— Не совсем то, что я полагал услышать, — сказал Уолли, обнажая белоснежные зубы в улыбке, — но превосходная поэзия! Кто автор?

— Не знаю, — пожал плечами Ннанджи. — Неплохо, правда? — Он выглядел немного разочарованным. — Надеюсь, слушатели не всему здесь поверят.

Экипаж поднялся, готовый теперь приступить к войне.

— Куда теперь, великий предводитель? — спросил Томияно.

— Скрыться! — ответил Уолли. — Мистический Шонсу исчезает так же таинственно, как и появился.

Ннанджи смотрел на него в ужасе и смятении.

— Потом мы вернемся и подойдем к храму.

— И что мы там будем делать, брат?

— Фехтовать, — ответил Уолли.

— О! — Ннанджи выглядел удивленным, но фехтование никогда не вызывало у него сомнений.

— Я встречу вас там. Мне нужно еще раз все проверить. Шлюпки, — добавил он, — ведут себя еще хуже, чем мулы, я нахожу, что паланкин дает возможность держать себя в хорошей физической форме.

Уолли проводил жреца к сходням, пока экипаж «Сапфира» готовился к отходу. Где-то там, на краю торговой площади, должны быть наблюдатели, дожидающиеся действий Шонсу.

Он вернулся к Ннанджи, который держал в своих объятиях Тану. Он уже несколько часов не был в постели и поэтому чувствовал себя дискомфортно.

— Очень маскирующий килт, — сказал Уолли.

— Это все, что у них было, — возразил смущенно Ннанджи. — Предполагается, что Пятые должны быть низенькие и толстые.

— Джия уже сшила тебе другой — очень красивый, с вышитым грифоном.

Довольный Ннанджи объявил, что сейчас же побежит переодеваться.

Тана заявила, что, может быть, новый килт придется подогнать, и она пойдет вместе с ним.

— Спасибо тебе, Тана, — сказал Уолли, — за предупреждение о Боарийи.

— Какое предупреждение? — вмешался Ннанджи.

— Не обращай внимания, — быстро ответила Тана, — пойдем побыстрее снимем этот противный килт.

От такого предложения он не смог отказаться. И они удалились.

Сходни подняли — самое время заняться детальной проработкой планов. Уолли вернулся к Джие, туда, где она обычно находилась, — возле палубной каюты. Он собирался поговорить с ней о шелке и шитье.

— Тебе понравилась баллада, дорогой? — спросила она, и он заметил что-то странное в этих темных, обычно непроницаемых глазах.

— Это великая поэзия, хотя и не совсем точная. А в чем дело?

— Будут и другие! — ответила она. — Ннанджи рассказал менестрелям об Ове.

Уолли обещал это Тиваникси и уже забыл обо всем. Но не важно — Ннанджи сделал это наверняка лучше.

— Сколько же там было менестрелей?

— Дюжины, любимый, — сказала она, нахмурившись.

Так много? Тысяча воинов, плюс молодежь (две-три сотни, не меньше). Менестрели, понятно, слетелись на сбор. Герольды? Оружейники? Жены? Дети? Музыканты? Ночные рабыни? Сколько же тысяч всего вместил Каср? Не удивительно, что старейшины не чувствуют себя счастливыми.

— Еще Тана рассказала им историю, как вы с Ннанджи победили пиратов.

Он подумал, что Джия чем-то обеспокоена.

— Что тебя волнует, любимая? В пиратской истории все в порядке.

Конечно, пираты — это только разорившиеся моряки, причем половина из них — женщины. В версии менестрелей они превратятся в Морганов, Черные Бороды и Джонов Сильверов, но не приобретут обаяния. Свободные мечи ненавидят пиратов, потому что не могут с ними справиться, так что история должна получиться красочной.

Она опустила глаза, не желая опережать в догадках хозяина, который обычно так быстро соображал.

— Кто начал бой?

Ннанджи. Теперь он понял! Снова по той же схеме. Ннанджи был героем битвы с Тарру, он станет героем битвы при Ове, а также в поединке с пиратами. Если историю рассказывала Тана, сомневаться не приходится, что Уолли будет в лучшем случае упомянут в сноске.

— Еще они спрашивали о Ги, — сказала Джия. — Это ведь ты привел полный корабль закаленных в огне инструментов и снова возродил город.

— Да, наконец-то Ннанджи не сможет присвоить это себе, — улыбнулся он.

— Инструменты пришли из Амба, дорогой. Амб — колдовской город! Подозрения снова могут появиться… Обычно он не был так недогадлив, но Джия имела время для размышлений.

— А Катанджи расспрашивали о колдовских башнях.

Проклятье! Уолли был так поражен, что не мог говорить. Конечно же, Катанджи расспрашивали — и наверняка он не смог устоять перед такой аудиторией… дюжины менестрелей?

Проклятье! Проклятье! Что подумают воины о Седьмом, пославшем, с опасностью для жизни, Первого, да еще переодев его в раба? Реакция их будет как у Ннанджи: подделка меток на лбу — преступление. Они не могут представить себе переодевающегося воина. Пиратская история, может, и не принесет ему славы, но рассказ Катанджи точно подорвет престиж Шонсу.

Проклятье! Проклятье! Проклятье! Менестрели! Уолли забыл, какое положение они занимали в Мире.

Как у человека бывают пустые дни, так у Касра были пустые столетия. Нигде это не было так хорошо заметно, как в храме. Будучи уменьшенной версией архитектурного сооружения в Ханне, он смотрел своими семью арками на Реку, посвященную Богине, только арки, как дань холодному климату, были застеклены. Два из семи шпилей обрушились и много листов позолоты осыпалось; также было много разбитых стеклянных витражей, а кое-где не хватало элементов каменной резьбы.

К храму и комплексу его строений примыкала полуразрушенная пристань, затерянная среди одичавших деревьев и кустарников. Ее и имел в виду Хонакура, так что, когда Уолли вышел на берег, ежась на прохладном вечернем ветру, его встречала делегация жрецов. После обязательных ритуальных размахиваний руками и поклонов его провели по сырому подземному ходу в огромную полуразрушенную трапезную с высокими лепными барельефами и каменным полом. Она была не слишком уютна, зато полностью подходила бы для его целей, будь в ней чуточку побольше света. В ней было несколько окон, но они были расположены слишком высоко и, к тому же, поросли мохом и покрылись плесенью. Звук рапир навряд ли будет слышен отсюда. Кроме того, трапезная должна иметь при себе кухню, а в кухне — плиту. Значит, дистилляцию можно будет проводить непосредственно под его наблюдением. Жрецы ждали его заключения, и он сказал, что да, подходит.

Брота и Пора отправятся на закупку шелка, воска и масел, Лаэ — на поиски какого-нибудь тяжелого голубого материала. Томияно и Олигарро — на охоту за кораблями. Тана, Джия и Катанджи должны остаться на «Сапфире». Держа все это под контролем, Уолли мог приступать к фехтованию. Он отослал жрецов ждать Фиендори, попросив, чтобы его сразу же провели к нему.

Он окинул взглядом огромную комнату, походившую на великолепный гимнастический зал.

— Ну ладно, Мастер Ннанджи, — сказал он, — если мне больше некого тут рубить… ты будешь первым!

Ннанджи многозначительно улыбнулся:

— Мои секреты — твои секреты, брат?

— Конечно, — ответил Уолли, — не думай, что я не доверяю морякам, Ннанджи, так как любое слово лжи для нас сейчас смертельно. Уверен, что колдуны имеют шпионов в Касре.

Он хотел сесть на выщербленную деревянную скамью, но решил, что ее бы не мешало почистить перед употреблением.

— Я думаю так. Шонсу проиграл, и проиграл плохо. В Аусе проиграл я. Два проигрыша, так? В Ове мы победили. Нам нужна еще одна победа! И я хочу получить молнии!

Не потеряй он сознание в Ове, он бы разглядел смертоносное оружие колдунов. У Ннанджи подобные мысли не возникали, но его уже нельзя было удивить подобными заявлениями.

— Ты хочешь поймать колдуна?

— Надеюсь, — сказал Уолли, — но еще больше мне нужны их молнии. Я убил бы ими быка или кого-нибудь в этом роде перед воинами и показал бы им, против чего они собираются выступать. Может, тогда они захотят меня слушать!

Его юного друга совсем не охватило радостное возбуждение, на которое надеялся Уолли. Он выглядел озабоченным.