В этой книге рассмотрены видимые и невидимые аспекты дружбы. Дружба меняет свои формы в течение жизни в соответствии с нашими способностями и нашей готовностью – другими словами, в соответствии с тем, насколько мы открываемся этим возможностям. Несмотря на то, что существуют естественные вариации наших вкусов и потребностей в общении, есть также и некоторые универсальные признаки, которые либо влекут нас друг к другу, либо взаимно отталкивают. Существует и, так сказать, базовая точка отсчета – биологическая потребность в связях, которую необходимо удовлетворить, чтобы сохранить здоровье и благополучие. Именно поэтому социальные связи становятся в настоящее время предметом пристального внимания служб здравоохранения.

Это не всегда считалось банальной истиной, хотя сегодня нам кажется, что не видеть ее просто невозможно. Потребовались исследования, в ходе которых ученые наблюдали жизнь десятков тысяч людей, для того чтобы не только понять, что социальные узы и долголетие идут рука об руку, но и выяснить, что одиночество смертельно опасно. Если взглянуть на это шире – с учетом тысячелетий эволюционной истории, – то мы с предельной ясностью увидим, что сотрудничество было так же важно для прогресса человечества, как и конкуренция.

С другой стороны, этот вопрос надо было рассмотреть и более детально, так сказать, при большем увеличении. Более узкая фокусировка позволяет нам разглядеть вместилища нашей социальной жизни – извилины и борозды мозга, где производятся сложнейшие вычисления, результатом которых становится завязывание дружеских отношений с другим человеком. Исследование головного мозга высвечивает сенсорную (чувственную) природу дружбы – центральную роль зрения, слуха и осязания в обработке социально значимой информации, поступающей из окружающего мира и передающейся затем в высшие отделы мозга. Исследование его работы позволяет выявить изменчивую природу дружбы, сущность которой меняется по мере взросления человека. Такое пристальное внимание к мелким деталям – единственный способ оценить роль генов. Гены – это действующие лица естественного отбора, и – как мы теперь знаем – они меняют свою активность в ответ на изменения окружающей среды, включая и ее социальный контекст. И наконец, микроскопический подход – и только он один – есть единственный способ увидеть, как социальное поведение проявляется на молекулярном и физиологическом уровне, как оно протекает внутри организма.

Вернувшись из Пуэрто-Рико домой, в Бруклин, я обнаружила своего семнадцатилетнего сына Джейкоба играющим в NBA2K[19] со своим лучшим другом. Они лежали рядом на диване, вытянув длинные ноги, сжимая в руках джойстики и сосредоточенно глядя на экран. Пустые упаковки из-под сэндвичей и бутылки из-под сока валялись рядом – мальчики утром сбегали в магазин.

Картина эта показалась мне до боли знакомой. Выглядело все так, будто за неделю моего отсутствия они так и не сдвинулись с места. Они только что окончили среднюю школу, и эта виртуальная игра – если не считать реальных баскетбольных сражений два на два с моими младшими в нашем дворе – была едва ли не единственным их занятием. Каждое утро они просыпались и, не вставая с постели, писали друг другу сообщения. «Ты уже встал?» – писал один другому из-под одеяла. Потом они договаривались встретиться на углу, покупали уже упомянутые сэндвичи, бежали к нам домой и падали на диван.

Я страшно возмутилась. Где-то в глубине души я, конечно, понимала, что с моей стороны это было нечестно. Лето после окончания школы, этот короткий отпуск между тяжким школьным трудом и поступлением в колледж, должно быть отдано отдыху. Больше того, это валяние на диване было делом временным. Через пару недель сыну предстоял отъезд на нашу семейную ферму в северной глухомани штата Нью-Йорк, где Джейкоб весь остаток лета будет чистить свинарник, а не сидеть на диване.

Но сдержаться я не могла. Роль ответственного родителя взяла верх. Разве можно так бездарно проводить свободное время? Конечно же, нельзя просто прохлаждаться и, по сути, ничего не делать.

Но в ту же секунду меня вдруг осенило. Наверное, это нельзя назвать ничегонеделаньем. Время, проведенное среди макак, изменило мое отношение к поведению этих милых подростков. Посмотрите только на их близость, на их общение! Они находились в очень тесном физическом контакте, так же как привязанные друг к другу обезьяны. Послушайте только их дружеские подначки! Даже во время игры они общались, смеялись, комментировали свои действия и вспоминали случаи из жизни, добродушно подшучивая друг над другом. Это был человеческий эквивалент груминга. Еще важнее было то, что, подобно молодым макакам, они были готовы покинуть группу, в которой выросли, и теперь должны будут пробиваться в новом для себя огромном мире. Они покинут свои семьи, им придется расстаться и друг с другом. Это будет нелегко, и тем более драгоценными становились в их глазах эти минуты тесного общения.

Джейк и Кристиан познакомились в годовалом возрасте. Когда им было по четыре года, они объявили себя лучшими друзьями. Они всегда учились в одном классе, всегда играли в одних командах и даже надевали одинаковые костюмы на Хеллоуин – в каком-то году это был Халк, в следующем – морфсьюты[20]. Их дружба выдержала испытание двухлетней разлукой, когда мы жили в Гонконге, потом Джейк был рядом, когда родители Кристиана развелись. Их взаимная привязанность поражает всех, кто их знает, – родителей, учителей и даже их родных сестер и братьев (у меня нет такого Кристиана, сказал как-то один из моих младших сыновей). Нежная, приносящая радость, надежная, их взаимная привязанность стала для них тихой гаванью и фундаментом, на котором они будут строить свою дальнейшую социальную жизнь. В их отношениях полностью отсутствует ревность. У каждого из них есть и другие, иногда общие, друзья. Но их собственная дружба – это уютный, теплый, надежный дом, куда они всякий раз возвращаются.

В конце концов я прямо спросила их самих, что особенного в их отношениях.

– Мы никогда не ссоримся из-за ерунды, – ответил Джейк. – Мы никогда не ссоримся.

– Никогда, – подтвердил Кристиан.

Они не скрывают своей радости от общения друг с другом.

– Я не думаю, что кто-то может нравиться мне больше, – признается Джейк.

Но как они смогли так подружиться? Как мы вступаем (если нам, конечно, повезет) в такие отношения? Дружба так хорошо нам знакома, это настолько неотъемлемая часть нашей повседневной жизни, что мы часто поддаемся искушению и воображаем, что знаем о ней все. Но это не так. Мы думаем, что ценим ее. Но и это тоже не так, во всяком случае, не вполне. Даже я, человек, посвятивший жизнь описанию дружбы, говоривший с учеными о социальных взаимодействиях, часто упускаю важное. Я увидела совместную видеоигру, но забыла про теснейшую внутреннюю связь, соединяющую мальчиков. Это ошибка, которую делает большинство из нас во множестве контекстов – как родители, как супруги, как друзья.

Давно пора вывести дружбу на авансцену, присмотреться к ней и увидеть ее во всей ее подлинности. Это действительно вопрос жизни и смерти. Дружба записана в нашей ДНК, в программе нашей жизни, в строении наших организмов. Социальные узы обладают силой, задающей направление течению нашей жизни. Это означает, что дружба – это не предмет свободного выбора и не роскошь, которой можно пренебречь; дружба – это необходимость, чувство, играющее важнейшую роль в нашей способности к успеху и благополучию. Дружба – это, возможно, модель, по образу и подобию которой должны строиться все прочие отношения.

Наша социальная жизнь имеет богатую предысторию, и сейчас самое время начать знакомиться с нею.

Если вам интересно, когда именно упали в землю семена новых идей о дружбе, точкой отсчета может стать февраль 1954 года, когда психиатр Джон Боулби познакомился с этологом Робертом Хайндом. Как символично, что современная наука о дружбе возникла благодаря дружбе!