– Спасибо, – говорит она. – Я позвоню тебе и сообщу, рвет ли она на себе волосы. Увидимся завтра за обедом?

– Да, я приду. И у нее будет целый день, чтобы успокоиться.

Мы заканчиваем разговор. Я застреваю на красном светофоре на пустой улице.

В буквальном и переносном смысле.

Мой отец умер, когда мне было всего четырнадцать. Вскоре мама снова вышла замуж. Меня это не удивило. И даже не расстроило. Отношения между родителями всегда оставляли желать лучшего. Нет, наверное, вначале у них все было хорошо, но к тому времени, когда я достаточно повзрослела, чтобы понимать, что такое любовь, я уже видела, что между ними ее нет.

Думаю, что оба раза мама выходила замуж не по любви. От спутника жизни ей всегда требовались в первую очередь деньги. Отчим покорил ее не столько своими личными достоинствами, сколько пляжным домиком на Кейп-Коде.

Вопреки ее гардеробу и манере поведения, мама не из богатых. Она выросла в Вермонте, в довольно стесненных условиях – вторая по возрасту из семи детей. За отца она вышла замуж, когда он был умеренно богат, и после того, как родились мы с сестрой, она потребовала, чтобы он купил ей дом в Олд-Гринвиче, штат Коннектикут. То, что ему приходилось работать вдвое усерднее, чтобы позволить себе такую расточительную супругу, не имело значения. Думаю, на работе ему нравилось больше, чем дома.

После смерти отца в семье остались средства, но их было слишком мало, мама не могла вести образ жизни, к которому привыкла. Но вскоре она исправила положение. Они с отчимом поженились на частной церемонии всего через год после похорон отца. Ее режим экономии продлился менее восьми месяцев.

Хотя мы с сестрой выросли в богатом окружении, ни она, ни я не богаты и никогда не были богатыми. Все, что много лет назад оставил нам отец, мама давно потратила. А у отчима есть родные дети, которые после его смерти унаследуют все его имущество. Вот почему мы с Авой никогда не считали себя богатыми, несмотря на то, что росли и воспитывались среди состоятельных людей. И вот почему, окончив колледж, мы сразу же начали работать и самостоятельно оплачивать свои счета. Я никогда не прошу у мамы денег. Во-первых, считаю, что взрослой замужней женщине негоже сидеть на шее у родителей. А во-вторых, она никогда не дает просто так. Всегда с какими-то оговорками.

Конечно, время от времени она что-то делает для нас с Авой, и мы ей за это очень благодарны. Например, на прошлое Рождество она подарила нам по машине. А когда я окончила колледж, еще до встречи с Грэмом, она помогла мне найти квартиру и оплатила первый месяц аренды. Но чаще всего она тратит на нас деньги с пользой для себя. Например, покупает нам одежду, которую, по ее мнению, мы станем носить, потому что ей не нравятся вещи, которые мы приобретаем сами. Или дарит нам на день рождения абонемент в спа-салон, посещать который мы должны вместе с ней. Она может заявиться к кому-то из нас домой, раскритиковать нашу мебель, а через два дня после ее отъезда приезжает фургон с новой мебелью, которую она выбрала сама.

Грэм просто ненавидит подобные выходки. Он говорит, что подарок – вещь приятная, но целый диван – это уже оскорбление. Не то чтобы я не благодарна ей за все, что она для меня делает. Просто я знаю, что должна сама прокладывать себе путь в жизни, потому что, хотя деньги меня окружают, они не оттягивают мне карманы.

В частности, я всегда была благодарна ей за наши еженедельные обеды. Мы с Авой в обязательном порядке обедаем с мамой в загородном клубе недалеко от ее дома. Я терпеть не могу это место, но всегда рада побыть с Авой, и мы все же достаточно любим маму, чтобы ждать этих еженедельных обедов с нетерпением.

Но я подозреваю, что теперь, когда Ава переезжает в Европу, все изменится. Всю следующую неделю она будет готовиться к переезду, а значит, этот наш обед последний. Полнота жизни, которую она сейчас переживает, только подчеркнула мою опустошенность.

– А ты не сможешь каждую неделю прилетать на обед? – спрашиваю я у Авы. – А то как я, по-твоему, должна развлекать твою мать в одиночку?

Когда мы говорим о маме, мы всегда называем ее «твоя мать». Мы начали говорить так в шутку еще в старших классах, но теперь произносим это так часто, что в ее присутствии нам приходится следить за собой, чтобы не оговориться.

– Бери с собой айпад и вызывай меня по скайпу, – говорит она.

Я смеюсь.

– Не искушай меня.

Ава берет телефон, читает сообщение и аж подпрыгивает.

– У меня собеседование!

– Быстро, однако. А что за работа?

– Учительница английского в местной средней школе. Зарплата хреновая, зато, если я буду там работать, научусь ругаться по-французски и по-итальянски в два счета.

Рид зарабатывает достаточно, чтобы Ава могла не работать, но она всегда работала. Она говорит, что роль домохозяйки не для нее, и, думаю, именно это привлекло в ней Рида. Детей никто из них не хочет, а Аве всегда нравилось быть занятой, так что им это только на руку.

Иногда я завидую ее нежеланию иметь детей.

Если бы я не чувствовала себя такой неполноценной без ребенка, не было бы всех этих проблем в моей жизни и браке.

– Мне будет так странно без тебя, Ава, – говорит мама, занимая свое место за столом. Я заказала ей, как обычно, мартини с двойной порцией оливок. Она кладет сумочку на соседний стул и снимает оливку с зубочистки. – Даже не думала, что твой переезд так меня взволнует, – продолжает она. – Когда приедешь навестить меня?

– Я еще даже не уехала, – говорит Ава.

Мама вздыхает и берет меню.

– Поверить не могу, что ты нас покидаешь. По крайней мере, у тебя нет детей. Не представляю, что бы я чувствовала, если бы ты утащила от меня внуков.

Я усмехаюсь про себя. Такой мастерицы устраивать спектакли, как мама, я в жизни не видела. Не уверена, что она так уж жаждала быть матерью, когда мы с Авой были маленькими, и точно знаю, что она не спешит становиться бабушкой. Хоть эта черта ее характера мне на руку. Она не пристает ко мне по поводу детей. Только молит Бога, чтобы я не вздумала кого-нибудь усыновить.

Два года назад на одном из наших совместных обедов Ава заговорила об усыновлении. Мама сразу встала на дыбы.

– Квинн, только не говори мне, что ты готова воспитывать чужого ребенка, – сказала она. – С ним ведь могут возникнуть… проблемы.

Ава просто посмотрела на меня и закатила глаза, а потом отправила мне сообщение под столом: «Да, ведь с родными детьми никогда не бывает проблем. Твоей матери надо бы посмотреться в зеркало».

Я буду ужасно скучать по ней.

Я пишу ей: «Уже по тебе скучаю».

«Я еще здесь».

– Послушайте, девочки, неужели вы так и не научились вести себя за столом?

Я поднимаю глаза: мама неодобрительно смотрит на наши телефоны. Я закрываю свой и засовываю в сумочку.

– Как поживает Грэм? – спрашивает мама. Спрашивает исключительно из вежливости. Хотя мы с Грэмом женаты уже больше семи лет, ей все еще хочется, чтобы это был кто-то другой. В ее глазах он недостаточно хорош для меня, но не потому, что она хочет для меня лучшего. Будь на то мамина воля, Грэм был бы Итаном, а я жила бы в таком же большом доме, как она сама, и она могла бы хвастаться всем знакомым, насколько ее дочь богаче Эвелин Брэдбери.

– Превосходно, – говорю я, не вдаваясь в подробности. Потому что, честно говоря, только предполагаю, что Грэм поживает превосходно. Я давно уже понятия не имею, что он чувствует или думает, поживает ли он превосходно, хорошо или отвратительно. – Просто великолепно.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя прекрасно. А что?

– Не знаю, – говорит она, окидывая меня взглядом. – Просто у тебя усталый вид. Ты высыпаешься?

– Ну ты даешь, – бормочет Ава.

Я закатываю глаза и беру меню. Мама обладает склонностью говорить гадости в лицо. Меня это никогда особо не беспокоит, так как мне и Аве достается поровну. Наверное, потому что мы так похожи. Ава всего на два года старше меня. У нас одинаковые прямые каштановые волосы чуть ниже плеч. Одинаковые глаза того же цвета, что волосы. И, как утверждает мама, у обеих очень усталый вид.