— Хоть завтрак закончить ты нам позволишь? — хмуро спросил царь. — Да ладно уж, садись за стол, съешь чего-нибудь, чего зря стоять?

— О нет, я не считаю себя вправе сидеть наравне со столь высокопоставленными особами, — отказался было Петрович, но почувствовав, что во второй раз его вряд ли пригласят, почел за лучшее согласиться: — Однако, ежели вы так настаиваете, то я, конечно же, присоединюсь к трапезе и откушаю что-либо от ваших невиданных щедрот!

С этими словами он присел на краешек стула и с помощью большой ложки переложил из блюда к себе на тарелку совсем немного (!) какого-то овощного кушанья, после чего стал медленно его есть, помогая себе вилкой и кусочком хлеба (!!), а от вина отказался вовсе (!!!), ограничившись кружкой кваса, да и то неполной.

Все, кто был за столом, тихо дивились столь скоропостижным переменам в бывшем Грозном Атамане, и гадали, к лучшему ли они, или наоборот.

Лишь к утру достигли Каширский и Анна Сергеевна стен Царь-Города. Чтобы попасть в столицу, нужно было миновать ворота, в которых обычно стояли двое-трое стрельцов в красных шапках, вооруженных секирами. В их обязанности входило брать подати с въезжающих в столицу иноземцев и проверять купеческие обозы на предмет недозволенных товаров. На обычных путников, а тем более пеших, стрельцы, как правило, внимания не обращали и пропускали их туда и обратно беспрепятственно.

Однако на сей раз путникам явно не повезло — стрельцы встретили их скрещенными поперек ворот секирами:

— Кто такие?

Каширский вздохнул, опустил на землю мешок и извлек из внутреннего кармана свернутую вчетверо грамоту, из которой следовало, что податель сего, господин имярек, исполняет особые поручения и должен быть пропускаем беспрепятственно даже в такие места, куда обычным смертным далеко не всегда открыт ход. Грамоту венчала круглая печать и подпись весьма значительного должностного лица, которая обычно отваживала служивых задавать Каширскому какие-либо дополнительные вопросы.

На стрельцов же привратников, похоже, куда большее впечатление произвели отнюдь не подпись и не печать, а имя самого предъявителя.

— А-а, так вы и есть Каширский? — голосом, ничего хорошего не предвещавшим, проговорил первый стражник. — Вас-то нам и надо!

— А в чем, собственно, дело? — забеспокоился Каширский.

— А то сами не знаете! — ухмыльнулся второй охранник. — В Сыскном приказе вам немало порасскажут о ваших темных делишках!

— Вы не имеете права! — захорохорился Каширский. — Я ученый с мировым именем, без пяти минут Нобелевский лауреат, я самого царя Путяту консультирую!..

— А кстати, что у вас в мешочке? — вдруг спросил первый стрелец. — Покажите, будьте так любезны.

— Ни за что! — испуганно вскричал Каширский, вцепившись в мешок. — Это мои личные вещи.

Охранник с силой потянул мешок на себя, Каширский не отдавал, и кончилось это тем, чем и должно было — мешок порвался, и через дырку на землю посыпались драгоценные украшения, старинные монеты и золотые кувшинчики.

— Значит, личные вещи? — усмехнулся второй стрелец. — Ну что ж, господин Каширский, пройдемте со мной.

— Тогда и меня ведите! — не выдержала Глухарева. — Я тоже замешана в разных темных делишках!..

— Сударыня, не морочьте голову, — отмахнулся от нее первый стрелец, будто от назойливой мухи. — Ступайте своим путем и не мешайте нам работать.

— Это вы нарочно устроили, чтобы… — крикнула Анна Сергеевна вдогонку — и осеклась. А хотела она сказать: это вы нарочно устроили, чтобы не делиться со мной.

Так сбылось второе пророчество Херклаффа о «каталашке» для Каширского.

Анна Сергеевна смачно плюнула и, миновав ворота, вошла в город, на ходу обдумывая, как бы ей вызволить сообщника, а главное — вернуть драгоценности.

Лошади, щедро покормленные в Загородном тереме, резво несли карету в направлении Царь-Города. Путешественники все больше помалкивали, молчал и Петрович, сжимая в руках «дипкурьерский» мешок, куда перед отъездом перегрузили те более чем скромные украшения, которые и должны были играть роль Степановских сокровищ. Когда же к Петровичу обращались, он отвечал неизменно учтиво, порой до приторности. При этом Надя ловила себя на мысли, что у нее было бы куда спокойней на душе, если бы Петрович вел себя по-прежнему: визжал, вскидывался по всякому поводу, а по каждому третьему поводу размахивал ржавыми кухонными ножами.

Василий думал о том, что накануне в спешке они не договорились о дальнейших действиях и не согласовали, кто и что будет отвечать в случае чьих-либо расспросов. Вообще-то сыщик надеялся, что им и не придется встречаться с должностными лицами Царь-Города, а просто они сдадут Рыжему «по описи» заявленные сокровища и с заходом солнца уйдут в «свой» мир.

Карета замедлила ход и остановилась на обочине. Дверь приоткрылась, и в проеме появился Чумичка:

— Небольшая остановка. Лошадям нужна передышка, да и нам не мешает размяться…

— Да-да, друг мой, это вы хорошо придумали, — обрадовался Серапионыч. — Что может быть лучше, как подышать свежим воздухом. Да и вид здесь прелестный…

Доктор был прав — Чумичка остановил лошадей в таком месте, где к дороге примыкала большая живописная поляна, за которой темнел привычный лес. А в густой траве между знакомых и незнакомых луговых цветов кое-где алели запоздалые земляничины.

— Какой чудный уголок, — сказал Василий, удобно развалясь на траве. — Спасибо, Чумичка, что привез нас сюда. Знаете что, друзья мои, а давайте тут весь день проведем! А потом заедем к Рыжему, передадим ему весь этот хлам и — домой!

— Ну, Васенька, это уж вы размечтались, — усмехнулась Надежда.

— Уж и помечтать нельзя, — немного театрально вздохнул детектив.

Однако Чумичка тут же вернул мечтателей на грешную землю:

— Давайте о деле поговорим, пока Петровича поблизости нет… Серапионыч, это и до вас касается!

Доктор в это время отошел довольно далеко от остальных, собирая землянику. Однако, услышав оклик Чумички, послушно вернулся.

— А хороша тут земляничка, хороша, — заметил Серапионыч, угощая друзей тем, что успел набрать. — Нашей не чета!

— Эта-то еще ничего, — со знанием дела откликнулся Васятка. — Вот у нас в лесу за деревней есть одна лужайка, там такая земляника — ого-го! И большая, и сладкая…

— О землянике после, — досадливо перебил Чумичка. — Дело-то у меня к вам и впрямь важное.

Колдун вынул из внутреннего кармана две половины магического кристалла и положил их на траву.

— У кого есть одна такая половина, тот обладает огромною силой, — пояснил Чумичка, — особенно ежели умеет пользоваться. А обе половины дают власть чуть не над всем миром. Для того-то кристалл и был разрезан надвое, чтобы этого не произошло. Но теперь так случилось, что обе половины вместе. Пока они хранятся у меня, никакого вреда не будет. Но кто знает, что может случиться? Все под богом ходим.

— Ну так, может быть, уничтожим его от греха подальше? — предложила Надя.

— Это очень трудно, — покачал головой колдун. И, подумав, добавил: — Ежели вообще возможно.

— И что ж делать? — забеспокоился Серапионыч.

— А вдруг Херклафф узнает? — Надя аж побледнела, представив себе чародея-людоеда, обретшего власть над всем миром.

— Да уж, перспектива та еще, — проворчал Василий.

— Потому-то я ищу вашей помощи, — терпеливо выслушав опасения друзей, продолжал Чумичка. — Я хочу, чтобы вы унесли одну из этих половинок в свою страну и там спрятали.

— А ты научишь нас им пользоваться? — попросила Надя. — Ну хотя бы что-нибудь самое простенькое.

— Научу, — ответил Чумичка. — За год я в это дело немного «въехал», хотя честно скажу — и сотой доли не ведаю.

— Ну, например?.. — не отступалась Надя.

— Например? — чуть призадумался Чумичка. — Да вот, я вижу, у Васятки рубаха совсем помялась. Давай ее сюда.

Васятка снял рубашку и протянул колдуну. Тот, ни слова более не говоря, расстелил ее прямо на траве и провел по ней большой гранью одного из кристаллов, словно утюгом.