У лейтенанта на столе стояла миска с борщом и лежал большой ломоть хлеба. Шери с трудом сглотнул густую слюну и попытался перевести взгляд на офицера. Лейтенант что-то объяснял, деловито и громко. Губы шмякали, роняя крупные мягкие крошки на стол, сорили кусочками недоеденных овощей и разбрызгивали недовольную слюну. Лейтенант всегда был недоволен, а последнюю неделю и вовсе бесился.

Обоз с продуктами и подкреплением попал в засаду, до их базы никто не добрался. Говорят, солдаты разбежались, сейчас их отлавливали ищейки и вешали как предателей. А жратву растащили местные. В сёлах голодали уже давно, наверное, с самого начала войны. Этой. Или предыдущей.

Шери всего четыре месяца назад исполнилось восемнадцать, но это была вторая война с артонцами на его веку. Воевали за приграничные силовые башни. Нет чтобы поделить их энергию на две страны, вместо этого перебили половину населения ближайших городов и башни не достались никому. Временами к ним пытались тянуть кабель, подключались то с одной, то с другой стороны, но правительство эти кабели резало. Ни себе, ни другим.

До войны энергии башен хватало на всех, даже подключение не требовалось, магия питала воздух и все работало само собой. В детстве мать просто ставила чайник на тепловую плитку, и она нагревалась. Но магия закончилась, башни истощились, а часть и вовсе разрушены.

Шери в первую войну, когда глупым мальчишкой записался в добровольцы, был ещё патриотом. Уверенный, что сражается во благо родной Кадэрии. Ради великих целей. Как там говорили по радио? Пограничные башни снабдят теплом и энергией все крупные города. Ему, малолетнему и последние четыре года голодающему, иметь отапливаемую конуру и свет под потолком казалось недостижимой мечтой. И остановить некому – отец погиб на заводе, несчастный случай. Мать простудилась, работая по холоду в поле, и не пережила зиму. А дядька, что взял пацана себе, сам подался на фронт, надеясь, что там будут кормить.

За первый год весь патриотизм выветрился вместе с надеждой пожрать и согреться. На передовой, конечно, было лучше, чем в опустевших городах и селах. Правительство, так или иначе, прикармливало свое войско. И если в отряд попадал сильный маг, то он мог и теплом обеспечить, и от пуль прикрыть. Но магов быстро забрали оборонять столицы, а их, молодых и непуганых, отправили к границе стрелять в таких же патриотов – осиротевших детей.

Лейтенант скрипнул ножками стула, поднимаясь и помахивая стеком, прошёлся вдоль ряда пацанов. Из-за начавшихся морозов все оделись кто во что горазд. Самые младшие повязали платки на голову, чтобы уши не мерзли. Конт, старший, только отпраздновал двадцатилетие, накинул покрывало на спину, закрепил у шеи словно плащ. Оки, веселый и улыбчивый, нацепил разноцветные рейтузы поверх военных. Не построение перед офицером, а утренник в детском саду.

– Всего неделю продержаться и к нам прибудет подмога! – вещал лейтенант.

Шери стеклянным взглядом смотрел на оставшуюся на столе еду. Им за последние сутки выдали по одному сухарю и кружке кваса. Ещё он с ребятами набрал в лесу осиновой коры, и они отварили ее, а потом запихнули в пустые желудки. С утра все обдристались, зато вечером казалось, что жрать не хочется. А тут густой красный суп с кусочками мяса и мягкий душистый хлеб. От одного запаха хотелось перегрызть лейтенанту глотку.

– Свободны! – рявкнул лейтенант, и все зашумели, затопали ботинками, выбираясь на улицу.

Поздняя осень засыпала лагерь перегнившей листвой и проливным дождем. В последнее время солнце почти не появлялось, а если и выбиралось из-за туч, то грело слабо, даже тут, на самом юге страны, холод по ночам пробирал до костей. У лейтенанта в комнате стояла печка, она хорошо прогревала, пусть и топилась сухими листьями и виноградной лозой. В палатках, где жили солдаты, по утрам землю выстилал иней.

– До лещины прогуляемся? – толкнул его в плечо Оки. Сегодня вечером их ждало дежурство, значит, надо уйти из лагеря и сделать вид, что они чем-то заняты.

– Да, все равно вдоль поселка пойдем.

Шери махнул рукой сержанту. Тот лишь мазнул по нему взглядом и вернулся в палатку. За дежурством уже не следили. Да и что их куцый отряд мог сделать? Патронов осталось по рожку на каждого, если противник полезет до появления подкрепления, им даже пострелять толком не удастся. Все это понимали. Но на другой стороне, похоже, были те же проблемы. За неделю Шери не видел у них даже огней.

В лесу временами находили грибы. Оки даже мешок захватил в надежде, что соберут хоть пару сыроежек. А ещё можно набрать орехов. Уже гнилых и отсыревших, зато сытных. Шери шутил, что солдаты белкам не конкуренты. Тех самых белок они даже пару раз стреляли, но теперь патроны наперечет и белки беспрепятственно таскали последний урожай.

До густых зарослей лещины они шли перебежками. Отсюда была видна вторая башня и можно нечаянно напороться на мага. К счастью, видимость упала, мелко моросил дождь и задувал ледяной ветер. Они с Оки ползали по ухабам часа полтора. Вымокли, зато собрали два десятка грибов и немного белого мха. Его ели лоси, а значит, и людям в пищу пойдет. Настроение немного поднялось. Шери втихаря даже отломал кусок сыроежки и проглотил, почти не жуя. Прижимая к себе ценный мешок, они прошлись вдоль старой плетёнки какого-то хутора и притормозили рядом с границей поля вокруг башни. Подходить ближе не стоило, за шесть лет войны мины ставили обе стороны и никто не решался приблизиться. Может, только маги добирались, чтобы напитаться силами и кабель подключить.

Оки по дуге пошел мимо башни, почти не смотря по сторонам. Дождь заливал лицо и в низинах стелился туман. Шери шел чуть сбоку, не выходя за отмеченную флажками зону. Хотелось уже вернуться в лагерь и приготовить найденные грибы. Можно сначала сварить, чтобы получилась похлёбка, а потом обжарить. У Конта остался припасенный жир для каганца, на нем грибы выйдут сочные, маслянистые. Под пустой бульон и с сухарем грибы пойдут на ура. У Шери аж слюна потекла от разыгравшегося воображения. Потому стоящего в поле человека он не сразу заметил.

Оки первый встрепенулся и вздернул ружье, направляя на мужика. Тот зашёл за оградительные флажки и любовался на скрывшуюся в низких облаках башню. На запрокинутое лицо лил дождь, хлопковая рубашка промокла, обтягивая крепкие плечи и грудь. На вид мужчине было около сорока, на висках уже виднелась седина.

– Замри! – крикнул Оки. – Руки за голову и двигайся назад, как пришел.

Незнакомец медленно повернул к ним голову. Посмотрел с равнодушием и снова уставился на башню.

– Топай к нам! – со злостью и заметным испугом повторил Оки. Если торчащий посреди минного поля мужик – маг, они с ним ничего сделать не смогут. Оставалось надеяться, что он свой. Точнее, местный. Может, тогда не станет убивать, а только напугает и уберется. Оки двинулся за мужиком, но Шери лезть на рожон совсем не хотелось.

– Забей, пусть торчит. Что он один сделает-то?

– А если шпион?

– Чей шпион? Артонский? Тогда чего на нашей стороне стоит?

Оки задумчиво почесал голову. Но тут, как назло, мужик начал двигаться, сделал несколько шагов по направлению к башне, и Оки снова вскинул ружье.

– Стоять, я сказал! – крикнул он и шагнул за мужиком.

Сделал всего шаг, но под ногой что-то щелкнуло. Шери закричал, дернулся к товарищу, но инстинкт самосохранения заставил отскочить, именно в этот момент произошел взрыв.

В ушах зазвенело, Шери грохнулся на землю, сверху посыпались комья грязи и травы. Боль в спине пронзила все тело. Хотелось кричать, но лёгкие сдавило и болью выбило весь воздух. Шери не мог шевелиться и дышать. Сквозь дымку затуманенного сознания увидел, как к нему подошёл тот самый мужик, перевернул, заставляя вновь застонать.

– Не шевелись, – приказал он. Голос у него был хриплый, и Шери почти ничего не слышал из-за звона в ушах.

Последнее, что он запомнил, невероятно яркий цвет радужки незнакомца. Зелёный, почти изумрудный, тот напоминал свежую весеннюю траву с кисловатым запахом парного навоза и свежей земли. Так пахло рядом с домом, когда родители ещё были живы, а Шери бегал по утрам к реке смотреть, как магические дирижабли отправляются в полет через океан.