Интересно, она вспомнит об этом постыдном разговоре? К черту все… Устало тру лоб и складываю бумаги в папку – займусь этим дома. Выключаю лампу и поднимаюсь с места. В кармане гудит телефон… Маша не может звонить, она привыкла к особенностям моей работы, а значит это… Весна.

Щурюсь, вычленяя цифры на экране – надо запомнить ее номер наизусть – и отвечаю:

– Весна, привет. Прости… Меня срочно вызвали на службу, я не мог позвонить.

– Как ты мог? – ее голос звучит хрипловато. – Кхе-кхе… Я чуть с ума не сошла. Зачем ты забрал Алешу у Ильи?

– Ты почему не спишь? Полночь на дворе. Ингаляции сделала?

– Костя! – бурчит она, а я улыбаюсь как дурак, сраженный воспоминаниями. Сбитый ими, как огромной морской волной… Девять лет назад мы не так разговаривали, совсем не так. И я чувствую, что она тоже думает об этом… Вспоминает…

Погружается в опасное прошлое, как в ледяной колодец и зябко ежится, как от ожога.

«Вёсенка, я тебя съем. Любимая моя, нежная… Ты и есть Весна. Потому что я словно родился заново, расцвел, как сухой побег».

«Ну что ты выдумываешь, Духин? Так уж Весна? А я всегда ругала родителей за это дурацкое имя!»

«Вёсенка… Вёся… Я так скучаю. Даже есть не могу. И спать… Скорее бы вернуться к тебе».

– Прости, Весна. – Прерываю наше затянувшееся молчание. – Я хотел как лучше, к тому же этот Илья не умеет варить суп. Чем бы он ребенка кормил?

– А… твоя жена не против? И дети…

– У меня их нет. – Отвечаю твердо. Весна молчит, сдерживает любопытство, хотя ей, безусловно, интересно, почему?

– Так жена не против чужого мальчика в доме?

– Он мой сын, Маша все поймет и смирится.

– Маша, значит? – фыркает Весна. – Что же ты майор Духин, передумал делать тест?

– Я разул глаза, Весна Валерьевна. Последовал вашему совету. Так что смирится придется и тебе – я собираюсь участвовать в воспитании мальчика.

– А Илья тебя не смущает? Он мне предложение сделал.

– Нет. Женитесь на здоровье.

Голос звучит равнодушно и твердо, а сердце… Оно бьется так громко, что я его в перепонках слышу. Рвется наружу немым протестом, как будто кричит: «Ты дурак, Костя! Ты идиот! И все делаешь неправильно. Не-пра-виль-но! Послушай меня, слепец! Хоть раз засунь обиду поглубже и послушай меня… Ты же хотел ее тогда вернуть, дурак? Но снова доставал проклятые фотографии, где она с другим, и отступался от стремления. Хотел поговорить? И опять эти фотографии… Ты подкармливал ими обиду и боль и боялся посмотреть правде в глаза. Боялся выглядеть слабым и отвергнутым – вот причина! Ты трус, Костик. Так и знай – трус. И не мужчина».

– Хорошо. Значит, выпишусь из больницы, и подадим заявление. Научу Илью суп варить и…

– Весна, прямо сейчас я пересматриваю дело твоего отца. – Решаюсь сменить тему от греха подальше.

– Правда? – оживляется она. – И что? Какие у тебя мысли?

– Я приеду завтра к тебе и задам несколько вопросов.

– Конечно, приезжайте. Костя, ты мне можешь дать номер телефона Марии, я бы хотела ее лично поблагодарить и…

– Д-да, – зависаю на мгновение, сбитый с толку вопросом Весны. Почему-то мне не хочется их знакомить, сам не понимаю, почему? – Скину в сообщении. Весна, а как узнали о преступлении, в котором обвинили генерала?

– Анонимка, Костя. Автор так и остался неизвестным. Разве ее нет в материалах дела?

– В тех, что передали в мое управление, нет.

– Узнай, пожалуйста, у кого она сохранилась? Ее же не могли…

– Конечно, нет. Узнаю, Весна. Спи, давай…

– Пока.

– Пока, Вёсенка… – шепчу в динамик, из которого рвутся глухие короткие гудки. Больно… Почему же так, а? Не думал, что наше общение будет таким болезненным – нормальным только внешне, а внутри… Меня словно через мясорубку прокручивают. Закрываю дверь кабинета и, минуя темный коридор, прощаюсь с дежурным. Выхожу на улицу, сую дрожащие пальцы в карман, вынимаю сигареты и жадно закуриваю.

– Ну здравствуй, Константин Андреевич. – Звучит совсем рядом недовольный голос.

Тень за спиной двигается. Я инстинктивно накрываю ладонью табельное оружие.

– Тише, тише, майор, свои.

Ванька Малеев! Надо же – старый друг. Простой, искренний, добрый увалень.

– Ванька, ты? Иван Иваныч, ну ты и пузо отрастил! – обнимаю Ваню, отбросив сигарету в сторону.

– Ты Вёсю напугал, нехорошо это, брат. – Пыхтит он, приосаниваясь и оглаживая полы куртки. – Я так и понял, что на работу вызвали, сразу сюда поехал, да не пустили.

– Все хорошо, Вань, мы поговорили уже. Я виноват, знаю.

– Может, выпьем, брат, ты как?

– Не сегодня, Вань. Устал, да и… сын у меня.

– Хорошо, ты номер мой запиши, Кость.

Мы останавливаемся под уличным фонарем. Ванька старательно диктует цифры.

Весна.

Солнечный лучик игриво скользит по лицу, а ноздри щекочет аромат сирени. А еще, пожалуй, больничной каши. Медленно разлепляю глаза и лениво потягиваюсь. Прав был Духин – надо спать по ночам, а не ждать, пока всякие напыщенные начальники соизволят ответить на звонок! Я до ужаса хочу выписаться. Колоть антибиотики мне могут и в хосписе, да и ингалятор там тоже имеется. На дворе почти лето, а я валяюсь в больнице, как тыква! Поднимаюсь с постели, опускаю ноги в тапочки, купленные Костей, завязываю в узел пояс халата, который тоже купил Костя… Костя, Костя! Черт бы его побрал – майора Духина! Как, интересно, мне сыну про отца говорить? Наверное, стоит это с Костей обсудить? Версию, так сказать, исчезновения и внезапного триумфального возвращения.

Сестра-хозяйка тащит тележку по коридору и громко кричит, зазывая пациентов на завтрак. Чищу зубы, заплетаю волосы в узел на макушке и бреду в столовую.

А в палате меня встречают знакомые голоса… Алешка и Костя. От неожиданности я едва не роняю грязную тарелку.

– Тише, тише, Весна. Давай помогу. – Костя решительно встает с пластикового стула и забирает тарелку из моих рук. И чашку тоже. Черт… Молча подходит к раковине и моет посуду. Понимаю, военному человеку не привыкать к труду, но выглядит это до ужаса мило… Трогательно.

– Мамуль, как ты чувствуешь себя? – обнимает меня Алешка. Чисто одетый, причесанный и, в чем я почти не сомневаюсь, сытый. Стараниями чужой жены и… любимой женщины. Это еще одна причина, почему я хочу поскорее сбежать из больницы…

– Все хорошо, сынок. Кость, спасибо. – Говорю Духину в спину. Широкую, сильную, надежную и… чужую…

– Весна, ты ложись, не стесняйся. Тебе надо отдыхать больше, – деловито произносит Костя, вытирая руки кухонным полотенцем. – Мы тебе еды домашней принесли. Да, Алешка? Маша блинов напекла утром и бульон куриный сварила. С петрушкой, как ты любишь.

Я оседаю на постель, с трудом сохраняя непринужденный вид. В папашу решил поиграться? Да и еще и Маша эта… своих детей нет, они решили готовым сыном обзавестись? Кажется, у меня лицо пульсирует от прилившей крови. Ярость плещется внутри, как гремучая смесь – даже во рту становится горько.

– Алеша, сынок. Сходи-ка купи маме шоколадку. – Нашариваю в сумке сторублевую купюру и протягиваю сыну.

– С орешками, мам?

– Да.

Алешка хватает деньги и выходит в коридор. Я с трудом сдерживаюсь, слушая, как удаляются его шаги. Складываю руки на груди и набираю в легкие побольше воздуха…

– Весна, не злись. – Опережает меня Костя. – И не делай из мухи слона. И не выдумывай всякую чепуху… Мы совсем не хотим заполучить готового сына. Если хочешь знать, Маше приходится не так-то просто. Принять все это…Она ревнует.

– А… есть повод? – вспыхиваю, нервно отирая лоб. – Ты сказал ей, что я предательница? И что ты меня всей душой ненавидишь? Не прощаешь. И что…

– Хватит, Вёся. – Отрезает Костя. Отводит взгляд, а я замечаю, как багровеют его щеки. Смущается? Неужели?