После сорока у некоторых наступает то, что принято называть кризисом среднего возраста. У кого-то – раньше, у кого-то – позже. Плюс-минус лет пять. Переоценка жизненного опыта начинает доходить до сознания постепенно, обрастая всё новыми подробностями, словно горный сель, усиливающийся вниз, к долине, вбирающий в себя камни и обломки, которые смел по пути.

Кризис настигает не торопясь, не резко. Не бывает так, что человек вечером лег спать абсолютно довольный первой половиной прожитой жизни, а утром проснулся в смятении. Нет, это коварное эмоциональное чувство обволакивает медленно и основательно заселяется в мятущейся душе, как переселенец, приехавший на ПМЖ со своим багажом.

Вот и Никиту Грачева, которого друзья называли Боцманом, или Босуном на английский лад, накрыл этот злодейский кризис среднего возраста, после того как он отметил свое сорокатрехлетие в местечке под названием Кампоамор – райском уголке в самой южной точке средиземноморского побережья Коста-Бланка.

Южноиспанское утро, как, впрочем, и всегда в середине мая, выдалось прекрасным. Небольшие разрозненные облачка, плывущие высоко в небе, не закрывали ослепительно яркого солнца, встающего над горизонтом. Оно отражалось многочисленными бликами в едва тронутой рябью, кристально чистой воде морского залива. Легкий, почти неуловимый утренний ветерок приятно освежал перед наступлением дневной духоты.

Никита имел привычку плавать в заливе каждое утро, кроме, пожалуй, штормовых дней и пары месяцев недолгой средиземноморской ветреной зимы.

Вот и сейчас он, пройдя босыми ногами по мелкому, с золотым отливом песку малолюдного пляжа, нырнул в прозрачную, лазурно-голубую воду и поплыл не торопясь.

Всё это Никита проделал под завистливые взгляды двух нудистов-иностранцев, которые наблюдали за ним, распластав на пестро окрашенных полотенцах свои незагорелые, розово-рыжие, по-женски сложенные тела. Единственное, что указывало на их принадлежность к мужскому полу – это наличие бритых причиндалов, которые они бессовестно выставили под яркое испанское солнце, ничем не прикрывая.

Глядя, как широченные плечи Никиты удаляются от берега под взмахами его крепких рук, нудисты мечтательно вздохнули и, надев наушники, принялись слушать клубную музыку, потеряв всякий интерес к пловцу.

В море неподалеку виднелись силуэты нескольких красавиц-яхт и белоснежных катеров, держащих курс вдоль берега. Они опасались приближаться ближе из-за острых скал и камней, опоясывающих рукава залива, и поэтому совсем не мешали Никите неспешно плыть, погрузившись в свои воспоминания и мысли, охваченные коварным кризисом среднего возраста.

Несомненно, для его наступления были скрытые причины! Казалось бы, что у Никиты, уроженца сельской местности Вологодской области, всё в жизни сложилось удачно. Ему не пришлось стать трактористом, как его деду, отцу и дядьям, вынужденным от заката до рассвета пахать в прямом смысле этого слова, обливаясь потом в жару и кутая в варежки мерзнущие руки в стужу. Да еще и получать за этот сверхтяжкий труд сверхсмешные деньги. Никиту Бог помиловал, предоставив ему другую дорогу в жизни.

Поначалу-то было у него всё, как у всех его родственников по мужской линии, за последний век по крайней мере. Одна дорога – из вологодской глуши в районный военкомат после достижения восемнадцати лет. С той разницей, что обоих дедов в войну записали в танкисты и попали они в самое пекло на фронт прямо со сборного пункта. А оттуда вернулся только один – дед Саня, да и то без одной руки. Но он научился управлять трактором не хуже других мужиков, у которых обе руки были на месте.

Отец Никиты и два его дядьки служили срочную уже в мирное время. Вернувшись после армии в родной колхоз, пошли по стопам Грачева-старшего в трактористы. Исправно пахали. Вставали с петухами и ложились спать с закатом.

По редким, особенно в летне-осеннее время, выходным топили баньку и, приняв на грудь по пол-литра, пели песни, иногда, как водится, били морды односельчанам. Благо, что Бог здоровьем всех Грачевых не обидел.

Такая круговерть тянулась из года в год, пока не наступили лихие девяностые. В колхозе не было крутых разборок, переделок сфер влияния и заказных убийств, обычных для российских городов того времени. Лихие годы в отношении колхоза имени Калинина означали наступление лиха, то есть несчастливой судьбы. Колхоз, некогда богатый, стал хиреть. Техника простаивала из-за нехватки топлива. Денег не стало совсем: не только на зарплату, но и на покупку семян и саженцев.

Отец Никиты с братьями и племянниками продолжали больше по инерции ходить на сельскую МТС, где одиноко и без дела стояли их старые трактора. Ходили туда и сами не понимали зачем, по какой причине.

Тяжкие настали времена. Ни работы, ни денег. И если бы не огороды при каждой избе в селе, вообще пришлось бы положить зубы на полку.

Но потом, через пяток лет таких мытарств, как-то всё устаканилось и пошло на лад. Нашелся хозяин с толстым кошельком, и ближе к концу девяностых колхоз стал превращаться в агрофирму, где у всех опять появилась работа.

Дед Саня был уже давно на пенсии. А вот отец Никиты с его дядьями пересели в новенькие, пахнущие заводской краской «Беларусы» и продолжили пахать, как и раньше, от рассвета до заката.

Никиту мало коснулись проблемы колхоза. Ему в самом начале девяностых прислали повестку, как и другим восемнадцатилетним пацанам. Отгуляли по обычаю проводы всем селом и утром следующего дня покатили в районный центр на военкоматском уазике.

Батя, смурной еще после вчерашнего застолья, собрался с мыслями и дал Никите напутствие перед самым его отъездом:

– Ты, Никитка, служи как надо! Времена сейчас смутные, непонятные. Все тянут на себя одеяло в разные углы. Че из этого выйдет, хрен знает! Но родина у нас, Никитка, одна! И в любые времена находились путевые люди, которые верно ей служили. Вот и ты защищай ее честно! Как это делали все Грачевы до тебя! Не посрами семью!

Никакой патетики и фальши в словах бати вовсе не было. Он на самом деле думал так, искренне любя родину, как, впрочем, и все Грачевы разных поколений.

Никита и не посрамил семью, успев даже повоевать, как и его дед Саня. Был он от природы крепким малым. Доставшиеся ему от отца широченные плечи, помноженные на разряд кандидата в мастера спорта по самбо, которым он занимался с шести лет, повлияли на его распределение в районном военкомате.

И отправили налысо стриженного сельского пацана на самый запад страны, в Калининградскую область, в учебку 336-й отдельной гвардейской бригады морской пехоты Балтийского флота.

Потом уже старшина второй статьи ПДСС (подводных диверсионных сил и средств. – Примеч. авт.) Никита Грачев пересек моря и Атлантический океан на борту военного судна и оказался у берегов Анголы. Там не раз пришлось рисковать жизнью в противодействии подводным диверсантам-коммандос из ЮАР.

После окончания срока срочной службы Никита не стал возвращаться в родное село, чтобы сесть за руль трактора и продолжить династию Грачевых. Он нашел себя здесь, в боевом строю морской пехоты, где приходилось честно защищать родину на ее самых дальних рубежах, как когда-то напутствовал его батя.

Вот и остался Никита на сверхсрочную, где уже в звании мичмана в составе отдельного батальона был переброшен в начале 95-го года в Чечню.

Тогда-то, во время первой чеченской, окончательно сформировался и закалился его характер. Батальон морских пехотинцев участвовал в боевых действиях по ликвидации боевиков в горных районах. Они освобождали от бандитов населенные пункты Шали, Сержень-Юрт и Ведено. Теряли своих братьев убитыми и ранеными. Но никогда не бегали от бородатых ваххабитов, честно и верно выполняя свой воинский долг.

Мичман Грачев вернулся в расположение своей части в июне 95-го. Прослужил там еще семь лет и заскучал. Точнее сказать, понял, что ему чего-то стало не хватать в жизни. Вроде бы в армии и флоте уже начались перемены к лучшему. Понемногу стали расти зарплата и, что главное, уважение к нашим военным. Но всё это было не то!