Конечно, надежда на то, что его небольшая лаборатория покажет хоть что-нибудь, была слабой, но, скинув жилет, барон натянул лабораторный халат из тяжелой плотной ткани. Сосредоточено перебирая с десяток застежек, усмехнулся сам себе, пожалуй, впервые за годы работы в лаборатории действительно исполняя технику безопасности. Выставив на стол все имеющиеся в его распоряжении реактивы, приступил к делу. В конце концов, к его, надо признать, искреннему удивлению, попелави оказался более чем материален, а значит…

Наверх Винсент поднялся только утром. За окном едва начало светать. Голова кружилась от очередного недосыпания, желудок настойчиво требовал хоть чем-нибудь разбавить галлон выпитого кофе, но оно того стоило. Опыты показали реакцию на раствор серебра, меньшей концентрации, чем тот, которым накачали Крейвена, и щелочь. Но восхитительнее всего, конечно, оказалась реакция кожи попелави на ультрафиолет.

Устало скинув на спинку тяжелый халат, заляпанный реагентами, Винсент обессиленно рухнул на стул. Уткнулся лбом в столешницу, не в силах удержать чугунную голову. Через пару минут, мягко ступая, к господину подошел Генри, едва слышно опустив на стол поднос с трапезой.

– Милорд… – негромко обратился дворецкий, позволив себе коснуться чужого плеча, привлекая внимание.

Голос его уже чудом пробился сквозь дымку сна, затянувшую взор, и Винсент заставил себя сесть прямо. Улыбнулся дворецкому, которого, кажется, знал всю свою жизнь.

– Благодарю, Генри. Ты всегда знаешь, что и когда мне нужнее всего.

Мужчина сдержанно, но ласково улыбнулся в ответ. И протянул ему бокал с лекарством.

– Сейчас вам нужно это.

Вздохнув, Винсент покорно взял бокал и чуть нахмурился:

– Здесь больше, чем обычно…

– Сегодня солнце решило заглянуть в наш дождливый город, милорд, не стоит рисковать.

Винсент приподнял бровь:

– В самом деле? Сто лет его не видел. Пожалуй, прогуляюсь до Артура пешком.

Вздохнув, одним залпом выпил напиток, прикрыв глаза. Ему, в отличие от брата, никогда не нравился вкус, но по иронии судьбы, нуждался он в лекарстве намного сильнее.

Обеспокоенность дворецкого, казалось, можно было черпать ложкой, но давать господину советы, тот не решился, наполняя чашку ароматным чаем и пододвигая к Винсенту тарелку с яичницей с беконом и грибами. Решил накормить до отвала с самого утра?..

Закончив с трапезой, Винсент засобирался в фамильное имение. Генри неотступно вертелся рядом, явно порываясь что-то сказать, но не осмеливаясь перечить. И он сжалился над дворецким, велев распорядиться об экипаже.

– Вздремну в дороге.

Тихо, с явным облегчением, выдохнув, дворецкий послушно склонил голову и поспешил передать Томасу, чтобы тот подготовил экипаж для господина. Успевшего даже задремать в ожидании на диванчике в холле, но право слово, для этого ему понадобилось не больше четверти минуты. Впрочем, им еще повезло, предки в такую погоду погружались в столь глубокий сон, что были не в состоянии даже покинуть пределов своего жилища. Любуясь залитым солнечными лучами городом, казавшимся сейчас нереально ярким и эфемерным из полумрака салона экипажа, Винсент отчасти сочувствовал им, отчасти завидовал, ведь они не знали, чего лишены… Он рискнул чуть сильнее отдернуть занавеску и подставил бледное лицо свету, почувствовав животворящее тепло. Именно благодаря ему на земле существовала жизнь. Но они, являясь частью этого мира, одновременно были ему чужды. Знали ли предки, порождая их, какое это проклятье?..

Матушка всегда относилась к этим неудобствам сдержанно, скрываясь от солнца за зонтами и наглухо закрытыми одеждами, то и дело недовольно поджимая губы, при виде ожогов на молочно-белой коже Винсента. Но никого не подпускала, лично обрабатывая пострадавшую кожу. Отец же горел идеей – найти лекарство. Избавить их от зависимости, уязвимости. Он всегда был безудержным мечтателем…

Задумавшись, Винсент спохватился только, когда тепло перешло в легкое жжение, и задернул шторку. Выбираясь из экипажа, остановившегося у самых ступеней родового имения, сильнее надвинув шляпу, чтобы скрыть лицо в тени от ее полей. Взбежав вверх, нырнул в загодя открытую дворецким дверь и оказался лицом к лицу с обеспокоенным братом.

– Какое лихо принесло тебя в такую погоду?

В руках он держал огромную миску с сырым мясом, явно направляясь в сад поместья, где лично кормил любимцев. Вздохнув, Винсент поправил шляпу и, взяв брата за локоть, вышел на улицу вместе с ним, надеясь отсидеться в беседке. Взмахнул папкой с результатами исследований:

– У меня есть новости.

– Надеюсь, они хорошие.

Завидев хозяина, по мощеной дорожке к ним уже бежали, весело виляя хвостами, два золотистых сеттера и тощий, вылинявший лис. Тот самый, что был обязан жизнью юной хозяйской дочери, от которой долгое время не отходил ни на шаг. Нервно зыркнув на гостя, лис противно заскрипел, подобно старой не смазанной двери, предупреждая, что никого не подпустит к своему угощению, и даже собаки отошли подальше. Интересно, псы вообще помнили, что они как бы охотники?

– Что с ним? – поинтересовался Винсент, краем глаза наблюдая за рыжим негодяем, нервно скрипящим и истерично подметающим облезлым хвостом дорожку позади себя.

Артур передернул плечами, угощая голодное животное.

– Нервничает. Холодает. Шуба не растет, заначек нет, что делать вообще непонятно. Да? – с улыбкой поинтересовался он у любимца, почесав за черным ухом, давая очередной кусок мяса. – Это инстинкт. А у тебя что за новости?

– Он еще кроликов Амелии не передушил? – поинтересовался Винсент. Инстинкты же они такие… Иной раз и сам себе не рад, а только ничего поделать не можешь. А тут – зверь. – Я собрал образцы попелави для исследований и провел предварительные тесты. Обнаружились довольно интересные факты. Тебе стоит ознакомиться. Возможно, мы прольем свет не только на происхождение и суть потусторонних сущностей.

– Кролики изолированы, – хмыкнул Артур, отдавая лису еще один большой кусок, и тот, видимо, насытившись, схватил его и поспешил вглубь сада, прятать. Довольные сим обстоятельством, собаки счастливо замахали хвостами, получая свои порции. – Ты меня заинтриговал. Не тяни кота за хвост. Что ты откопал?

Винсент усмехнулся нетерпеливости брата. Все же, несмотря на всю его образцовую правильность, Артур оставался истинным исследователем, каким был и их отец.

– Помимо реакции на серебро, я обнаружил явную непереносимость ультрафиолета. Под его воздействием кусочек кожи попелави в буквальном смысле съежился, сокращая площадь воздействия, а потом вернулся в прежнее состояние. Внешних изменений, вроде ожогов, я не обнаружил, но изменился ли химический состав, с моими приборами определить не удалось.

С минуту стояла задумчивая тишина, лишь собаки гремели мисками, да шелестела листва. А еще шумело в голове… так омерзительно сильно.

– Привез образцы? – поинтересовался старший Файнс, почесывая одну из собак за ухом, та, впрочем, не отрывалась от трапезы.

– Разумеется. В экипаже, – сказал Винсент, кивнув в сторону главного входа, и мир закружился перед глазами.

Как он снова оказался в доме, в принадлежащей некогда ему постели, он помнил плохо. Зато полный укоризны взгляд Артура врезался в память. Яркий свет за окном успел погаснуть, значит он проспал не меньше шести часов. Потянувшись, чувствуя себя намного бодрее, Винсент провел рукой по лицу, смывая остатки сна, и немедленно поморщился. Все же успел обгореть…

Покинув комнату, спросил у горничной об Артуре, и оказалось, что тот еще не покидал лаборатории. И он хотел было направиться за ним, но его перехватила обеспокоенная Амелия, что смотрела на него не иначе как на тяжело больного. Едва ощутимо коснулась обгоревшей скулы.

– Как ты? Напугал нас…

– Не стоило, – улыбнулся Винсент, с радостью отмечая: ужасное происшествие двухдневной давности, не наложило на племянницу неизгладимого отпечатка. – Твой отец тоже тот еще трудоголик, когда увлечен чем-то, забывает про все.