– Сахарок! – плавно покачиваясь, тот вышел из состояния глубокого транса. – Сахарок, я опять про тебя забыл! Все, я сейчас же собираюсь!

– Какой собираться, если я уже здесь?! – хлюпнул Курт, чуть не плача от потрясения. – Что ты, мать твою, устроил?!

– Ритуальные пляски вокруг ежедневника Марти, – еле как вывернул пьяным языком Юки и кухонными щипцами достал из кастрюли тлеющие останки бывшего органайзера топ-менеджера «Глории».

Курт, молча утирая слезы, отобрал кастрюлю со всем ее содержимым и запихнул под струю холодной воды, чтобы сбить столбы дыма. По ходу он обратил внимание на то, что квартира Юки какая-то вся ненормально белая и в ней очень мало мебели.

– Если бы я не пришел, ты бы тут угорел, алкоголик тупой! – сказал он, вернувшись и относительно успокоившись.

– Мне все равно недолго осталось, сахарок. Дня три, не больше, – вздохнул Юки и жадно припал к бутылке.

– В смысле? – нахмурился тот и осторожно отобрал у него сей увеселительный эликсир. Неужели у него обнаружили спидорак, марсианский сифилис или еще какую-нибудь ужасную неизлечимую болезнь?!

– Через три дня Марти вернется из Парижа и выпустит мне кишки…

– За что? – цыкнул Курт, уже успев разочароваться.

И тут Юки понесло.

– За то, что я просто хотел вырвать его из лап «Глории»! Ты видишь, что с ним происходит?! Он превращается в помешанного на карьере старпёра! За последние четыре года он не взял ни одного выходного! Понятно, что когда ты в борстале был, он вкалывал, как не в себя, чтобы забрать тебя оттуда, ну а теперь-то что? Ты здесь, у тебя все есть, ему самому бабла на сто лет вперед хватит, все беды позади, бежать больше не от чего, живи да радуйся, в чем проблема-то?! На кой черт продолжать спать по четыре часа в сутки ради какой-то паршивой парочки миллиардов?!

Курт закатил глаза. С одной стороны, названная сумма прозвучала слишком внушительно, чтобы окрестить ее «паршивой», а с другой, мир серьезных взрослых людей оставался той областью, в которой он ориентировался хуже всего.

– Ну да, он какой-то дерганный стал, – наконец, ответил Курт, пожав плечами, и принялся соскребать с пола гостиной совсем раскисшего Юки. – Тебе бы тоже поспать не помешало.

Пока он шуршал мусорным пакетом и звенел пустыми бутылками, несчастный генеральный директор «Глории» пьяно и самозабвенно рыдал в подушку.

– Вот так, сахарок. Всю жизнь мечтаешь о всякой ерунде. Об учебе в Гарварде. О маленьком домике с гортензиями где-нибудь в штате Нью-Джерси или Мэн («Кого-то это мне напоминает…» – между делом покосился на него Курт). О деньгах, славе, об успехе. Получаешь это все, а толку-то? Лучший друг грозится турнуть тебя из твоей же компании, его племянник тебя ненавидит, жена сука, даже родителям наплевать, что тебя вот-вот убьют. «Без внуков даже на пороге не появляйся!» – и хоть ты лопни! А ведь тебе всего тридцать пять, ты даже на Фудзияму не лазил, у тебя еще вся жизнь впереди!

Тем временем племянник его лучшего друга уже закончил сбор опустошенных спиртных трофеев и принес Юки стакан воды – конечно же, из жгучей ненависти.

– У тебя есть родители? – спросил Курт слегка удивленно. Действительно, за все полгода своего знакомства с Юки он был наслышан только о его работе – и почти ни слова о его прошлом или личной жизни. Знал только, что он женат на Сакуре Кирияме, их с Мартином семейном психотерапевте, но почему-то все равно живет один.

– Ну, не из воздуха же я появился, сахарок, – вздохнул Юки, перевернувшись на спину.

– А где они? – оживленно спросил Курт, склонив голову набок, как любопытный голубь, выжидающий зернышек.

Юки не мог не улыбнуться, с грустью осознавая, что этот птичий интерес вызван исключительно тем, что сам Курт лишился родителей довольно рано.

– В деревне на острове Сикоку. Она такая маленькая, что ее даже нет на карте. Наша семья уже несколько поколений владеет клубничной плантацией. Папа с мамой выращивают клубнику, собирают ее и продают, а она потом попадает во все супермаркеты Японии.

– Охренеть! – вскричал Курт восторженно и быстренько плюхнулся рядом с ним на кровать. – И тебе, наверное, можно есть ее, сколько хочешь?

– Именно, – засмеялся Юки, невзирая на тяжесть в помаленьку трезвеющей голове. – А сейчас как раз второй сезон урожая. Клубника более крупная, чем в первом.

– Прикольно! Ты определенно должен съездить к родителям!

– Говоришь прям, как твой дядюшка. Сказали же, без детей не пустят.

– У тебя и дети есть?!

– В том-то и дело, что нет. Мои родители не знают, что я женат фиктивно.

– Как-как?

– Фиктивно. Это когда люди делают вид, что женаты, а на самом деле хотят друг друга поубивать.

– Но зачем тогда они делают вид, что женаты?

– По разным причинам, сахарок. Мне вот, например, надо было, чтобы от меня родители отвязались. Да и престижу «Глории» это пошло на пользу. Дело в том, что моя жена происходит из древнего дворянского рода, и когда людишки начали трещать, мол: «Дочка уважаемого самурая замужем за генеральным директором «Глории», – это было очень круто! А ей брак нужен был, чтобы в Америку попасть. Молоденьких женщин туда не всегда пускают. Боятся, что они выскочат замуж за какого-нибудь ковбоя и останутся там навсегда, а американцам, знаешь ли, своих дур хватает.

Курт ткнул пальцем Юки в живот, поближе к причинному месту.

– Ну, раз вы все равно женаты, то и уродца заделайте, пригодится когда-нибудь, – сказал он. – Ради клубники-то…

– Я? С этой гадиной? – Юки, как никогда, почувствовал, что он в стельку пьян и его сейчас стошнит. – Да я быстрее пить брошу и сдохну от дефицита питательных веществ!

Услышав эти слова, Курт смутно припомнил благополучно пропущенные мимо ушей домашние разговоры о том, что у Юки с женой какие-то нелады.

– Почему вы друг друга ненавидите? – решил поинтересоваться он.

– Долгая история, – с печальным вздохом отмахнулся Юки, затем поманил к себе Курта и трогательно устроил голову на его худых коленях. – Не хочу тратить на нее последние часы моей жизни.

Тот ласково вплел пальцы в его грязные волосы и попытался успокоить:

– Да ладно тебе! Я уверен, Мартин не будет тебя убивать.

– Нет, сахарок, ты не понимаешь, насколько все серьезно. Я такое натворил… А Марти в гневе просто страшен. Ты даже представить себе не можешь, каким жестоким бывает твой дядюшка. То, что он сделал с предыдущей переводчицей… Нет, мне всяко разно нужно где-нибудь спрятаться на недельку-другую.

– А что он сделал с предыдущей переводчицей? – навострил уши Курт.

Юки снова оставил его вопрос без ответа и, издав горестный стон, пробурчал ему в колени:

– Был бы ты помладше, сахарок… Было бы тебе лет хотя бы тринадцать-четырнадцать… Мы бы с женой сказали, что выродили тебя в Америке, пока еще женаты не были, и скрывали все это время, боясь гнева родителей…

– А ничего, что я слегонца не японец и, даже если бы мне было тринадцать, я бы все равно не походил на вашего сына?

– А с чего ты должен быть японцем, если родился в Америке?

Курт пожал плечами, догоняя логику Юки, и молча продолжил чесать пальцами его слипшиеся пряди жестких подкрученных волос, тоже уже начавших потихоньку седеть. Жалко его было, обидно за него. И вдруг Курта осенило!

– Слушай, а я знаю, кто может тебе помочь! – торжественно объявил он и, по-детски неловко приподняв зад вместе с головой Юки, вытянул из кармана телефон. – Эй, Акума! Хочешь клубники пожрать?.. – возбужденно заорал он в трубку десять секунд спустя.

Шоколад и сломанный чайник

Когда все было решено и обговорено, мгновенно протрезвевший Юки и опьяненный своей находчивостью Курт обмыли свой грандиозный план чашкой чая и улеглись спать. За неимением поблизости Мартина Курт по-детски счастливо и безмятежно засопел на груди Юки, а тот, взволнованный, долго не мог уснуть и все глядел на него, бледного и дикого, безумно похожего на Мартина в юности. Даже дядина смекалка и склонность к авантюрам, как оказалось, были отнюдь не чужды его бестолковой голове, и этот факт придавал им обоим еще большее сходство. На узком подбородке вальяжно растаяло несколько крошек шоколада: Юки распотрошил свои старые и скудные запасы сладостей, чтобы Курту было, чем закусывать чай. С ума сойти, он так отвык от гостей, что даже ребенка покормить было нечем!