Потом все, наконец, выпили, и разговор пошел на менее кровожадные темы.
- Так скажи нам, Серега,- обратился ко мне Федоренко.- Когда жить лучше: сейчас или раньше.
- У-у-у. Ну ты, Григорий Иваныч, и вопрос задаешь. С разбегу и не ответишь. Раньше была уверенность в завтрашнем дне, вера в конечную справедливость, дефицит колбасы и масса всяких талонов: и на мыло, и на водку, и на сахар.
- Это как?- удивился Смолянинов.- У нас только мясо и масло по карточкам.
- Так это только самое начало,- отвечал я.- Вас еще ждет масса интересных открытий и событий. Многое вам еще предстоит узнать и изведать. Да вы, мужики, не переживайте по поводу того, стоит ли вам возвращаться назад в прошлое или нет. Конечно, надо возвращаться. До 95-го года вы все доживете, а вычеркивать тринадцать лет из своей жизни ради того, чтобы уже сейчас начать хлебать нынешнее лихо, я вам не советую.
А про теперешнее время одно могу сказать: в отличие от вашего 82-го года сейчас есть все. Все можно найти и достать, все продается и покупается: колбаса, сахар, мыло, должности, закон, свобода, любовь.
- Так и раньше все можно было купить: и милицию, и начальство, и колбасу с черного входа,- возразил мне Станислав.
- Пожалуй, да. Только не все об этом знали,- согласился я. И не у всех в этом была нужда. Да и есть то, что нельзя купить - веру. Поверить во что-то - можно, разувериться в чем-либо - тоже возможно, но за деньги это чувство не купишь. И счастливые времена, про которые ты, Стас, говоришь, наступают именно тогда, когда мы верим в свое лучшее будущее. Вот Петровича обидели нынешние власти и хапуги предприниматели, и ему сразу захотелось старых порядков, несмотря на все их недостатки. Ему тогда было хорошо, и те времена для него - благословенные. И сейчас таких, как он, много. А у тебя, Стас, сейчас -полный порядок. Тебе кажется, что полный карман денег, шикарные девочки и автомобили, жратва и выпивка будут у тебя всегда. Именно поэтому ты и считаешь, что счастлив. Так что главное для счастья - вера, что все будет хорошо. А с верой нынче тяжело. Потеряли мы веру в добро, в справедливость и в человека. Вот самая грустная утрата на мой взгляд. Все можно найти, все можно достать, все можно купить, а поверить вновь - невозможно.
- Э-э-э, а та девочка, что ко мне приходила, ее Верой звали. А ты говоришь Веру купить нельзя,- схохмил Стаська.
Все заулыбались, и в ход пошли анекдоты.
Так всегда бывает в мужской компании, если устанут обсуждать женщин, разглагольствуют о политике. Надоест спор на политические темы - травят анекдоты, а от анекдотов, особенно, если они на тему: "Вернулся муж из командировки...", можно снова возвращаться к женщинам.
Похохотав над очередной байкой, рассказанной прапорщиком, гости Никонова почувствовали какую-то незавершенность. Хотелось еще немного добавить, но все спиртное уже кончилось. Петрович и Гриша настолько выразительно смотрели на Стасика, как оказалось ныне самого состоятельного, что тот все понял и, сказав, что пороется у себя в холодильнике, может, там что-то еще завалялось, удалился.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
"Мордобой"
Фигурнов открыл входную дверь и вошел в квартиру. На кухне горел свет. Стасик крайне удивился этому обстоятельству. Неужели это он забыл его выключить, прежде чем поднялся в гости к Евгению? Но не успел он сделать и двух шагов по коридору, как оттуда вышли двое крепких парней, одетых в кожаные куртки.
"Хозяева пришли",- подумал молодой человек.- "Что я им скажу?.."
Один из парней, тот, что был в коричневой кожанке, нехорошо осклабился, и Стасик ощутил холодок страха где-то внизу живота. Спрашивать его ни о чем не стали, но предчувствие Фигурнова не обмануло - после удара, нанесенного улыбающимся бугаем, только закрытая входная дверь помешала ему выпасть в коридор.
- Явился, козел,- поздоровался с ним другой, одетый в черную куртку.
Стасик сидел у порога, опираясь спиной о дверь, вытирал кровь, бегущую из разбитой губы, и судорожно соображал, что он может сказать в свое оправдание.
- А я-то думал, Фигура, что ты давно где-нибудь в "забугорье" прячешься, а ты еще здесь, на секретной хате, отираешься.
"Фигура? Может это кличка, производная от моей фамилии? Наверное, эти парни меня знают. Но кто они такие, в 82-м я их точно не встречал",- соображал Стасик.
- Ну что молчишь, ты скажи, где деньги, и мы тебя, может быть, простим. Отсидишь свое и лет через десять выйдешь,- продолжал черный. Видимо, он был за главного.
"Милиция что ли, если сроком грозят? Но квартира, говорят, моя. Неужели в 95-м органы так допросы ведут? Нет, похоже, это - бандиты какие-то," - размышлял Фигурнов.
- Ребята, вы кто?- спросил он.
- - Ты что, Фигура, совсем заелся? Не узнаешь Тюленя и меня? Тюлень, дяденька нас с тобой не узнает. Когда он нуждался в твоих услугах, он тебя знал, а теперь вдруг забыл. Может ты ему прочистишь мозги, чтобы к нему память вернулась?
Коричневый зловеще улыбнулся и шагнул вперед.
- Караул, убивают!- негромко крикнул Фигурнов, закрывая лицо руками.
Тюлень не очень сильно пнул его в солнечное сплетение. Недостаток воздуха и резкая боль заставили Станислава умолкнуть.
- Тащи его в комнату, а то соседи услышат,- скомандовал старший бандит.
В школьном саду сгустились сумерки. Маленький костерок не ярко освещал трех граждан, сидевших на тарных ящиках. Такой же ящик, перевернутый дном вверх, служил им столом. На нем стояла бутылка дешевого портвейна, а на подстеленном клочке газеты лежала буханка дешевого серого хлеба. Три пустых бутылки лежали под ближним кустом.
