Я спрыгнул на землю и сразу же почувствовал порыв ледяного ветра. Вот оно, дыхание Ледника. По коже побежали мурашки. Осталось совсем чуть-чуть. Каких-то несколько шагов, или километров. Кто знает? Пространство здесь свернуто в спирали, изгибается и выворачивается наизнанку. Идти нужно лишь туда, откуда дует холодный ветер.

– Что с заложником будем делать? – спросил «головастик», открывая дверь. – Ведь с собой же не потащим?

– А как он домой вернется? – я озадаченно посмотрел на обелиск. С этой стороны он был иссиня-черным, совсем не отражающим свет. – Обратно только через Ледник.

– Думай, «крот», – спиллянин перелез на заднее сиденье и сел рядом с лейтенантом. – Теперь ты командир. Я приму любое твое решение.

– Оставьте меня здесь, – проговорил Мамедов-младший. – За мной обязательно придут. Или наймут спасателя.

– Это самый верный вариант, – согласился «головастик». – Субмар троих может и не потянуть. А если потянет, то батареи враз иссякнут. Солдат дело предложил. Да и заложник нам уже не нужен.

– Хорошо, – кивнул я. Протиснулся в салон и развязал офицеру руки. – Только не делай глупостей, лейтенант. Иначе убью.

Тот промолчал. И лишь когда мы двинулись в путь, дойдя до первого проржавевшего остова кладбища автомобилей, он окликнул меня:

– Послушай, Фёст! Если ты найдешь где-нибудь место, которое сможет стать тебе домом – останься там. Здесь скоро все изменится. Ты ведь сам видишь. И все, что тебя будет ждать по возвращении, это мучительная смерть.

– Приму к сведению, – ответил я, вновь ловя лицом порыв холодного ветра. Ледник манил к себе. В предвкушении скорой встречи с ним меня начало бить мелкой дрожью. Как породистого жеребца перед скачкой.

Лейтенант остался стоять возле «Хаммера», глядя нам вслед. А мы, осторожно огибая вросшие в землю ржавые машины, пошли в сторону обелиска. Ветер дул теперь с той стороны, а это значит, что наш маршрут развернулся на сто восемьдесят градусов. Это было здесь в порядке вещей.

Сделав несколько шагов сквозь густую пелену тумана, я замер, не решаясь пересечь невидимый температурный барьер. По эту сторону все еще было лето. Зеленели высокие деревья, шелестела под ногами трава, кое-где пестрели разноцветными мазками полевые цветы. Но стоило только протянуть вперед руку, и кожи касался ледяной холод. Всего один шаг, чтобы пересечь границу, и оказаться в царстве зимы. Так просто и так легко, словно в сказке «двенадцать месяцев». Чудо, которое уже давно стало для меня обыкновенным фактом.

Холод у Ледника был особый. Он не убивал, и не вызывал обморожения. Только причинял дискомфорт, заставляя думать, что действительно вокруг стужа. На самом деле никто из «кротов» не брал с собой даже вязаной шапки, разве что зимой, когда под Курском настоящий сорокаградусный мороз. Лишний груз – лишние проблемы. Да и человек, среди жаркого лета везущий в багаже теплую одежду, непременно будет под подозрением.

– Что ты встал? – с недовольством проговорил «головастик», поправляя висевший на шее трофейный АК. – Уже немного осталось.

– Сам знаю, – беззлобно огрызнулся я, и шагнул вперед.

Холодный воздух моментально обжег легкие, вызвав приступ кашля. Хоть я и готов был к этой неприятности, даже ненадолго задержал дыхание, но каждый раз все приготовления шли насмарку, заканчиваясь одинаково: согнувшись пополам, несколько минут яростно пытался выплюнуть бронхи. Впрочем, иногда казалось, что изо рта вот-вот появится желудок. Или прямая кишка. Однако адаптация так тяжко протекала почти у каждого человека, попавшего в Ледник. Что ж, особенности нашей расы.

– Тебе нужно показаться врачу, – наставительно заявил «головастик», наблюдавший за моими мучениями. – Мне не хотелось бы в скором времени заниматься твоими похоронами.

– Не дождешься, – переводя дыхание, ответил я. Стало значительно легче дышать, но в груди все еще продолжало болеть. Отодрав от лица потрескавшиеся на псевдохолоде биополимерные накладки, засунул их в карман, чтобы потом выкинуть (в Леднике никто никогда не мусорил). Затем натянул на голову капюшон и, не обращая больше внимания на сетования спиллянина относительно моего здоровья, начал искать тайник Гамаша. Дед всегда оставлял свежие зарубки на деревьях, которые видели лишь свои. Главное, чтобы слой инея их совсем не закрыл.

Покрутившись по лесу, уже минут через пятнадцать обнаружил первую метку, а спустя еще четверть часа мы с «головастиком» вытаскивали из неглубокой ямы, прикрытой ельником, мою сумку. Все содержимое оказалось на месте. Правда, дед подбросил еще несколько банок консервов и мешок с орехами. Последнее было особенно полезным.

Продвигаясь к центру Ледника, мы с каждым шагом ощущали, как крепчает мороз. Это была иллюзия, так как даже пар изо рта не шел. Но приятного мало. «Головастик» завернулся с головой в свой истрепанный плед, и шел позади меня, волоча по земле автомат. Деревья вокруг уже походили на ледяные статуи, а почва под ногами хрустела, отслаиваясь и крошась.

Я закрепил под подбородком субмар. Затем вытянул из его корпуса два провода, заканчивающихся датчиками, и прилепил их к вискам. Почувствовав тепло моего тела, прибор тихо загудел. Спустя несколько секунд в голове раздались тонкие, будто звон хрустального колокольчика, сигналы метронома. Он звучал с периодичностью в две секунды, а это означало, что метров через двадцать можно уже открывать «ход». Главное, сейчас отогнать все негативные мысли и сосредоточиться.

Остановившись, закрыл глаза. Метроном в тот же миг замолчал, и субмар перешел в активный режим.

Хайлит, Хайлит… Какие же у меня ассоциации с этим пустынным миром? Я был там всего один раз, но этого достаточно, чтобы в подсознании навсегда остался отпечаток.

Песок… зной… палящее солнце… Нет, совсем не то. Так ничего не выйдет.

Нейронная связь с прибором была настолько чувствительна, что тот реагировал даже на случайные образы. Нужно просто вспомнить правильную ассоциативную цепочку. Нужно просто вспомнить…

Хайлит… Хайлит… Неужели за несколько лет все забылось? Да, нет же. Оно где-то внутри, в глубине памяти.

И тут образы возникли сами по себе. Я вспомнил, как отдыхал с родителями на Азовском море. Мне тогда было лет семь. Горячий песок, пляж и… сильная жажда. Очень хотелось пить, губы пересохли. Тогда впервые попробовал на вкус соленую морскую воду.

Я облизал губы, совершенно не боясь морозного воздуха. А может, наоборот, слишком горячего. С закрытыми глазами я по-прежнему видел перед собой протянувшуюся до самого горизонта водную гладь. Волн почему-то не было, и море представлялось похожим на зеркало.

В следующее мгновение я услышал, как запел субмар. Сначала тихо, на самой грани восприятия. Но с каждой секундой звук нарастал. Будто кто-то беспрестанно водил мокрым пальцем по краю тонкого хрустального бокала. Ледник слушал эту завораживающую песню, и подпевал. Звук проникал всюду, заставляя лед вокруг резонировать. Я чувствовал, как он меняет свою структуру, с едва слышным потрескиванием в его толще начал формироваться ход.

Затем я открыл глаза. Прямо передо мной в земле образовалось ровное круглое отверстие диаметром около двух метров. Сверху его затягивала зеркальная, похожая на тонкий слой ртути пленка.

– Получилось? – раздался голос «головастика». – Хайлит?

– Пока не знаю, – задумчиво проговорил я. Субмар уже начал здорово греться, обжигая шею. Его «песня» давно перешла в ультразвуковой диапазон, и человеческие уши ее перестали воспринимать. Нужно было торопиться. – Увидим на той стороне. Ну, поехали!

Обхватив руками замотанного в плед спиллянина, я шагнул вперед.

Переход всегда сопровождался сильным головокружением. Словно не в пустоту прыгаешь, а в дьявольский водоворот. Хорошо, хоть длится весь процесс считанные секунды. Потом некоторое время на восстановление вестибулярного аппарата, возможно с рвотой и, наконец, наступает та фаза, которую я называю экспресс-адаптацией. Может, она вовсе для других целей, кто знает? Но когда твое тело в течение нескольких минут словно обжигают раскаленными углями, причем не оставляя при этом никаких следов, вообразить что-то другое трудно. Не силу же воли закаляют?