Он уже не помнил, где это узнал, но что совместная трапеза сближает, было ему известно. Как это сработает с диким животным – неизвестно, но попробовать было надо. Поэтому к месту лежки росомахи притащил оба куска мяса. Тот, что побольше кинул прямо под нос зверю, а в маленький впился зубами сам, аж урча от удовольствия. Сон на свежем воздухе, утренние занятия, хорошая кампания, что еще нужно для хорошего аппетита? Росомаха видно была согласна, так как не чинясь вгрызлась в хороший кусок весом в килограмм три. Правда тут мальчишка немного смухлевал и если сам ел вырезку из оленьего бедра, то зверю кинул нижнюю часть ноги с копытом. Он не помнил, как называют эту часть туши мясники, но как по мнению его самого – это была голимая кость. Но росомахе нравилось, во всяком случае она грызла эту ногу с таким аппетитом, что только осколки летели. Глядя, как лихо она расправляется с мослом, дробя его своими клыками будто это кусок сахара, мальчишка невольно поежился, не хотел бы он попасть ей на зубок.
Поев, он вытер испачканные жиром руки прямо об свою одежду. Все-таки с попаданием в этот мир он вместе со старым телом избавился и от многих привычек, которые присущи цивилизованному человеку. Мало того, что ему просто физически не было возможности их соблюдать, так еще они и съедали львиную долю того удовольствия, которое он получал при возможности вести себя именно так, наплевав на цивилизацию и на все, что с ней связано. И, что греха таить, так было удобнее. Видно что-то и в правду было в призывах некоторых, помешанных на дикой натуре, раствориться и стать частью этой самой природы. Было у него парочка таких знакомых на Земле.
– Ну ты и жрешь. – произнес он то ли с восхищением, то ли с осуждением, глядя на росомаху, которая расправившись со своей порцией, ожидающе глядела на него немигающим взглядом. – Тебя убить легче, чем прокормить.
Немного подумав, притащил к росомахе все, что осталось от волков. Туши промерзли, и он, для облегчения работы, нарубил их как дрова на куски. Все-таки рубить мороженное мясо было легче, чем таскать тяжелые неповоротливы туши. Навалив перед росомахой кучу мяса, не забыл сказать:
– На, жри, обжора. Приятного аппетита. – он вообще старался почаще с ней говорить, в надежде на то, что его голос хоть как-то приучит дикого зверя к нему. Может это спасет его, когда росомаха сможет двигаться, и она по старой памяти не набросится на него сразу и у него будет шанс убежать куда подальше. Пока же, судя по тому, как она еле двигается, у него еще было время. Поэтому, больше не обращая на нее внимания, занялся своими делами.
Как он не боялся росомаху, но совесть не позволяла ему бросить зверя в таком состоянии. Да и крутилась где-то на задворках мыслишка, что не все еще окончено и росомаха еще вполне возможно и откинет копыта, или вернее – когти. Уж слишком хороша у нее была шуба и оставлять ее неизвестно кому, он был категорически не согласен.
Для начала соорудил еще две нодьи, чтобы не возиться с этим делом потом, подгоняемым подступающей ночью, и натаскал побольше сушняка просто для костра. Днем-то тоже надо огонь поддерживать. Затем рассортировал весь багаж, который собрался увозить с собой. В который раз пожалел о своем малолетстве, будь его воля, то утащил бы все мясо, но сил хватало только на то, что помещалось на санках. При всем желании нагрузить на них больше, чем хотелось никак не получалось, не позволяли размеры. Но дело было даже не в объеме, хотя и приходилось учитывать свернутые пакетами шкуры, а банально в весе, который, как он не пыжился, просто не вытягивал. Пришлось придушить всех хомяков и жаб, поднявших в душе жалобный вой, и ограничиться только тем весом, который он смог стронуть с места. А ведь ему еще и тащить этот груз километров пятнадцать до своей землянки. Он в который раз хвалил себя разумного за то, что ему в голову пришла мысль сделать санки. Завернул в оленью шкуру отобранное мясо, уложил на свое транспортное средство, сверху укутал еще и волчьими шкурами, придавил рогами и плотно увязал. Все, груз к дороге был готов.
Пока возился с нодьями и снаряжением санок подошло время обеда. Привычно отсек кусок оленьей грудинки побольше, чтобы хватило на весь день, и устроил его над углями на некоем подобие вертела, который вертелся на двух рогульках. Срочных дел больше не осталось, времени до приготовления мяса было валом, поэтому занялся тренировками. Часа за три проделал весь большой комплекс с копьем, с двумя мечами и закончил упражнениями с одним мечом. И хотя он использовал свой посох и простые палки, но вымотали они его не хуже, чем занятия с настоящим оружием. Тем более, что «чертово дерево» было как бы не тяжелее настоящего металла. А еще следовало учитывать, что кувырканье и метания по глубокому, до колен, снегу тоже не добавили легкости. Так что к тому моменту, когда мясо поспело он был голоден, как те самые волки, которых грызла росомаха.
После сытного обеда отнес кости нахлебнице, которая даже не удостоила его взглядом. Видимо уже привыкла к его присутствию. Посидел с ней рядом, поговорил о том и сем, не обращая внимание на полное безразличие с ее стороны, и пошел отдыхать. Все-таки кусок грудинки был великоват для детского желудка. Подбросил в костер сучья потолще и спокойно вырубился, понадеявшись на звериное чутье соседки. Хоть она и двигалась еле-еле, но рычала вполне сносно и уж она-то точно не позволить приблизиться хоть кому незаметно.
Лапник был мягким, от костра пыхало теплом, стража на месте, так что выспаться удалось со всем удовольствием. Проснулся, когда день уже склонился к завершению. Умылся снегом, отчего прошли последние остатки сна. Проверил, как там соседка. Росомаха только повернулась на другой бок, видно рана уже не так ее беспокоила, но с места не сдвинулась. Мяса возле нее еще было достаточно. Делать было нечего, поэтому он опять занялся тренировками. Он и сам заметил, что эти занятия уже стали необходимой потребностью для его организма и это радовало его безмерно. Тело уже само требовало физической нагрузки и если не получало ежедневной порции, то он весь последующий день чувствовал какое-то ощущение неудовлетворенности и раздражения. И если в той жизни он только мечтал, что вот если бы, да кабы, то в этой ипостаси, сохранив все теоретические знания и получив бездну времени, он занялся этим с пугающей его самого исступленностью. Но, впрочем, его это не напрягало, все, что бог не делает – все к лучшему. Он не забывал о том, что он теперь в средневековье и возможность стать рабом никуда не делась. При условии, если он не сможет отстоять свое право на свободу.
Отзанимавшись с немалым удовольствием, которое с недавних пор стал получать от физических упражнений, утерся снегом, не забыв отметить, что пора бы как-нибудь организовать помывку. Полежал, отдыхая, и затем принялся за приготовление ужина, который опять состоял из куска мяса. Честно говоря, жаренная на углях оленина уже стала ему надоедать, хотелось супчика с куском хлеба, но до ближайшего места, где можно было разжиться кастрюлей, надо было прежде добраться до своего жилища. Там-то ждал на печке своего хозяина кривобокий горшок, а хлеб… А хлеб вообще был мечтой пока недостижимой. Так что в подступавшей со всех сторон темноте поужинал очередным хорошо поджаренным куском оленины, отнес росомахе порцию, все равно для него мяса было много и все было не утащить, ну и для того, чтобы не забывала о его существованье, так как волчатиной она была завалена еще дня на три, разжег одну нодью и улегся на лапник.
Ночка выдалась ясной и немного морозной и поначалу обстановка вокруг его стоянки казалась мирной и спокойной. Но то, что произошло потом, когда глаза его уже слипались, он понял, что как же хорошо, что он выспался днем, так как ночка выдалась еще та. Не успела вокруг деревьев сгуститься тьма, как между стволов замелькали парные светлячки чьих-то глаз. Их было не то, чтобы много, но где-то штук пять или шесть пар мальчишка насчитал. Зрачки, в которых отражался огонь двух костров, мелькали на высоте с рост взрослой собаки и с невероятной быстротой. Самих зверей он разглядеть не мог, но несомненно это были не мирные вегетарианцы, а ночные хищники-падальщики, может лисы, может какие-нибудь дикие собаки, так хорошо местную фауну он еще не знал, пришедшие на запах крови. Мальчишка, еще удивлялся, что они не заявились вчера. Причем он их даже не услышал, а насторожило его тихое, но грозное рычание соседки. Уж кто-кто, а она-то знала местную живность, как облупленную.
