Мечты, мечты, где ваша сладость? Ушли мечты, осталась гадость! А что мне останется: мечты или гадость? Боже, дай мне в жизни счастья и сладости! Не может мне всё время не везти в этой жизни! Пора заканчивать философствовать и думать о делах. Вот когда буду держать в руках большие деньги – тогда и буду наслаждаться и философствовать.

Пора спать. Да, нужно спрятать булаву. Ох, булава, булава. Наверное, она принесёт мне счастье и сладость, а не большие проблемы, а то в моей жизни всегда была только гадость. Так, нужно спрятать булаву, а то мои родные увидят её. Да, вот засуну её за шкаф, туда точно никто не сунет свою голову. Открываю комнату, выхожу. Сидит жена на кресле и ехидно смеётся:

– Зачем закрывался в комнате? Наверное, мастурбируешь?

– Да, как ты догадалась? – отвечаю я, чем вызываю громкое хихиканье жены.

Начинается Корсунская битва, 1648 год, я нахожусь в самом центре битвы на боевом коне. Смешались поляки и украинцы друг против друга в смертельной рубке. Кругом кровь, вопли, предсмертные стоны раненых обоих армий, которые сошлись в смертельной сечи.

Николай Потоцкий кричит:

– Рубите мятежников! Пусть наше оружие покарает украинцев, которые выступили против великой Польши! Они захотели какого-то государства, Украину. Покажите неблагодарным холопам, под кем они должны быть и кого уважать! Они не считают себя поляками и не принимают нашу религию и наш язык. Поднимите этих украинцев-схизматов на свои мечи и пики! Их предводителя Богдана Хмельницкого берите живьём, ему мы в Варшаве отрубим голову, потом четвертуем, а все отсечённые части развесим в разных местах – как мы, поляки, это уже раньше сделали с руководителем восстания украинцев против Польши, Северином Наливайко. Мы уже подавили тысячи таких восстаний украинцев против Польши. Вперёд! В бой за великую Польшу от Балтийского до Чёрного моря!

«Польша до Чёрного моря – это за счёт Украины», – подумал я.

Я прошу, чтобы мне дали меч, хочу рубить головы врага. Мне не дают никакого оружия. Кто-то ударил меня сзади по голове чем-то металлическим, в голове закружилось и задвоилось. Я упал с коня.

Вижу своё лицо, залитое кровью, а Николай Потоцкий держит свою булаву, обмазанную моей кровью и со злостью говорит:

– Сейчас я тебе отрублю голову!

– Но я же не курица, чтобы мне отрубить голову, я хочу жить.

– Ты думаешь, что курица тоже не хочет жить? Кто об этом спрашивает курицу? Кто тебя, червяка в моих руках, спрашивать будет! Сейчас твоя голова будет валяться на земле, и мы тебе положим твою голову в твои же руки, они будут корчиться и твоя отрубленная голова будет крутиться, как шар, в твоих же руках. Вот смеху-то будет, если взглянуть со стороны. Это для тебя будут ужасы, а мне комеди.

– Нет, нет, я хочу жить!

– Жить все хотят. Ты будешь валяться без головы очень долго, ибо тебя не похоронят, – закричал Потоцкий.

Да, как правило, в семнадцатом веке не хоронили после битвы тела неприятеля, и их безжизненные тела поедали падальщики – вороны и собаки. Этим трупы убиенных врагов лишали «загробной жизни», ибо поедание тела животными лишало возможности воскрешения убиенных, по представлению христиан, при возвращении на землю Иисуса Христа.

– Ясновельможный пан Потоцкий, а ты знаешь, что твой родной сын Стефан будет ранен в битве при Жёлтых Водах с украинцами, а вдруг его тело тоже будут рвать на части и поедать падальщики? А тебя самого украинцы возьмут в плен? – спрашиваю я.

Николай Потоцкий рубанул мечом по моей шее, и моя голова покатилась на землю. Резкая боль сменилась полным бесчувствием. Как-то странно видеть себя со стороны с отруб ленной головой. Тело моё лежит и корчится, из шеи хлещет струей кровь, руки и ноги делают нелогичные движения. Глаза широко раскрыты, рот хочет что-то сказать, губы смыкаются и размыкаются, но нет воздуха. Ведь человеческая речь звучит при выдохе воздуха. Воздух остался в лёгких, которые теперь не соединены с головой. Мою голову положили мне в руки. Мои руки хаотически крутят голову так, словно хозяйка выбирает в магазине головку капусты получше. Зачем такая смерть? Лучше умереть дома на своей кровати. Кто выбирает на войне вариант смерти? Смерть на поле битвы почётна, но она и самая ужасная.

Сон дальше продолжается. Вот идут похороны девятнадцатилетней девушки. Она по украинской традиции одета в белое венчальное платье и венчальную фату, так как умерла до замужества. Над гробом склонился отец. Вижу, что это Арсен.

– Вот в идишь – мне траур, а тебе досталась булава. Если бы не смерть моей девочки – не быть тебе богатым! – со скорбью говорит мне Арсен.

Я хочу посмотреть на лицо умершей, но её не видно из-за цветов, положенных возле головы. Но я… но я же не виноват в смерти Марты! Я, я… наоборот – должен узнать, кто приложил свои руки к её смерти, кто остановил её сердце. Я не сам хотел разбогатеть. Так вышло не по моей вине. На белом венчальном платье в районе живота, внизу видно алое пятно крови.

«Почему на платье внизу кровь? Ведь девушка умерла от удушья, в таком случае крови не должно быть, – думаю я. – Почему кровь на платье в районе живота?» – кричу я от тупой ярости.

«Ты узнаешь это позже!» – слышу я внутренний голос, но этот голос почему-то не похож на мой.

А может, я уже сошёл с ума? Нет, вроде ещё нет! Да, так скоро можно попасть в психушку.

Арсен закрыл глаза и плачет, потом нежно у гроба говорит:

– Зачем ты покинула этот мир, прежде чем я? Подожди, мой цветок, я скоро приду в твой новый мир. Мир, откуда ещё никто не возвратился.

Кому-то смерть, а мне богатство? Кому покидать этот мир – мне не решать. Нет, я непременно должен узнать о последних минутах жизни Марты Кочубей. Я это узнаю, потому что мне стыдно разбогатеть, не выполнив последнее желание отца Марты.

Фу, ну и сны! Я весь в холодном поту. Нужно вставать и ехать к Арсену.

Подхожу к дому Арсена, как договорились, в девять утра. Перед домом клумба с розами. Дом имеет девять этажей. От земли до седьмого этажа по стене ползёт декоративный дикий виноград. Арсен живёт на седьмом. Звоню в дверь.

– Заходите, Сергей, – слышу я голос хозяина.

Захожу в прихожую, зеркала прикрыты белой материей. Траур и печаль издают эти стены.

Дверь гостиной распахнута. В мягком кресле сидит Арсен. Он смотрит в окно и как будто не замечает меня.

– Я всё время жил правильно: не пил не курил, любил дочь, а теперь нужно умирать, – начинает он без эмоций.

Что я мог ему ответить?

– Будем переходить к делу, садитесь, – предложил мне Арсен. – Сначала о булаве, которая со вчерашнего дня стала вашей.

Я сел в мягкое кресло напротив хозяина. От волнения у меня пересохло в горле и начало быстрее биться сердце.

– Булава бесценная в стоимости, и за неё вам дадут огромные деньги. Она – историческая ценность и её нет в каталогах краденых предметов искусства. О её существовании вообще никто не знает. В булаве есть золото и серебро, шипы из золота и бриллиантов, рукоятка инкрустирована полудрагоценными камнями. Как вам вчера говорил, я в секрете держал сведения о моей коллекции, в противном случае ограбления было бы не избежать. Я понимаю, что вам нужны деньги, поэтому вы можете продать её в ближайшее время. У меня не поднимется рука продать эту булаву, она была гордостью и талисманом моего рода несколько столетий. Хотя мне уже всё равно. Я вам, Сергей, назову имя покупателя, который имеет большие деньги и не будет долго торговаться. Это Вадим Ганчук.

От фамилии возможного покупателя я оторопел. Ведь это украинский миллиардер, владелец заводов, телеканалов, известного музея искусства в Украине. Его фамилия часто звучит по телевидению и не сходит со страниц интернета и прессы.

– За булаву можно у миллиардера Ганчука просить четыре миллиона долларов.