Он прост, или таинственная сущность?

Что есть, на самом деле, человек?

Покорный раб судьбы,

иль гений всемогущий,

Чей разум блещет, уж который век?

Здесь каждый индивид неповторим

От внешности до внутренних извилин.

Набором качеств он не представим,

И в каждое мгновение – нестабилен.

Что в нем нас привлечет иль оттолкнет?

Ответ: все вместе, что зовется личность.

Она в себе все существо несет.

И это – человека идентичность.

От всякого расходится вокруг

Тепло ли холод, сумрак или свет,

Тревога ли покой, или прозрение, вдруг,

На ваш вопрос дающее ответ.

Все это уловить способен каждый,

Почувствовав влияние на мгновение.

Но ошибался каждый не однажды,

О человеке вынося суждение.

Ведь мимолетны эти ощущения,

И призрачны, порою, как мираж.

Запечатлев о человеке мнение,

Наедине с ним оставляют нас.

И иногда оно бывает точным.

Но чаще сущность так не распознать, —

Что кроется за внешней оболочкой,

Не чувством, а умом дано понять.

Какой в нем интеллект заложен?

И что за струны прячутся в душе?

Что для него всего дороже?

Какая жизнь им прожита уже?

А все это увидев и поняв,

Трудней гораздо будет ошибиться.

Его таким, как есть, приняв, —

Отторгнуть, или по уши влюбиться.

Но вырваться из плена миража,

И распознать другого идентичность,

Всем ценным, что открылось, дорожа,

Способен только тот,

кто сам есть ЛИЧНОСТЬ.

Звучит концерт, солист с оркестром

На сцене таинство вершат.

И я в большом концертном зале

Охвачен звуком, им объят.

Великолепны ощущения, —

Я различаю голоса

любимых инструментов,

Их разговор и размышленье,

Знакомой темы наполненье.

От первых тактов до финальных

Я в море звуков невесом.

Я погружаюсь в нереальность.

И сердце бьется в унисон.

Но мне при этом не хватает,

Чтоб лучше музыку понять, —

Глядеть на лица музыкантов.

И с ними сопереживать.

А, если смотришь на экране,

Тогда ты с ними будто рядом.

Тот, кто сейчас на крупном плане,

Он главный – не отводишь взгляда.

Вот в центре кадра – пианистка.

А чуть поодаль в кадре том

Сидит скрипач, вторая скрипка,

С сосредоточенным лицом.

Он – весь вниманье, ждет мгновенья,

Когда черед его вступить.

Ни волшебства, ни вдохновенья,

Лишь бы момент не упустить.

Но вот каденции начало

Негромко с клавиш полилось.

И сердце чаще застучало,

И все во мне вдруг напряглось.

Вот снова на телеэкране

Я вижу эти два лица.

Но в этот миг на них страданье,

И изумленью нет конца!

Я с ними сопереживаю!

Мы в ощущениях близки!

Всецело музыке внимаю,

А чувства ясны и легки.

Скрипач, и я, и пианистка

Едины в этот светлый миг.

Созвучье душ кристально чисто,

И образ трепетный возник.

Когда закончится концерт,

И отзвучат аплодисменты,

Эмоций всплеск сойдет на нет,

Но память сохранит моменты,

В которых слились в единении

Звучание и лица музыкантов.

Моя любовь и восхищенье

Их мастерством и их талантом.

Кто родился глухим, тот живет в тишине.

Не знакомы ему нежный шепот прибоя,

И могучее форте, что нравится мне,

Щебетание птиц и звучанье другое.

Он в неведении том, может, счастлив вполне.

Не страдает душой от отсутствия слуха.

Созерцает вокруг целый мир в тишине,

Принимает умом все, как есть, и без звука.

Тот, кто слух потерял, – оказался в другом,

Неуютном, пугающем мире.

Все безмолвно, таинственно, странно кругом,

Как во сне в незнакомой квартире.

Словно видишь чуднОе немое кино

На большом полотняном экране.

Понимая, что ты не досмотришь его.

Ощущая все это заранее.

Но не стерлись еще, еще в памяти ждут

Ноты, звуки, что слышал ты прежде.

Хочешь ты воскресить их, вернуть,

И живешь этой главной надеждой.

Для утомленного безмолвье— благодать,

Несет душе покой отдохновенья.

Оно – убежище, где можно переждать, —

И просит мозг: «Подай тиши мгновенье!»

А, если нервы стонут в напряжении,

Ты скован, пульс в висках стучит,

Безмолвие усилит натяжение.

Пусть лучше ровный шум звучит.

Блаженство тишины и звуков пенье

Едины, целостны неразделимы.

Безмолвие – есть фон для восхищенья,

Как холст и рама для картины.