Так, перескакивая с одного на другое, то смеясь, то плача, и повествовала тётя Клаша путаную историю своей юности. И только, когда девочки уже собрались уходить, вынесла картонную папку, перетянутую шерстяным жгутиком, в которой была фронтовая фотография мужа с другом Ковалёвым Георгием, повестка в военкомат, статья из районной газеты «Голос рабочего».

На прощание тётя Клаша посоветовала сходить к Силкину Михаилу Ивановичу и назвала адрес.

На следующий день в тетради появилась первая запись. Летописцем захотелось стать Марине. Она в точности скопировала повестку в военкомат:

«10 мая 1973 год.

Защита отечества есть долг каждого гражданина СССР.

Повестка № 45.

Призывнику 1906 года тов. Москвину Вас. Ден.

Домашний адрес: Володарского, 54.

Место работы: хлебозавод.

Для отправки в часть войск явиться на сборный пункт в Кировский райвоенкомат гор. Кирова 15 октября сего года точно к 10 час.

За опоздание или неявку будете привлечены к ответственности.

Администрации предприятий и учреждений немедленно освободить от работы и произвести полный расчёт с выдачей заработка за две недели вперёд.

Райвоенком.

С собой иметь:

1. Приписное свидетельство или военный билет.

2. Паспорт.

3. Членам и кандидатам ВКП(б) и ВЛКСМ членские билеты и сняться с партийного, комсомольского учёта.

4. Две пары нательного белья (одну из них на себя), полотенце, предметы туалета.

5. На себе иметь годную к носке одежду и обувь, соответствующие времени года. Громоздких вещей с собой не брать.

6. Продуктов питания на 6 дней.

7. Перед явкой на сборный пункт остричь волосы наголо (под машинку) и надеть чистое бельё.

Райвоенком (подпись неразборчива)».

Из повестки стало ясно, что Василия Денисовича призвали в ряды РККА осенью 1941 года в качестве рядового красноармейца, числился стрелком 1184 стрелкового полка. Первый, маленький, едва заметный, но самый важный шаг к месту захоронения героя был сделан.

Чтоб иметь представление, что же происходило на фронте в 1941-42 гг., Катя с Маринкой сходили в библиотеку и взяли несколько книг о Великой Отечественной войне.

В библиотеке уютно, чисто, много книг на стеллажах. Приветливая библиотекарь Роза Алексеевна помогла с выбором литературы, и уже скоро в головах подружек нарисовалась такая картина, хотя пока ещё смутная, но уже аккуратно изложенная на второй страничке поисковой тетрадки:

«Калининским фронтом командовал генерал И.С. Конев.

В тревожные дни июля 1941 года кировчане услышали сообщение Совинформбюро о том, что части генерала Конева под Ярцевом остановили наступающие немецкие войска и отбросили немецкую бронетанковую армаду к Духовщине.

В дни героической обороны Москвы войска Калининского фронта под командованием товарища Конева переходят в наступление и освобождают город Калинин. В исключительно трудных условиях зимы обходят Ржев и отбрасывают противника к Холму и Великим Лукам. К 23 февраля 1942 года войска освободили ряд районов Калининской и Смоленской областей».

Из библиотеки, уже имея некоторые представления о событиях первого года войны, девочки отправились в гости к Силкину. Он их встретил с граблями в руках, на голове его была широкополая соломенная шляпа. Катя узнала в Силкине одного из ветеранов, за шествием которых всего пару дней назад наблюдала, глядя в окно. Но теперь этот человек, в соломенной шляпе и старом свитере с закатанными до локтей рукавами, вспотевший и румяный от работы на свежем воздухе, совсем не был похож на тех осанистых героев с сияющими, как само солнце, наградами. Перед девочками, опершись на крепкий черенок граблей и смотря на них сквозь хитрый прищур, стоял обычный пенсионер, который, казалось, никогда и не вылезал из своего маленького огородчика.

Девочки поздоровались. И Катя коротко, но ёмко рассказала о событиях, положивших начало их поиску: о визите к тёте Клаше, пожаловалась, что вдова не помнит точно даты и места, по которым пролегал боевой путь её мужа, а все письма потерялись при переезде; о том, что тётя Клаша посоветовала обратиться к Силкину и дала его адрес. Словами «меня зовут Катя, эта моя подруга Марина» закончила рапорт.

Ветеран вытянулся по струнке – доклад принят! – и тихо, почти беззвучно посмеиваясь, отдал смущённой пионерке воинское приветствие, а затем провёл в огород, у входа в который его и застали подруги, там усадил их за деревянный стол. На столе стояла плетёная корзинка с яблоками, что для этого времени года было удивительно.

– Угощайтесь, яблочки сладкие, как мёд, – указал он на яблоки, а затем озорно, живыми глазами поглядывая сквозь хитрый прищур, добавил: – Ранний сорт, зимний, – и рассмеялся своим беззвучным смехом. – Значит, Клавдия послала вас, – усаживаясь за стол, проговорил ветеран, – ну спрашивайте, что знаю, то расскажу, ну, а чего не знаю, рассказывать не стану, – говорил он, глядя на девочек всё с тем же хитрым прищуром и посмеиваясь.

Марине Михаил Иванович показался очень высоким, наверно, из-за худобы. Сначала она робела, стеснялась задавать вопросы, но потом осмелела, так как Михаил Иванович обстоятельно отвечал, излучая весёлость и доброту.

Ветеран рассказал, что ушёл он добровольцем на фронт в августе 1941 года. Отряд целиком состоял из кирсинцев и омутнинцев, таких же, как и он, добровольцев, и было их сорок пять человек.

Дивизия, бойцами которой они были, отступала и отступала, по пути теряя бойцов, и уже скоро от добровольческого отряда остались только крошки: шестеро омутнинцев и всего трое кирсинцев.

– А к концу войны в живых остались только двое, – грустно подытожил старик.

Также Силкин рассказал про подвиг, похожий на подвиг Александра Матросова:

– Тогда у деревни Рябинихи великий подвиг совершил боец Яков Падерин, – и старик встал. – Он подполз к дзоту, закидал гранатами проклятых фашистов, а затем закрыл своим телом амбразуру! Благодаря этому бессмертному подвигу фашисты были выбиты из Рябинихи!»

Вещал он с наигранно-торжествующей интонацией человека, рассказывающего в тысячный раз одну и ту же историю. Юные, ещё чуткие ко всему, сердца девочек ощутили неискренность, ложь. Опытный разведчик не мог не заметить этого в их искренних взглядах. И устыдился самого себя.

– Девочки, – начал он спокойно, вновь усаживаясь на деревянную скамью, – войны выигрывают не смельчаки. Смельчаки сражаются бездумно, не умеют трезво оценить обстановку, а вот красиво умереть – в этом они мастера, – зло усмехнулся старый воин. – Я вам скажу как есть, – ласковым полушёпотом начал он, – оттого что кто-то погиб, закрыв своим телом дзот, пользы нет никакой, пулемёту без разницы, хоть десять человек навали на него, он будь здоров, строчит и строчит своё… А вот вместо того чтобы с криком «ура» бежать на смерть, выжить во что бы то ни стало, выжить, а затем тихонько, без лишнего шума, убить с десяток фашистов – это дело, а умереть – это не подвиг, – осторожно, словно вручая тайну, говорил он тихо и сладко.

Девочки, онемев, слушали старика, впечатлительная Маринка даже приоткрыла рот: так удивительно было слышать такие слова от человека, который всего минуту назад воспевал подвиг Якова Падерина, Александра Матросова и в их лице всех героев, закрывших своими телами вражеские амбразуры.

Но страшнее всего и обиднее было то, что своим заговорщицким полушёпотом, без разрешения, он записал и их, Катьку с Маринкой, в свои сообщники, и они чувствовали, что, не возражая, не споря, не протестуя, своим молчанием соглашались с тем, что говорил этот старый змей-искуситель, и тоже, вместе с ним, становились еретиками.

Но возразить было нечего, те же юные сердца, распознавшие минуту назад в наигранно-торжествующей интонации ложь, сейчас распознавали в ласковом полушёпоте жестокую боль правды.

В нескольких метрах за спиной ветерана в синеве тихого вечера, изредка мерцая искринками, шаял костёр. Его окружала влажная, без единой соринки, заботливо причёсанная граблями, тёмная, как сама смерть, земля.