И тут Рэйвен увидела, как из банка выходит Алексий через вращающуюся дверь. Где же были вооруженные охранники бронемашины?
Женщина поравнялась с ней, с трудом толкая коляску и удерживая за руку малыша. На углу ребенок вырвался.
Мать закричала:
– Тино! Нет! Нет!
Мальчик выбежал на улицу.
О боже! Водители на скорости не увидят ребенка. Рэйвен соскочила с мотоцикла и бросилась за мальчиком. Уворачиваясь от машин, она поймала его. Взяла на руки пихавшееся дитя и прижала к себе. Он заехал рукой ей по шлему, едва не сорвав с головы, но она быстро поправила его.
Рэйвен донесла ребенка до тротуара и передала матери.
– Такой красивый мальчик. Хотела бы я…
Женщина влепила карапузу оплеуху.
– Плохой мальчик!
И она потащила его за собой, выворачивая руку.
«…видишь? вот она, благодарность, сестренка, тупые мамаши не заслуживают детей. сосредоточься на своей задаче. от этого зависит твоя жизнь…»
Снова оседлав мотоцикл, она глянула в зеркальце заднего вида и поправила черный парик под шлемом.
В этот момент Алексий натянул на лицо маску из лыжной шапочки. Охранник – рука на кобуре – вышел из вращающейся двери. За ним шел другой, неся сумку с деньгами.
Рэйвен нажала педаль газа, прогревая двигатель.
Алексий вынул пистолет. Первый охранник повернулся, и Алексий застрелил его. Другой охранник выронил сумку с деньгами и лег на землю лицом вниз. Алексий застрелил и его.
Рэйвен вздрогнула, услышав сигнализацию.
Алексий схватил сумку и припустил через улицу. Он вскочил на сиденье за Рэйвен, сжимая одной рукой сумку с деньгами, а другой обхватил ее за талию. Она почувствовала, как сбоку к ней прижался его пистолет. Она выжала газ, и «Харлей», взревев, сорвался с места.
– Я удивилась, когда ты убил охранников, – прокричала она сквозь ветер. – Я от тебя не ожидала.
– По-другому никак!
Вниз по улице. Повернуть на первом перекрестке. Перестроиться в следующем квартале и еще раз в следующем. Когда она остановилась за белым фургоном, перед глазами все плыло. Алексий спрыгнул и открыл задние дверцы. Закинув внутрь сумку, он разложил трап. Она заехала на мотоцикле в фургон и выпрыгнула назад. Алексий убрал трап и закрыл дверцы. Затем залез в кабину и сел за руль.
Рэйвен оглянулась. Никто их не преследовал. Чувствуя головокружение, она заскочила на пассажирское место. Сорвав шлем, она прислонилась головой к его плечу.
– Слава богу!
Алексий убрал пистолет в карман куртки и приобнял ее свободной рукой. Она тяжело дышала, пока он осторожно вел фургон назад в центр Афин, мимо запруженной Плаки, где туристы облепили летние кафе, читая газеты и потягивая напитки.
Алексий проехал мимо хаты и, обогнув квартал, подъехал к автомастерской Теодора.
Он посигналил, и дверь приоткрылась. Толстяк в маске огляделся и подал знак входить. Алексий поднял сумку с деньгами.
– Вот наличка для МЕК. Девчонка просто чудо. Видел бы, как она водит мотоцикл…
Когда они вошли, толстяк опустил гаражную дверь. Открыв сумку с деньгами, он вынул пачки стодолларовых банкнот в обертках банка «Афины». Он повернулся к соседнему кабинету и сказал:
– Ждите здесь.
От запаха машинного масла ее подташнивало. Она поскользнулась на грязном полу, но Алексий подхватил ее и притянул к себе.
Она опустила глаза.
– Это твой пистолет уперся мне в тело?
Он запрокинул ей голову и просунул язык между губ. Она закрыла глаза. Ее целовали раньше, но никогда еще так. Он отстранился, но она прильнула к нему.
– Сейчас не время, – прошептал он. – Когда будем одни.
Он взял ее за руку и провел в ту комнату, куда прошел толстяк с деньгами.
Несколько мужчин в лыжных масках воскликнули:
– С именинами!
Посередине стола стоял белый торт с надписью, выведенной шоколадом: «НИККИ – НАША ПЕРВАЯ СОРАТНИЦА».
И в центре торта единственная свечка.
– Кто такая Никки? – спросила Рэйвен.
Ей ответил высокий человек с одной рукой:
– Это ты.
Между остальными протиснулся мужчина с костылем, который пытался изнасиловать ее в первый день.
– Это мой отец, – сказал Алексий.
– Рада познакомиться, – выдавила она.
– Сегодня твои именины, – сказал он, и его мрачный голос заставил ее напрячься. – С этого дня твой позывной Никки.
– Но сегодня не мой день рождения.
– Мы, греки, не придаем особого значения тому, когда кто родился. Тебя поздравляют в день вознесения святого, по которому тебя назвали.
– И кто мой святой?
– Святой Николай.
Санта-Клаус… Ей представилась рождественская елка во дворе Уэйбриджского университета и припев «Колокольчиков». Она прикусила язык.
Каждый подошел к ней и вручил какой-нибудь подарок: солнечные очки, свитер, головной платок, полуботинки. Невысокий человечек, держа в руках потешную греческую гитару, похожую на вазу с одной стороны, забренчал и пропел мягким голосом:
О, прекрасная Никки,
С налитыми солнцем волосами
И глазами, голубыми, точно море.
Я, Йорго, приветствую тебя средь нас
В день твоих именин.
Она захлопала в ладоши. Не снимая маски, он поцеловал ее в обе щеки. Его примеру последовали остальные. Когда к ней приблизился человек с зубочисткой, торчащей из маски, она отпрянула.
– Мы зовем его Зубочистка, – сказал Алексий, – потому что он никогда не выпускает ее изо рта.
– Он собирается всадить ее мне в лицо?
– Ни за что, товарищ Никки, – сказал Зубочистка.
Вынув зубочистку, он поцеловал ее в обе щеки через маску, затем вернул зубочистку на место, кивнул и отошел.
– Он оказал тебе честь, – сказал Алексий. – Это первый раз, когда я увидел его без зубочистки.
Остальные рассмеялись.
Зазвонил мобильник Алексия. Приняв звонок, он перестал улыбаться. Кивнул несколько раз.
– Да, конечно, – сказал он и выключил телефон. – Мне сейчас надо идти.
Она схватила его за руку.
– Куда мы пойдем?
– Ты останешься здесь.
– Возьми меня с собой.
– Я вернусь позже. Нужно встретиться кое с кем.
– С женщиной?
– Ты моя единственная женщина. Зубочистка отвезет тебя на хату. Я вернусь ближе к ночи.
Когда он вышел, она прикрыла рот ладонью. Дверь закрылась за ним. Все смотрели на нее. Не показывай им, как тебя обступает тьма всякий раз, как он уходит. Отец Алексия шагнул к столу и зажег единственную свечку на торте. Рэйвен отпрянула.
– Что такое?
– Огонь меня пугает.
Сильные пальцы взяли ее за загривок.
– Мы тебя вылечим. Загадай желание и дуй.
Она подавила желание отбрыкнуться от него, когда он наклонял ее к колыхавшемуся огоньку. Она закрыла глаза и пожелала, чтобы Алексий спас ее от огня. Открыв глаза, она увидела, к своему удивлению, дымящийся фитиль, хотя была уверена, что не дула. Она подумала: «Как же так, ты задула мою свечку, сестренка?»
«…это моя свечка, дура. после стольких сраных лет я наконец получила собственное имя. осточертела мне эта «сестренка», теперь зови меня «никки»…»
Глава шестнадцатая
Дуган сошел с трамвая на площади Омония[9] и огляделся. Окружающее пространство ничем не напоминало ту помойку, которую он помнил по своей поездке с бывшей женой и сыном. Из-за угла показались деловитые подметальные машины. Ну, разумеется. Афины активно готовились к Олимпийским играм 2004 года. Но каким станет это место после того, как разъедутся международные гости?
Он прошел к офису «Американ-экспресс» и остановился, глядя, как двое рабочих в комбинезонах отскребают красное граффити с мраморной стены. От надписи оставались только отдельные буквы: «…айтесь дом… амер… и турки ублю…». И он поразился вошедшему в поговорку греческому гостеприимству. Должно быть, это древнегреческий стереотип, оставшийся с тех времен, когда люди опасались, что любой чужестранец может оказаться богом, сошедшим с Олимпа в человеческом обличье.