Девушка с аппетитом надкусила кусочек: вкусно! Каждый рецептор выбросил залп салюта и возрадовался. Кабачки и овощные салаты уже надоели. А Оксана и папа считали, что маму в ее борьбе с лишним весом надо поддерживать, поэтому ели, что и она, да и готовить самим было лень, если честно.

Но пицца! Пицца! Это – святое!

Пропиликал телефон. «Что делаешь?» – прилетело сообщение от Толика. Продолжать спор ни о чем не хотелось. Поэтому Оксана поначалу решила проигнорировать и даже отключила звук, но потом не выдержала и ответила: «Ем». «Не поздновато ли? Смотри, станешь толстой – разлюблю». Девушка чуть не подавилась. От папы такого точно даже ожидать было нельзя после двадцати одного года совместной жизни с мамой, а Майоров уже норовит устанавливать свои порядки. Даже сразу в голову не пришло, что написать в ответ.

Тем более, на кухню пришла мама, заспанная, в распахнутом халате, накинутом прямо на ночнушку.

– Хоть разогрела бы, – сказала, зевая.

– И так вкусно! – похвалила Оксана, с радостью откладывая телефон.

– А я подумала, чего это я вас голодом морю. Решила побаловать, – улыбнулась мама, потрепала дочь по голове, как маленькую, и села напротив.

Сонная, такая теплая. У девушки даже что-то защемило в душе, когда вдруг подумалось, что скоро ведь придется выходить замуж, и тогда не будет этих вечерних посиделок, этого задушевного молчания. Цена взрослости. Неоправданно высокая. Понятно, что замужество – в далеких гипотетических планах. Но детство-то все равно уже закончилось, и юность подбирается к концу, когда ты купаешься в родительской любви и согреваешься в их объятиях, оттаиваешь от обид и просто забиваешь на проблемы.

Оксана положила свою руку на мамину ладонь, словно протянула мостик в прошлое, когда можно было идти за ручку, задавать нелепые вопросы, и не задумываться, что тебе подкинет завтра.

– Все хорошо? – поинтересовалась мама.

– Ага.

Не хотелось вспоминать ни фанты Ольховской, ни тягостное давление Толика. К чему это? Тем более, не зря психологи говорят, если тебя волнует какая-то проблема, просто отпусти ее, мозг сам найдет решение и преподнесет на блюдечке с голубой каемочкой. Оксана в это верила, и надеялась, что и в этот раз прокатит.

– А у тебя?

– Тоже, – ответила мама и потерла глаза. – Пойду я спать. Долго не рассиживай.

– Чай допью, приму душ и лягу, – пообещала девушка, уповая на то, что утром в голове замаячит решение, как правильнее поступить.

2

Во сне Оксана решала и решала у доски примеры, а они не кончались. Вот уже вроде бы казалось и все, но появлялся новый. Бесконечные формулы уже должны были опоясать землю. Потели руки. Мел крошился в пальцах. Место на доске заканчивалось и приходилось то наклоняться, то тянуться наверх. Каждый свободный миллиметр заполняли крошечные цифры. А самое неприятное оказалось, что когда девушка оглянулась на класс – никого за спиной не оказалось, и за учительским столом – пусто. То ли все разошлись, не дождавшись решения, то ли никого и не было.

Вот тебе и раз. И как понять, что за ответ подкинул дорогой мозг на поставленную задачу? Или ничего он не подкинул, потому что Оксана как-то неточно сформулировала запрос?

Но вчерашняя неразрешимая проблема: обнять какого-то гипотетического юношу – уже не казалась такой невыполнимой. Вон, в сказках замуж выдавали за первого встречного, и вполне себе счастливо. Вспомнить, к примеру, «Короля Дроздоборода». Реальность, конечно, не сказка, но ведь и Оксане не замуж выходить. Пусть Толик нудит, если так ему хочется!

Быстренько покидав тетрадки для лекций в сумку, выскочила на остановку. Там уже подремывала, стоя, как лошадь, Полина Евлантьева – закутанная по уши в оранжевый снуд, с огромными наушниками, яркая, под стать октябрьским краскам. Если не знать наверняка, то и не предположишь, что тише этой девушки, наверное, на курсе никого не было. Она не прибилась ни к одной группе, на переменах сидела обособленно в сторонке, или слушала что-то, или рисовала в скетчбуке, или делала и то и другое вместе. Но с Оксаной Полина общалась. Даже заговорила первой, приметив, что каждый день уезжают с одной остановки, еще на первом курсе.

– Привет! – Оксана тихонько постучала по плечу девушки.

– Привет, – расцвела улыбкой Полина, сдвинув в сторону один наушник.

– Чего слушаешь?

– А, – она махнула рукой. – Тексты для аудирования.

Тогда не мудрено, что Полина спит. Оксана бы тоже заснула.

– Красивый снуд!

– Спасибо! Вчера довязала.

– Вообще не скажешь, что самодел. Тебе заказы можно брать.

– Разбогатею, – протянула Полина и прыснула, а Оксана следом за ней.

Поговорив о том, о сем, девушки забрались в подъехавший автобус. Места оказались только стоячие, но несколько остановок можно потерпеть. Правда, Евлантьева тут же вернулась к аудированию, и Оксане пришлось погрузиться в свои мысли, откровенничать прилюдно не хотелось, а пустые разговоры закончились. Сомнения снова заворочались в душе новорожденными ежиками. Плюнуть на эту Ольховскую. Забыть, как страшный сон. Да, и Толик со своими претензиями потом достанет. Еще бы знать точно, чего он про себя решил.

За пару остановок до универа в автобус втиснулась Янка – легка на помине. Увидела знакомые лица и протолкалась к ним.

– Ну, что? Предвкушаешь нежные объятия? – поинтересовалась громко, так, что даже Полина в наушниках услышала, и вопросительно глянула на Оксану.

– Даже не думала, – соврала та.

– Да ну? – Ольховская вскинула выщипанные бровки. – Григорьева камеру принесет. А то вы с Толиком ведете себя как пионеры в СССР.

– Ничего мы не как пионеры!

Янка захохотала, так, что на нее даже сторонние пассажиры зашикали.

– Люди! Я ж не матерюсь. Не нахожусь в алкогольном или наркотическом опьянении. Я смеюсь, – принялась вещать Ольховская. А положительные эмоции помогают вырабатывать эндорфины, которые улучшают физическое и психическое самочувствие. Так что, улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

– Пошли уже к выходу, – покраснев, потянула ее Оксана.

Полина, не задавая прямых вопросов, наблюдала со стороны и с интересом прислушивалась больше к своим сокурсницам, чем к аудированию. Дождавшись, пока Ольховская, выйдя из автобуса и рванет вперед, поинтересовалась, о каких таких объятиях та говорила.

– Да, – вздохнула Оксана, – ввязались вчера на свою голову в фанты, мне выпало обнять первого, кого я встречу, на площади перед универом.

– Ольховская, наверняка, водила? Затейница наша, – Полина хмыкнула и развела руками.

Все правильно, детский сад, а не третий курс.

На площади, как всегда в это время, почти никого не было. Пара девочек, смутно знакомых на вид, о чем-то хихикали рядом с колоннами. А у лестницы шушукались Лена с Янкой. На плече Григорьевой болтался кофр с камерой, значит, Ольховская не обманула.

Полина, обычно спешащая в аудиторию, сегодня не бросала Оксану. Чувствовать рядом ее плечо оказалось приятно, вроде бы и ничего особенного, но радует, что на твоей стороне баррикады ты уже не одна.

Лена растянула улыбку:

– Что, Антипина, готова к подвигам? Или надеешься скрыться в аудитории? Или что именно Майоров распахнет тебе свои объятия? Только это не засчитается, – и погрозила пальцем.

– Я в курсе, – выдавила Оксана.

– Или ты решила спонсировать наш следующий сейшн? – не унималась Григорьева, попутно расчехляя фотоаппарат. – Смотри, я даже зафиксирую для истории, как ты прильнешь к «прекрасному незнакомцу».

– По-моему, для фиксации достаточно и телефона. Особенно в плане Инстраграма, пара секунд, и все в сети, – Оксана держалась, чтобы не выдать напряжения.

И не понимала Ленкиной злости. Та словно срывалась, вовсю пользуясь этой ситуацией. Не развлекалась, как Ольховская, а именно старалась укусить побольнее. Обиделась на что-то? Так, вроде повода нет и не было.