконец грянуло утро, разбудив жестоким звонком, разбудившим от глубокого и несчастного сна, что мозг тебе вспомнить и не дал, но хранит в тебе страх по прежнему, хранит, ведь хочет лучшего для тебя.
– Да? – промолвил Джейк, почувствовав успокоение, свободу, будто ни в чем не бывало.
– Мы заедем через час, собирайся. Едем с ночевой, возьми алкашки, сколько есть, деньги, всё, что можешь в общем.
Джейк вспомнил, что живой, что день вернулся, но не было уж так плохо, как было вчера. Плохое ощущение, ощущение конца счастливых, хоть было вовсе всё наоборот, грёз. – Хорошо… – ответил юноша, поднимаясь из толще одеяла и мягкой кровати.
Мать оставила завтрак на плите, оставила еду в холодильнике и денег на карманные расходы. Было чем наесться, было проще, чем вчера. Засыпать голодным ведь так просто…
– Руки по-прежнему разбивает дрожь… – молвил он, не в силах начать есть. Но даже так, касался еды зубами, роняя большинство обратно в тарелку. Засыпал он мимолетом, но лучезарные лучи яркого солнца, освещали мгновение. Стало проще, но не надолго, дале снова холод, даже вновь уныние.
