Как-то ночью я телефонировал Джерри – из Алжира в Вавилон, и он отжигал в трубу почти так же, как отжигает в этой книге… и так же, как отжигает в жизни. Издав этот труд, дитя Америки предстает перед судом страны. Читая его, она будет ошеломлена, узнав, что, по сути, это Америка предстает перед судом своих отпрысков. И дети вынесли Америке вердикт. Они кричат, требуя ее смерти.

Понеслась!

Вся власть народу!

Элдридж Кливер

Алжир

4 ноября 1969

Я – дитя Америки.

Если я когда-нибудь окажусь в камере смертника за мои революционные «преступления», в качестве последнего ужина я закажу гамбургер, картофель фри и «коку».

Меня прикалывают большие города.

Я люблю читать спортивные и светские колонки, слушать радио и смотреть цветное ТВ.

Меня прет от супермаркетов, громадных торговых центров и аэропортов. Я чувствую себя в безопасности (необязательно будучи голодным), когда вижу один из ресторанчиков Говарда Джонсона[22] у магистрали.

Я тащусь от голливудских фильмов, даже от плохих.

Я знаю только один язык – английский.

Я обожаю рок-н-ролл.

Я коллекционировал карточки с бейсбольными игроками, когда был ребенком, и мечтал играть на второй базе за Cincinnati Reds, команду моего штата.

У меня появилась машина, когда мне исполнилось шестнадцать, после срыва первого экзамена на вождение и недельного ожидания второй попытки в слезах.

Я пошел во что-то наподобие средней школы, для поступления в которую нужно сдать тест.

Закончил ее с очень низкими оценками.

Однокашники называли меня самым «занятым» старшеклассником.

У меня была короткая-короткая стрижка.

Я врубался в «Над пропастью во ржи».

Прыщей у меня не было.

Я стал молодым репортером-асом Cincinnati Post и Times-Star. Сан, главный редактор, говорил:

– Однажды ты станешь охренительным репортером, может, даже лучшим репортером, когда-либо работавшим в этом городе.

Мне нравился Адлай Стивенсон[23].

Мой отец водил грузовик с хлебом, а позднее стал секретарем в Союзе хлебобулочных шоферов. Он рубился от Джимми Хоффы[24] (как и я сейчас). Умер от сердечной недостаточности в возрасте 52 лет.

У моей матери было высшее образование. Она играла на пианино. Умерла, когда ей было 51, от рака.

Я заботился о брате Джиле с тех пор, как мне исполнилось 13.

Я увернулся от призыва.

Пошел в Колледж Оберлина, где проучился год, закончил Университет Цинциннати, провел 1,5 года в Израиле и начал учиться в Калифорнийском Университете в Беркли.

Благополучно оттуда вылетел.

Я выпал из Белой Расы и Американской Нации.

Я просекаю всю крутость свободы.

Я люблю курить траву.

У меня нет ни пиджака, ни галстука.

Я живу ради революции.

Я – йиппи!

Я – сирота Америки.

Новые левые расправили плечи. Предсказанные отмудоханные дети из придурковатого припева Элвиса.

На поверхности мир 1950-х был безмятежен, как Эйзенхауэр. История к обложке «Мне нравится Айк», авторитет и достаток.

За красивой витриной молчаливые люди матюгали цепи, сковавшие их души. Латентная драма подавления эмоций и недовольства.

Америка угодила в капкан собственных противоречий.

Папа глядел на свой дом, машину и красиво подстриженный газон возле них. Он был горд. Всю его жизнь определяло имущество.

Он пытался учить своих детей: твердил – не делать ничего, что могло бы отвлечь нас от пути к Успеху.

работай не дурачься

учись не тунеядствуй

подчиняйся не задавай вопросов

вписывайся не выделяйся

мысли трезво не принимай наркотики

зарабатывай деньги не сей ветер

Нас воспитывали в догмах самоотречения: нам талдычили, что ебаться плохо, потому что это аморально. Что залетевшая телка стоит на пути к Респектабельности и Успеху.

Нас предупреждали, что онанизм приводит к сумасшествию и угрям.

Мы смущались. Мы не могли врубиться, зачем нужно вкалывать с утра до ночи ради покупки дома большей площади. Или более крупных машин. Или филигранно подстриженных газонов.

Мы сходили с ума. Терпеть было уже невмоготу.

Элвис Пресли отымел Айка Эйзенхауэра, пронзив наши юные, неспокойные, скованные сердца своим голосом. Энергия тяжелого животного рока ставила нас на дыбы, заводной ритм давал волю подавленным страстям.

Музыка, освобождавшая дух.

Музыка, сплотившая нас.

Бадди Холли[25], The Coasters[26], Бо Диддли[27], Чак Берри[28], The Everly Brothers[29], Джерри Ли Льюис[30], Фэтс Домино[31], Литтл Ричард[32], Рэй Чарльз[33], Bill Haley and The Comets[34], Фабиан[35], Бобби Дэрин[36], Фрэнки Эвалон[37]: все они подарили нам жизнь/бит и освободили.

Элвис велел нам раскрепоститься!

Культура богатеев, произведя авто и авторадио для каждого семейства среднего класса, подарило Элвису базу для вербовки.

Пока радио в машинах у передних сидений рокотало «Turn me loose»[38](«Дай мне оттянуться»), дети на задних сидениях срывались с цепи. Немало вечеров мы провели на темных и пустынных дорогах, изгаляясь под ритмы тяжелого рока.

Заднее сиденье породило сексуальную революцию, а радио в машине стало инструментом диверсионной деятельности.

Отчаянные родители использовали разрешение на вождение машины для демонстрации силы:

– Если ты не будешь слушаться, ты не получишь машину на субботний вечер.

Это было беспощадным оружием, разившим наши половые железы и возможности совместного времяпрепровождения.

Заднее сиденье стало первым полем боя в войне поколений.

Рок-н-ролл обозначил начало революции.

Че стоял перед нами в зрительном зале Министерства труда. Он оказался ниже, чем мы ожидали, – около 1,77 метра. На нем была униформа оливкового цвета. В кобуре красовался револьвер. Он крепко и весело обнял нас.