– Давайте бумагу, грифель или что там у вас. Я готов.

– Несколько не так. Нужно пройти на мой командный пункт.

По дороге Зорин сообщил, что ночной дозор привел перебежчика – турецкого солдата. Тот хочет сообщить нечто важное и на КП уже все готово. Турок был одет в синий кафтан, подпоясанный красным кушаком, на голове красная феска с черной кисточкой. В помещении находился еще болгарин переводчик в фетровой шапочке, овчиной безрукавке и длиннополой рубахе с поясом. Охрану нес русский солдат из новобранцев. Дальнев присел в уголке и замер, ожидая самого разговора. Первым начал перебежчик:

– Мое командование осведомлено, что восточное укрепление обороняют болгары-повстанцы, три дружины. Во вторник с рассветом наши пойдут в атаку, но впереди пустят цепь из числа местных жителей болгар. Рассчитывают, что болгарин в болгарина стрелять не станет и мои командиры одержат легкую победу.

Без сомнения Дальнев понял все, о чем сообщил перебежчик. Заговорил переводчик:

– Его командование уверено, что восточное укрепление укомплектовано Орловским полком и потому атаковать в скором времени не намерены. Но турки уверены, что южный участок охраняют болгары-повстанцы и во вторник нанесут удар по укреплению.

Дальнев оцепенел. Такая смелая выходка переводчика говорила о том, что перед ним не болгарин-крестьянин, а скорее всего турок-офицер.

– Спроси, – обратился Зорин к переводчику, – какими силами они нападут на южное укрепление?

– Стойте, господин поручик, – почти выкрикнул Дальнев и подошел вплотную к переводчику, – где ты учился турецкому языку, – спросил Василий и схватил переводчика за борта безрукавки.

Тот умело вывернулся и сжал свои руки на горле Дальнева, видимо он в совершенстве владел подобными приемами, и Василий начал терять сознание. Зорин со всего маху врезал переводчику по голове и тот стал оседать на землю. Дальнев вдохнул воздуха и потер свою шею.

– Он все наврал, – выдавил хрипло парень, выпил воды и слово в слово передал сообщение перебежчика.

– Тебя ко мне Господь послал! Мать Пресвятая Богородица смилостивилась. Откуда ты взялся? Вот бы я попал. Трибунал и обвинение в предательстве. Садись и пиши срочную депешу.

Толмач валялся без чувств, и поручик связал его по рукам и ногам. Дальнев изложил суть сведений о предстоящей акции турок. Депеша пошла срочной эстафетой генералу Столетову. Продолжили допрос перебежчика о количестве пушек, местах их дислокации, количестве штыков. Дальнев подробно опросил о маршруте, по которому перебежчик сумел незаметно покинуть свои позиции. Турок, объяснив все, нарисовал на бумаге схему прохода.

– Что хочешь за услугу? – спросил Зорин тоном доброго покровителя.

– Денег хочу и до рассвета вернуться к своим.

Поручик вынул несколько ассигнаций и положил на стол.

– Его арестуют с нашими рублями и поймут, где он их получил, – сказал Дальнев, – в этом случае они отменят акцию и что потом, мы не узнаем.

– Эх, была не была, – выдохнул поручик и вынул из кармана своего мундира хронометр на цепочке.

– Переведи. Крышка сделана из чистого золота.

Перебежчик схватил вознаграждение и поклонился в пояс, поспешил на выход. Зорин велел солдатам сопроводить его до выхода из «окна».

Уже к понедельнику в укрепление завезли дополнительные патроны, добавили пару взводов стрелков из Орловского полка, подготовили громогласных болгар-вещателей. Пять человек должны были по команде прокричать в рупор «Болгары, ложись!».

Только забрезжил рассвет, в стане противника началось оживление. Слышался плач и крики, потом начались выстрелы. Видимо турки подгоняли свой живой щит. Показалась черно-серая неровная линия, движущаяся на русские позиции.

– Без команды не стрелять! – пронеслось по цепи защитников.

Боем командовал офицер, специально назначенный генералом Столетовым.

Можно было различить идущих: мужчин и женщин, стариков и детей, здоровых и убогих.

– Вещатели! Товьсь! – пронеслось по цепи и через минуту голос с разных сторон по нескольку раз полетело, – болгары, ложись!

Видимо под угрозой смерти человек становится особенно внимательным, и живая линия моментально исчезла. Взору открылась стена из синих кафтанов и красных фесок.

– Огонь! – скомандовал полковник.

Трижды турецкие офицеры поднимали своих солдат в атаку, и трижды волна откатывалась, оставляя после себя бесчисленное множество убитых и раненых. Когда наступление задохнулось, и турки очухивались от поражения, снова заговорили рупоры:

– Болгары, идите сюда!

Ясно, что людям возвращаться назад было никак нельзя.

Первым к Дальневу подошел Костян.

– Как мы их!!! А турки сволочи, местным населением хотели прикрыться! Чего ты молчишь?

– Турки сволочи, тут я с тобой согласен. Получается, что они совсем в зверей превратились. Сегодня нам повезло. Повезет ли в другой раз?

У Дальнева появилась одна идея именно тогда, когда перебежчик рисовал схему прохода к турецким позициям. Именно тогда Василий подумал, что ежели турок оттуда дошел до наших позиций, почему не попробовать наоборот? С идеей проникновения в тыл к туркам Дальнев поделился с поручиком. Зорин загорелся и начал перечислять все, что можно выявить обычным наблюдением изнутри. Но Василий предложил более дерзкий план, а именно следовать по тылам в форме турецкого солдата.

– Там, в тылу турок можно прихватить языка и допросить его.

– Какими силами вы хотите идти к ним в тыл? – спросил Зорин.

– Я и еще один, более нельзя, громко получится.

Следующие пару недель Дальнев и Костян в своем тылу шили два балахона из четырех простыней медсанбата. Нашивали лоскуты, нарезанные из старой походной палатки, внутри которой преобладали зеленые расцветки, а снаружи белесой. Зорин принес несколько комплектов турецкой формы. Подогнали, подобрали и весь реквизит сложили в узлы, отправились на передовую.

– Из пушки по воробьям стрелять не будем, подождем нужного момента, – заключил поручик и велел продолжить несение обычной службы.

Необходимость приспела к концу августа. Наблюдатели зафиксировали строительство турками артиллерийских гнезд – мест установки пушек.

Выход назначили на двенадцать часов. Именно в полдень в порядках противника проходило богослужение. За час до выхода Зорин переместил болгарских дружинников на фланг участка. Не исключал, что среди них замаскировались предатели. Дальнев и Костян в турецкой форме нацепили на себя секретное изобретение – балахоны. Легли на дно окопа в ожидании команды. Василий глядел на небеса и удивлялся изобретательности природы. Облака то сходились, то расходились, прибывали новые, появлялись фигуры и очертания. В какую-то секунду сложился лик красивой женщины, ее глаза смотрели прямо на Василия, а волосы постоянно меняли свой убор. Что-либо рассмотреть более он не успел, портрет разлетелся на мелкие осколки. Где он мог видеть этот лик точь-в-точь какая на образах Шартомского храма? Знакомый и близкий. Тут Дальнева обожгло, на него смотрела Богородица. Василий наложил на себя крестное знамение и вдруг будто из небытия раздался голос Зорина:

– Братцы, пора.

От брустера отделились два бугорка и покатились в сторону турок. Балахоны в точности повторяли расцветку растительного покрова. Откатившись на четверть версты, бугорки замерли. Дальше по расчетам Василия двигаться надо было «воробьиным шагом». К наступлению темноты они должны были оказаться возле порядков противника. Место выхода в тыл находилось на стыке двух отрядов, и зона особо никем не контролировалось. Ближе к вечеру Костян заныл, жаловался, что все его тело колет иголками и терпеть более такую пытку нет мочи.

– А ты встань во весь рост и побегай, глядишь, полегчает, – прошипел Василий.

Стало тихо. Потом Костян заныл снова.

– Все, чем могу помочь – отправить тебя назад к своим. Только ползи также медленно. А то ведь сам погибнешь и меня погубишь.

Костян смерил взглядом расстояние от выхода в тыл к врагу и до своих порядков и замолк. Больше жалоб от Костяна не поступало. Зато, когда вышли за линию дислокации турок, напарник растянулся на земле и долго лежал, вытянувшись во весь рост. Василий не стал его торопить, он в юности прошел хорошую школу, а неподготовленному человеку было, действительно, тяжко.