– Угу, – согласился я, – их слишком много… Хотя у меня есть калашник, рожок полный, но… я никогда не стрелял… – Новый удар в железо по люку… – Жека, у нас один путь! – Я мотнул головой в сторону крыши соседнего дома.

– Думаешь, получится? – Жека подбежал к краю крыши.

– Может, если разбежаться… – Я посмотрел на дергающуюся крышку люка, откуда донесся душераздирающий нечеловеческий вопль.

Я почувствовал, как спина стала липкой, и, отступив назад, поднял рюкзак, расстегнул боковой карман и сунул туда фонарик.

– Если мы не сделаем это, то какая нам разница, от чего умирать? – Я почувствовал, как кровь прилила к вискам и какая-то пелена пронеслась перед глазами, но, помотав головой, быстро пришел в себя. – Если останемся здесь, уверяю – смерть будет… более мучительной.

Я взглянул на бледное лицо Жеки, зная его всего несколько минут в этом мире, который сошел с ума. За доли секунды я понял, что мы должны выбраться вместе. Тогда у нас будет шанс остаться в живых.

– Кидаем на ту сторону рюкзак и оружие, а потом разбегаемся и прыгаем вместе, потому, что по одному… это страшно, но еще страшнее остаться здесь, понимаешь?!

Жека подошел к самому краю, и я увидел, что он трясся, словно осиновый лист, однако прошептал дрожащими губами:

– Понимаю… Понимаю, черт побери!

К одиночному реву прибавились еще голоса, если их можно было назвать таковыми; я посмотрел на проволоку, которая еще держала люк, потом на Жеку и кивнул ему. Потом, схватив рюкзак, размахнулся и бросил его на ту сторону, где нас, возможно, ожидало спасение. Светало. Серый рассвет медленно выползал из-за дымящихся руин. Город догорал, словно последний закат нашей жизни, но так не хотелось умирать!

Я услышал, как Жека перекинул на ту сторону калашник, и почувствовал, что пора. Жека смотрел на меня, и эта уверенность, написанная на моем лице, придавала ему сил. Удары участились, проволока начинала растягиваться или рваться, я уже не смотрел – просто разбежался и понесся что есть силы. Молился в душе, чего никогда не делал; о чем просил тогда, уже не помню – наверное, о крыльях, которые на время мог одолжить мой ангел-хранитель. Потом я прыгнул, еле сдерживаясь, чтобы не зажмуриться от страха; Женька не прыгнул – это я понял только после того, как упал и покатился с грохотом и болью по металлическому своду крыши. Поднявшись, я увидел его одиноко стоящего на самом краю.

– Жека! – закричал я. – Давай! Вдвоем мы дойдем быстрее, так будет легче! Не бросай меня, – прошептал я последние слова одними губами. Я не видел его, потому что он скрылся в темноте; надеялся, что он скоро будет возле меня, и, наконец, услышал грохот его ботинок по крыше и крик, громкий до хрипоты, полный отчаяния и страха. – Лети, лети, ты же птица! – крикнул я и увидел его несущегося с того конца крыши, напуганного, с раскрытыми от ужаса глазами. Секунда полета и… крик, скрежет, грохот металлических листов. Я схватил его за руку, другой рукой он хватался за воздух, и мне показалось, что он гораздо тяжелее, чем должен быть парень его роста и возраста. – Давай, еще немного! – Я чувствовал, что не могу удержать его.

Твари вырвались наверх и рычали в злобном бессилии – они не торопились следовать за нами. Этот вой заставил Жеку найти ногами опору и, изловчившись, подтянуться. Я тянул его к себе изо всех сил, и наконец нам это удалось. Обессилевшие, дрожащие от страха и напряжения, мы наконец оказались в безопасности. Мутанты чувствовали нас, но не видели и только нюхали воздух. Вынув из рюкзака автомат, я взглянул на Жеку.

– Ты молоток! Еще чего не хватало – решил там остаться?

– Н-нет, просто я не д-думал, что получ-чится. – Он вдруг горячо обнял меня, больно сжимая в своих тисках.

– Ну, ты это… брось… – Улыбнувшись, я высвободился из его объятий. – Как тут с предохранителя снимать?

– Сейчас. – У него было такое лицо, словно он выиграл большой приз, столько счастья светилось в глазах, а губы еще дрожали. – Вот, держи, – протянул он мне автомат. – Если они только сунутся сюда, стреляй.

– Так и сделаю, – согласился я. – Только, думаю, пока не стоит поднимать шум. Светает, они скоро уйдут.

– Почем знаешь? – склонил голову на бок Жека.

– Не знаю, просто в моей любимой игре было обычно так. Да и вообще в фильмах, в ужастиках всегда нечисть к утру убирается – солнца они не любят.

Жека тихо рассмеялся:

– Ну ты даешь! Это же жизнь, а не компьютерная игра.

– Это жизнь? – Я взмахнул руками. – А разве знаем мы, что вообще было жизнью?

Мутанты на этот раз оставили нас в покое, и половину дня мы проспали на крыше, пока не начался дождь. Мутными каплями он стекал по нашим лицам, мы смотрели на небо и понимали, что это не простой дождь и что, скорее всего, нас ожидает если не смерть, то точно что-то страшное, вплоть до превращения в этих мерзких выродков.

– Я знаю, что после ядерного взрывая идет черный дождь… радиоактивный, – пробормотал я, чувствуя эти проклятые капли на своем лице: на щеках, на губах – словно слезы о разрушенном мире.

– Идем, надо спуститься вниз, – потянул меня Жека за рукав. – Знаешь, у военных, которые в химзащите, есть такие оранжевые коробочки. Там таблетки специальные, они – ну как бы это сказать… от облучения, от всякой заразы химической.

– А ты откуда такой умный появился?

– Я не умный, просто в армии служил, – рассмеялся Жека. – Идем.

– Смысл всего этого лечения? – Я зло посмотрел в сторону – на Жеку мне совершенно не хотелось злиться. – Вчера перед всей этой заварухой я стоял на крыше и смотрел на свои волосы, которые остались у меня в руке, а тошноту периодически чувствую до сих пор. Что это, как не признаки лучевой болезни?

– Погоди, – Жека все еще тащил меня вслед за собой, – я знаю, что говорю, потом спасибо скажешь.

– Тоже мне доктор нашелся, – процедил я сквозь зубы, но двинулся за ним – не хотелось мокнуть и зарабатывать себе еще дозу невидимой смерти.

Спустившись вниз, мы зашли в одну из пустующих квартир. Вокруг был беспорядок и сладковатый тошнотворный запах разлагающейся плоти.

– Как закончим, надо будет поскорее уйти отсюда, – сказал я, глядя на Жеку. – Уверен, что начнет темнеть – и твари вернутся доесть остатки трупов. А свежее мясо им понравится куда больше.

– Но куда идти?

– Не знаю, Жека. – Я вынул из рюкзака компас. – Мы с отцом шли на север, и до того, как превратился в монстра, он все твердил, что помощь будет именно там.

– Но как нам узнать, что это так? – Жека, казалось, не верил мне, и это злило, хотя я понимал его опасения и страхи, и поэтому сердиться было глупо.

– Понимаешь, другое направление мне неизвестно, а в стороне, куда показывает стрелка компаса, теплится надежда, что там есть нормальные, живые… люди.