– Справедливость, Уильям, понятие относительное. А правосудие и вовсе слепо. Не хотите выпить со мной? Я знаю одно местечко, где никому нет дела до того, кто мы и какое горе заливаем.

Собеседник несколько мгновений колебался, и барон почувствовал себя змеем-искусителем, предлагающим смертной женщине запретный плод. Даже хотел было рассмеяться и отпустить протеже, когда тот решительно кивнул. Точно в омут бросился. И Винсент дал Томасу знать про изменения в маршруте.

Хотелось, конечно, отправиться в “Черную Орхидею”, но, во-первых, было слишком рано и девушки вряд ли бы приняли гостей, ну а во-вторых, смущать Уильяма так сильно… Нет, это, безусловно, было бы забавно, вот только юноша вполне мог сбежать и более не пересекаться с покровителем, который притащил его в цитадель разврата. Потому только и оставалось, что споить вчерашнего школяра и понаблюдать за результатом.

Он не соврал. Посетители затерянного в лабиринте узких улочек паба с низкими арочными каменными сводами бросили на входящих лишь несколько быстрых, мимолетных взглядов и вернулись к выпивке. Да и было их в этот не поздний еще час не так много, как обычно. Зато Уильям смотрел вокруг во все глаза, явно впервые посещая подобное заведение. Разглядывал дубовые столы, якоря на стенах, отставного боцмана за массивной стойкой, управляющегося с бутылками с той же легкостью, с какой вязал морские узлы. И Винсент с легкой ностальгической усмешкой вспоминал, конечно, себя. Как это было уже давно… Теперь в Старой Столице вряд ли найдется хоть одно злачное заведение, которое бы он не посещал хоть раз.

– Ром или бренди? – спросил он Барретта, привлекая к себе внимание, когда они опустились на одну из лишенных изящества, но добротно сколоченных лавок.

Судя по всему, юноша даже растерялся на мгновение, но затем, подобравшись, выбрал бренди, пробормотав, что пробовал его у друга. Понимающе кивнув, Винсент кликнул бармена, который работал здесь уже несколько лет, и заказал бутылку бренди, обычной для себя крепости. Тот исчез, чтобы буквально возникнуть у стола через минуту. Откупорив бутылку, отступил на шаг, поинтересовавшись, будут ли господа есть?

Винсент уже открыл было рот, чтобы сказать “нет”, когда спутник выпалил:

– Да.

И, усмехнувшись, он заказал несколько легких закусок, жестом отпустив бармена за оными, лично разливая янтарный напиток по бокалам.

– Значит, Хейлер старательно пытается не слететь с насиженного места вплоть до почетной пенсии?

Барретт закивал и как-то совсем по-детски обиженно сложил губы. Великий, кого он спаивает?.. Только отступать поздно, кроме того, Винсент терпеть не мог напиваться в одиночестве.

Хмыкнув, он со звоном коснулся чужого бокала своим, вот только пить не спешил, лишь смочив губы. В отличие от Уильяма, что осушил бокал залпом, немедленно закашлявшись. Кажется, даже прослезившись от крепости напитка. И Винсент сдавленно рассмеялся, сделав глоток. Оно того стоило.

– Как вы, мой друг?

– Ох, а это точно бренди? – поинтересовался Барретт, когда смог говорить.

И бармен, поставив перед несчастным несколько блюд с мясной и овощной закуской, подтвердил, с гордостью озвучив степень крепости напитка. Такую хорошую выпивку не в каждом пабе в городе можно найти.

Винсент честно старался не смеяться слишком громко, только подлил в бокал спутника еще немного, отпустив бармена. Впрочем, подзывал его еще несколько раз за вечер, так что Барретта пришлось выводить к экипажу под руку. Поручая Томасу доставить несчастного прямиком до квартиры. Бедняга рисковал расшибиться о косяк, а то и заблудиться средь белого дня.

Сам барон был лишь слегка навеселе, но возвращаться в паб не стал. Нет, желание упиться в хлам никуда не ушло, но настроение после общения с Уильямом, полным идеализма, как когда-то он сам, было философским, располагающим скорее к работе или написанию трактатов. Значит, делать нечего, придется навестить попелави. Соскучился, поди.

Мельком выцепив взглядом свой экипаж вдалеке, он качнул головой, отказываясь от мысли поймать для себя другой. Стояли теплые вечерние сумерки – прекрасная погода для их проклятого всеми богами города. И не стоило ее упускать.

Поправив воротник плаща и надев шляпу, Винсент зашагал по улице в сторону дома, до которого было не более получаса прогулочным шагом. Такое удовольствие выдавалось не часто в круговерти дней, где он все время куда-то спешил, по делам ли службы или по личным. Тяжело быть занятым человеком… Последний раз, на его памяти, он спокойно прогуливался по улицам города, пожалуй, еще в отрочестве, когда матушка то и дело водила их с Артуром по концертам, театрам и выставкам.

Ведомый неожиданно нахлынувшей ностальгией, добравшись до главной площади, Винсент свернул на небольшую улочку, чтобы заглянуть в старую пекарню. Словно зачарованная временем, последняя нисколько не изменилась. Та же витиеватая кованая вывеска, на которой покачивался аппетитный рогалик, панорамные окна, демонстрирующие товар лицом, теплое гостеприимство и неизменно свежая выпечка. Разве что владел заведением уже сын пекаря, которого он помнил, но так ли это важно, если не изменился памятный с детства вкус. Традиции, проверенные временем.

Странное настроение усугублялось, и Винсент не сразу заметил, как ускорил шаг. Добравшись до дома, оставил булочки на столе, скинув пальто на руки Генри, попросив приготовить кофе со сливками и предложив угоститься выпечкой. Сам же, отправился в подвал, не дожидаясь столь желанного после неординарного дня напитка, дабы закончить его так же, как и начал. И дело было не только в опасности, временно нависшей над ними, попелави представлял огромный интерес для любого ученого.

В помещении стояла гробовая тишина.

Винсент зажег свет и приблизился к потустороннему существу, тихо и неподвижно лежащему в центре печати. Оно даже не пряталось в дым, словно нарочно показывая свою беззащитность. Тварь притворялась, надеясь, что человек приблизится достаточно близко, чтобы добраться до горла.

Чуть скривив губы, Винсент отступил к столу, вытянув из ящичка перчатки, которые дал ему Эван. Да, защита минимальна, но все же. Надев их, недолго думая, подступил к октограмме, выдернув из ее конца клинок и… Ничего. Тварь осталась неподвижной. Внутри шевельнулось недоброе предчувствие, и Винсент решился ткнуть папелави слегка стилетом, потом вонзил оный ему между ребер…

Сдох. По крайней мере, теперь понятно, откуда в помещении взялся легкий сладковатый запах, что исходил и от добытого ранее кусочка кожи.

Раздосадовано откинув стилет, барон потер лоб, пытаясь взять себя в руки и подавить волну разочарованного негодования. Хотелось рвать и метать, но Винсент заставил себя перевести дыхание. Спокойно. Попелави еще сможет сослужить ему службу. Возможно, даже большую, нежели в живом состоянии.

Генри вошел практически бесшумно, словно привидение. Приученный не беспокоить господ во время работы, молча поставил поднос с кофе и выпечкой на угол металлического стола, подвинув инструменты для вскрытия. Бросил только один быстрый взгляд на диковинную тварь со вскрытой грудиной и так же молча удалился.

Очень кстати. Сделав глоток крепкого кофе, стянув перчатку, чтобы не пачкать фарфор, Винсент на миг блаженно прикрыл глаза. В голову, конечно, поскреблись мысли о том, что таким образом можно подхватить какую-нибудь смертельную потустороннюю дрянь, но он отмел их. Перед ним раскрывалось настоящее произведение искусства – своеобразное совершенство, созданное то ли Великим, то ли эволюцией, если та, конечно, существовала в Древней Тьме.

Скоро к натюрморту на столе добавилась тетрадь, куда Винсент делал зарисовки, карандаш и стойка с образцами. Несколько часов за увлекательным исследованием пролетели как один миг. И он с огромным сожалением оторвался от останков, чтобы принять у себя гостью, заехавшую на минутку, справиться о его пошатнувшемся самочувствии.

– Анна-Мария, дорогая, ты не представляешь, как мне сейчас плохо… – улыбнулся Винсент, целуя девушке ручку. – Однако, я смею надеяться, ты поможешь мне поправить здоровье?