– Ну, Полина, деньги у них водятся немалые и брак, судя по всему, крепкий. Воспитанные дети-студенты, никаких особых тусовок… Кажется, у них ювелирный бизнес.

– Но точно ты не знаешь?

– Милая, о таких вещах не принято спрашивать мимоходом во дворе, но слухи ходят позитивные. А почему ты сама не спросишь у своего ухажёра? Может быть, нам их пригласить?

– Мама! Погоди! Я просто спросила, вдруг ты в теме. А что про малыша?

– Малыш с няней, – она чуть приподняла брови, – а почему ты интересуешься?

– Ну, мне просто показалось, что с ним что-то не так…

– Тогда тебе не стоит лезть, куда не просят. Впрочем, няня там немного ку-ку, ты представляешь, однажды я поздно вернулась домой, около часа ночи, так эта девица выскочила из подъезда с коляской и рванула, как на пожар.

Иллюзий насчёт маминых приоритетов я не строила и собиралась технично спрыгнуть с обсуждения, пока не завезло ни в ту степь, но она вдруг аккуратно положила приборы на тарелку и чуть-чуть помедлила, прежде чем набралась храбрости на откровенность:

– Полина, а тебе папа ничего такого не говорил?

Чего я точно не ожидала во всей этой кутерьме, так это папиного фортеля.

Насторожилась – прикрывать интрижки отца вошло в привычку ещё с началки, когда он покупал мне лишнее мороженое и очень забавно, почти в шутку просил не проболтаться про наш маленький секрет, а я по-детски глупо радовалась возможности оправдать доверие. В старших классах пришло понимание, что мужья далеко не всегда так же хороши, как отцы, и что задержки на работе необязательно связаны с ночными совещаниями, но я продолжила. Ради мира во всём мире.

Вслух мы с ним это не обсуждали – было бы по меньшей мере неловко, проще притворяться слепой и глухой, когда надо. Самое смешное, что я не могла вспомнить, было ли что-то сомнительное в опоздании отца на сегодняшний милый домашний вечер, и на всякий случай внимательно изучала рисунок на посуде.

Мать не дождалась внятной реакции и продолжила сеанс пугающей честности:

– Это странно, но в ту ночь видела твоего отца с этой ненормальной. Не могу выбросить из головы ту сцену.

– И что они делали? Ночью? Во дворе? С коляской?

– По сути, они просто… ругались? – мамино лицо стало беззащитным. – Я хотела окликнуть его, но они так горячо спорили, что я осталась в тени и понаблюдала. После красочной перепалки она вытащила младенца и размахивала им, как флагом, а папа тряс головой и отнекивался. Это ведь странно, да?

– А ты его спрашивала об этом? – очень осторожно уточнила я.

– Нет, конечно, – мама вздёрнула подбородок. – Но это же может быть что угодно. Например, она свидетель. Или она просила о чём-то. Он же прокурор, мало ли…

Щелчок проворачивающегося замка вывел меня из ступора – папа шумно ввалился в прихожую и атмосфера в доме сразу стала суетливой и праздничной, как это всегда бывало при его появлении. Мама бросилась заново накрывать на стол, а я попыталась уловить, не пахнет ли женскими духами. На это раз всё было чисто, а папа шутливо пихнул меня кулаком в плечо, с недоумением посматривая на натянутую как струна хозяйку, с остервенением накладывающую ему огромную гору салата.

Конечно, мама не могла упустить шанс поделиться горячими новостями обо мне – понятие девчачьих тем ей принципиально незнакомо. Известие о парне из семейки Горюновых вызвало долгую паузу, мама даже забеспокоилась, не ляпнула ли что-то не то.

– Ты что-нибудь скажешь?

Папа рассматривал меня минуты три, а потом опомнился и нацепил жутко неестественную улыбку:

– У тебя с ним как, серьёзно?

– Издеваешься? Мы только недавно… Ну ты понял.

– Как отнесёшься к родительскому совету? Со свойственной юности горячностью или сделаешь поправку на чужие знания и опыт?

– Валяй. Рискни.

– Тебе нельзя с ним встречаться.

– Почему это? Что с ним не так?

В последнюю очередь я бы впутывала отца-прокурора в нашу слежку за Горюновыми. Его ищейки испортят всё веселье, даже если он и поверит в тот бред, что я расскажу. Особенно про потерю памяти – да мне после такого на пушечный выстрел не подойти к заколдованной квартире. Нет, это – крайняя мера, а пока у нас сбор данных.

– На слово поверишь? Вижу, что нет. Давай так – няня их ребёнка, Аня Уварова, рассказала кое-что, что мне не понравилось. История мутная и нуждается в проверке, но пока я не получил законченный отчёт, держись от них подальше. Мы договорились, Полина?

– Только если ты признаешься, в чём их обвиняют.

– Да ни в чём! – он с досадой оттолкнул солонку и та покатилась, рассыпаясь по обеденному столу в широкую извилистую полоску. – Скорее всего, сама барышня водит всех за нос, но твёрдых фактов пока нет. Ладно. Аня утверждает, что её сестра тайно выносила младенца Горюновых и пропала. По документам это чушь, конечно, ребёнок свой, но её сводная сестра действительно исчезла. Надеюсь, не надо объяснять, что тебе нельзя болтать об этом направо и налево?

– Я умею хранить секреты, папа, – вызов я и не скрывала, – и не могу прекратить встречаться с понравившемся мне парнем по твоей прихоти. Все знают, кто ты, они меня и пальцем не тронут.

Боже мой, как бы не заржать от слащавости! Но я почти выжимаю слёзы и он вроде бы смягчается.

– Я знаю, дочка. Просто будь очень-очень осторожна.

Ощущение духоты заполнило лёгкие и я мучительно рванулась, чтобы сесть на кровати, отдирая от горла сжимавшую его пятерню. Фонарь за окном высветил абсолютно пустую комнату, в которой ни одна живая душа спрятаться не могла, разве что под моей кроватью. Презирая себя за некстати разыгравшуюся фантазию, я кое-как преодолела страх, сантиметр за сантиметром свесившись и заглянув туда… Не найдя никого и ничего, кроме завалившегося учебника и пары фантиков. Очень мило. Я встала и прижалась лбом к ледяному оконному стеклу, чтобы хоть капельку успокоиться, а потом решительно направилась на кухню, чтобы попить.

Стараясь не шуметь – мама спит очень чутко, а я не хочу объяснять, с чего вдруг шастаю среди ночи по квартире в таком растрёпанном и перепуганном состоянии – я достала стакан, между делом отметив, что рука уже почти не трясётся от неслабого всплеска адреналина.

Да уж, а нервишки-то шалят. Я жадно выпила всю воду из стакана и потянулась, чтобы поставить его на стол, как вдруг почувствовала, как чья-то рука легла на мою талию. Только чудом не заорала, а резко развернулась, думая упереться ладонями в неведомого гостя.

Это был он – Дима Горюнов. Он смотрел сквозь меня, но глаза его горели так, что можно было бы подпалить солому, если поднести достаточно близко. Оттолкнула его и забежала за стол, словно это преграда могла хоть как-то защитить меня, и чуть не вырвала кусок столешницы, когда ухватилась за его край.

Дима чуть сдвинулся вправо, чтобы зажать меня между столом и холодильником, но застонал и опустил голову, рассматривая что-то прямо под ногами. Рефлекторно я тоже опустила взгляд и с изумлением разглядела мелкие крупинки слои, накануне рассыпанные отцом. На маму это не похоже – оставить бардак на ночь, но соли было не так уж и много, она могла и не заметить кристаллы, искрившиеся теперь в лунных лучах.

И сейчас Дима пытался поднять ногу, чтобы шагнуть ко мне, и не мог.

Повинуясь скорее животным инстинктам, чем остаткам разума, я почти нырнула через стол, сцапала солонку и щедро плеснула её содержимым в гостя. Он зашипел, вернее, даже не так – он издал такие чудовищные звуки, что на секунду мне показалось, что на нашей кухне содрогнулся и теперь извергается вулкан размером с человека.

А потом за моей спиной хлопнула фрамуга и одновременно темнота сгустилась, впитывая и стирая мужской силуэт.

И вот тогда я отчаянно, безудержно закричала.

Меня разбудила тряска – сразу оба ошалевших родителя немилосердно трясли за плечи, не отрывая безумных глаз.

– Полина, что с тобой? Ты так кричала! Что-то болит?! Где болит?! Что случилось? – они засыпали меня обрывками вопросов, колоколом звучавших в их головах, а я спросонья никак не могла скинуть муть, залившую меня сверху донизу, и только стучала зубами, безмолвно таращась на них.