Добравшись до особняка Кэмпбеллов, казалось, упирающегося шпилем одинокой башни в нависшие низко над городом чернильные тучи, надеясь пробить брешь для солнечных лучей, Винсент остановился у ступеней. Проверив наличие в кармане писем, тяжко вздохнул. Слишком тяжелый разговор для и без того насыщенного дня…

Дверной молоток в виде скворца чуть скрипнул, намекая, что неплохо бы его и смазать, но задачу свою все же выполнил, и уже через минуту на пороге появилась озадаченная и чуть напряженная горничная – никто не любит поздних гостей. Не к добру это. Знала бы она, насколько…

Проигнорировав поползновения прислуги забрать плащ, Винсент встряхнул мокрую челку, отмахиваясь от девушки, будто от надоедливой мухи. Поспешил подняться, минуя как широкие лестницы, так и узкие коридоры, стены которых украшали фамильные портреты. Все они сливались в один. И не то, чтобы Винсент бежал так, что картинка перед глазами внезапно оказалась смазанной – просто все Кэмпбеллы, сколько бы поколений их не разделяло, были на одно лицо. Мужчины, во всяком случае.

Преодолев последнюю крутую винтовую лестницу, замер, на мгновение прикрыв глаза, справляясь с головокружением. Резкий подъем… А может, просто густой запах благовоний сшибал с ног.

В Святилище время остановилось, казалось, еще столетия назад. Сейчас оно оставалось ровно таким, каким его описывали многочисленные исторические опусы, выходившие из-под пера Беррингтонов.

Небольшое помещение, пропитанное пряными ароматами и увитое белыми розами, будто бы растущими из стен, освещало лишь темно-фиолетовое пламя, поддерживаемое в медных чашах по обе стороны от алтаря. Где-то под сводчатым потолком тихо поскрипывали подвешенные на тонких цепях позолоченные птичьи клетки. Как символ оков, в которых все они жили…

Покачав головой, Винсент вытянул из высокой вазы срезанную белую розу и мягко подступил к блондину, преклонившему колено перед алтарем. Эван Кэмпбелл тихо и истово шептал молитву за ушедших.

Словно сошедший с одного из портретов, он имел мягкие светлые, чуть вьющиеся волосы, глаза цвета беспокойного моря в обрамлении пушистых, отчего-то темных ресниц, чуть пухлые губы и мягкие черты лица. Легкий будто перышко и звонкий, как весенний ручей – такое он создавал впечатление еще в детстве и со взрослением не огрубел ни на йоту, ни телом, ни душой.

– Думаешь, твои молитвы смогут помочь несчастным вернуться? – тихо спросил Винсент, тем не менее обрывая нежные лепестки, прежде чем мягким движением бросить их в ритуальную чашу.

– Нам не дано возвращать мертвых, Винсент, хотя наши родители и пытались, – мягко отозвался молодой учитель изящной словесности, тяжело поднимаясь с небольшой шелковой подушечки, которую подкладывал под больное колено. Также взял розу, чтобы отдать лепестки в дар пламени второй чаши. – Я лишь прошу за тех, о ком больше некому просить. Адам был последним в роду…

– Только ли за Адама, Эван? – хмыкнул Винсент, вытащив из кармана пачку писем и небрежно кинув их на алтарь, прежде чем принести в дар последние лепестки, что, мгновенно вспыхивая, не оставляли после себя даже пепельной пыли.

Кэмпбелл недоверчиво поднял связку, и узнавание явственно отразилось на бледном, красивом лице:

– Откуда они у тебя? – пальцы скользнули по бумаге, хранящей письма, компрометирующие Эвана Кэмпбелла, пылкости которого неожиданно хватило не только на проповеди для юных аристократов.

– Я имел несчастье стать одним из свидетелей последних минут жизни Тианы Хэндстен, – тихо отозвался Винсент. Едва успев придержать за локоть внезапно смертельно побледневшего жреца, мысленно чертыхнулся. Уж кем-кем, а гонцом, приносящим ужасные вести, он становиться не собирался. Вот только слухи, обычно расползавшиеся по городу со скоростью грязевого селя, внезапно изменили своим привычкам.

Мягко, но уверенно высвободив руку, Эван расправил плечи, словно убеждая то ли себя, то ли Винсента, что он в порядке. Хрипло спросил:

– Во время представления? – получив в ответ утвердительный кивок, отступил к стене, чтобы медленно опуститься на кованный табурет, также увитый цветами. Металлическими. – Я умолял ее бросить опасное занятие и… Но она лишь смеялась над моими страхами.

Вряд ли отдавая отчет своим действиям, он сорвал ближайшую розу, не обращая внимания, что ранит руку.

Едва слышно вздохнув, Винсент покачал головой. Преодолев разделяющие их два шага, опустился перед Эваном на колено, дабы вложить в его ладонь платок, немедленно пропитавшийся кровью.

– Эван… Я не знаю, как это объяснить… – он осекся на мгновение, даже понимая, сказать необходимо. – Она вспыхнула как факел. Возможно, кто-то подстроил несчастный случай, но… Мне кажется, я что-то видел.

Несколько бесконечных мгновений Эван Кэмпбелл смотрел будто сквозь него, Винсент даже не был уверен, что услышан. Но вот окровавленные пальцы сжались, стискивая ткань в кулаке.

– Видел? – нахмурился собеседник, пытаясь подняться, но лишь тихо зашипел от боли в колене. – Сущность?

– Не знаю, – качнул головой Файнс, помогая кузену подняться на ноги. – Я видел лишь тень. Где-то на грани восприятия. Даже не уверен, что это имело место быть. Идти можешь?

Тот коротко кивнул, мыслями находясь далеко от Святилища, и прихрамывая направился к выходу, отчего-то повторив, подобно приговору: Адам не оставил наследников. Он хотел увидеть место трагедии лично, проведя необходимый обряд, и, как бы ни хотелось Винсенту уложить Эвана в кровать, напоив травяным успокаивающим чаем, он не посмел отказать. Слишком глубоко отложились в голове старые легенды, передающиеся из поколения в поколение. Страшные сказки… Возможно, оставившие после себя черное пятно на песке арены.

В амфитеатре не было даже охраны, а преодолеть ограждение, выставленное полицейскими, не составило никакого труда. Запалив свечу, Винсент помог кузену пробраться ближе и опуститься на колено подле застекленевшего песка. Поджав побледневшие губы, Эван осторожно коснулся его пальцами, судорожно вздохнув. И чуть вздрогнул от гневного окрика помощника инспектора, выросшего буквально из-под земли:

– Что за чертовщина, барон?! Кого вы притащили?

– Не забывайтесь, Ричардсон! – раздраженно рявкнул Винсент в ответ, закрывая кузена спиной. – Не хотите, чтобы здесь находились “посторонние”, так дежурьте на месте, а не ухлестывайте за циркачками! Там снаружи тип какой-то топчется, лучше бы его проверили.

Пристыженный, помощник инспектора оглянулся на дверь, ведущую в безмолвствующий холл, еще раз смерил взглядом Кэмпбелла и, посоветовав ничего не трогать до его возвращения, поспешно вышел.

– Давай, Эван, у тебя есть минут пять, – поторопил барон, проводив Ричардсона взглядом.

Повернувшись к Кэмпбеллу, увидел, что тот уже чертит на песке символы, чтобы через пару мгновений рассечь себе ладонь и уронить на причудливый симметричный рисунок пару тяжелых алых капель. Те тут же расползлись по рисунку подобно змеям, в процессе меняя цвет на чернильный. Запах серы резко ударил в нос, и Винсент закашлялся, пропустив момент, когда кровь вспыхнула и погасла, оставляя после себя пепел с идентичным запахом. Собрав его и растерев в пальцах, Эван нахмурился.

– Осадка быть не должно, – пробормотал он себе под нос. Стерев подошвой рисунок, уничтожая следы, поднявшись на ноги, потянул Винсента к выходу. – Никогда не думал, что эти книги действительно нам пригодятся…

Кэмпбелл двигался с такой прытью, будто и не получал никогда травму, свалившись с дерева, на которое они полезли за самыми вкусными грушами, теми, что были на самой верхушке дерева, конечно. Поджав губы, Винсент поспешил следом, чувствуя, как противно болезненно кольнуло сердце. Шанс ошибиться становился все меньше и меньше, а ошибиться он хотел, как никогда в жизни.

За четверть часа, которые они пробыли в цирке, на улице разыгрался настоящий шторм. Ветер бил в лицо острыми каплями дождя, казалось, готовый всерьез пронзить случайных прохожих насквозь. Зонт, что Эван прихватил из дома, не спасал совершенно, и им оставалось лишь безнадежно кутаться в отчаянно тяжелеющие плащи и шагать в сторону особняка.