Подножие Хадены высилось над чадной безмятежностью океанических волн, неспешно набегавших на потемневший берег. Перекатывались камушки, многочисленными песчинками тёрся воздух и влага, а солнце скрылось за дымкой свободного неба. Такого открытого и бесконечно высокого, что казалось, будто до него никогда и никому невозможно будет дотянуться.

До этих перистых облаков, натянутых нежной пленкой под куполом лазоревой атмосферы… И до солнца, висящего мощной звездой где-то намного выше и дальше, чем я способна себе представить.

Все то, что грезилось в мечтах всё это время, словно в миг стало былью. И то видение, что было всего несколько дней назад стало реальностью. Мы бродили по пляжу: то вдвоем, почти касаясь друг друга руками, но тесно сплетя вместе нашу магию, то расходясь одинокими точками, рассматривая размытый волнами горизонт; но взгляды наши то и дело возвращались к аспидным сводам высоких, ни на что не похожих стен загадочного города, который стоял неизменными контурами чуть поодаль волнующегося бескрайнего водного простора. Ни одна стихия не тронула его вечности… Ни черные вихри, ни марево, ни землетрясения, ни даже цунами, что наверняка прошло здесь, размыв грань пляжа, попросту стерев ее, наполнив истерзанными обломками близлежащие низины, оставив нетронутой лишь дубраву, шедшую по холмам, через которые спускались мы с Дастом.

Настоящее чудо, которого мне нестерпимо хотелось коснуться… Мы переглянулись с монстром, вновь сойдясь в одной точке, обдуваемые бризом, колыхавшим нашу одежду, напитывая нас запахом йодистой соли, от которой приятно щипало в носу, а легкие хотели вдыхать все больше, глубже… Наполниться атмосферой этих мест…

— Ты готова, птенчик? — тихо спрашивает Даст, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке.

— Да… А ты? — жмусь к руке ближе, чуть прикрывая глаза от небольшой усталости, что стала моим вечным спутником в этом путешествии.

— Я готов, если рядом будешь ты, Брай, — монстр сплел наши пальцы вместе и медленно потянул за собой, уводя к городу, в который мы войдём вместе.

Песок обнимал наши ступни, податливо прогибаясь от шагов с нежным шелестом миллионов песчинок, а агатовые постройки становились все ближе, поражая своей высотой и ощутимой мощью, словно каждый дом Хадены рос из недр земли, проходя ее насквозь чернеными обелисками, давая отблеск халцедоновых{?}[халцедон - полупрозрачный минерал] складчатых камней, напоминавших вблизи кварц. Этот вид восхищал до глубины души, заставлял смотреть неотрывно, наслаждаясь каждым бликом уцелевшего кусочка мира.

Поразительно…

Навстречу нам открылись двери, будто опустились мощные ворота крепостной стены, впуская нас внутрь нетронутого оплота жизни, где нас осветили вниманием сотни живых, блестящих любопытством и радостью глаз: каждый встречал нас — выживших, как собственную победу в этой войне за выживание. Словно героев, вернувшихся с кровавых сражений за всеобщее благо. И от изобилия давно позабытых голосов, смеха, свиста и аплодисментов пошла кругом голова и перехватило от волнения дыхание, зажимая спазмом горло… Даст подхватывает меня за талию, чуть прижимая к себе, с беспокойством всматриваясь в мое лицо, не обращая внимания на зрителей… Волнуясь лишь обо мне… Как и я о нем… Успокаивающе подставляет свой шлейф к душе, словно давая сильную опору, за которую хочется ухватиться…

И целый мир не стоил бы ничего, не будь в нем тебя…

Улыбаемся, слыша наши эмоции друг в друге, и вновь поворачиваемся к встречающим, что обступили плотным кольцом, тут же протягивая воду, еду и даже одежду.

Люди, монстры, дети, полукровки… Так много выживших, счастливых, не потерявших веру в лучшее. Выстоявших против целого мира…

И среди этой массы лиц, рогов, когтей, улыбок, меха и ярких пятен одежды и кожи я искала знакомые мне черты лиц… Так хотелось увидеть их, сбросить остатки последней тревоги… Удостовериться, что они живы…

И вдруг действительно вижу их вдалеке, стоявших тесной, но отщепленной ото всех группкой, всматриваясь в нас сквозь толпу, ища ответный интерес в их сторону… Срываюсь с места, утаскивая за собой монстра, и буквально влетаю в них, стискивая первое попавшееся тело в крепких объятиях и заливаясь слезами счастья, которые не могу и не хочу сдерживать.

— Ребята… Файлер… Вы все…

— Брай! Даст! Вы живы! Выбрались! — кричат они наперебой, обнимая разом, заключая в объятия…

И мир словно кружится вокруг нас… Танцует и поет голосами их душ и улыбок, песнями жизни и радости, целостности друг с другом и полного единения дружбы, проверенной тяжелейшими обстоятельствами, сделав из нас семью, крепче которой не сыскать в целом свете. Файлер начала плакать, стискивая все крепче, бормоча беспрестанно, что была уверена в том, что я погибла в реке. Киллер и сам не сдержал наплыва эмоций, и я услышала его тихий всхлип рядом, когда отпустил меня и по-братски обнялся с Дастом, который искренне и радостно смеялся. Отлипнув от девушки я нашла взгляд Кросса, что неотрывно смотрел за мной белыми светлячками глаз, словно не зная, что делать, но я уверенно шагнула к нему и обняла друга… Мы через столько прошли вместе…

— Кросс… — чувствую биение его души и ответные объятия чуть дрожащих в неверии рук. Вижу рядом с ним застенчивую фигуру с растерянным, но счастливым взглядом ярких сапфировых глаз. Яра… С ней тоже все хорошо… Подхожу и к ней, обнимая ее, отмечая, что звук ее души не отличается от такового у черно-белого друга, звеня единодушно.

— Береги его Яра… Как зеницу ока береги… — шепчу ей, и она понимающе кивает, сжав меня крепче, словно благодаря за то, что подарила ей второе рождение в ту злополучную, леденившую кровь ночь. Подарила ей возможность встретиться с истинной парой… И шанс для Кросса исцелить душу от невзаимного чувства… Даст подходит ближе и надолго останавливает взгляд на Кроссе, думая о чем-то, как и младший скелет, замерший в напряжении. Но красноглазый скелет, хоть и промолчал почти минуту, всё же улыбнулся и, подойдя вплотную, обнял Кросса, вызвав мой вздох, полный восхищения и гордости за них обоих.

— Спасибо, что не сделал непоправимого… Брат… — тихо говорит Даст и отстраняется, давая Кроссу добродушный подзатыльник.

День сумбурно крутился яркими красками, сбивая меня с толку. Я просто растерялась… Стояла потерянным комочком перед незнакомыми мне людьми и монстрами, которые что-то мне втолковывали про регистрацию и новый дом, что достанется нам с Дастом, который сейчас отлучился, и про документы на первое время. Что-то про медицинскую помощь тоже, впрочем, сообщили, но все холостыми пулями шло навылет, и я даже ничего не успела понять и запомнить, будто напрочь разучилась существовать в цивилизованном мире… Словно со мной говорили на неизвестном языке… Я буквально два дня назад тонула в ледяной реке, а сейчас мне предлагают в чем-то расписаться, и я так и стояла бы замершим в напряжении истуканом, если бы не Даст, что уверенной фигурой подошёл к нам и не сказал: “Я сам всё сделаю, спасибо”. Это спасло меня от необходимости выбираться из неловкой ситуации, и я лишь смущенно поблагодарила терпеливых и доброжелательных людей, принимая от них связку ключей с биркой адреса и пожелания удачи в налаживании более-менее привычного уклада жизни.

Это так странно… Неловко… Я отвыкла от нормального быта, потеряв веру в возможность существования в ритме, похожим на старый.

Наш дом выглядел непривычно в массе черного камня, выделяясь терракотовостью стен с белыми жилами и почти круглыми окнами, напомнив мне невольно пряничный домик из детства, что когда-то мы делали вместе с отцом. Только этот был во много раз больше, а своды его крыши были менее покатыми, покрытые асбестовой черепицей. Необычно и так красиво, что я засмотрелась этим чудом, касаясь приятной гладкой стены пальцами в почти благоговейном трепете… Даст стоял рядом, немного наклонив голову, скользя заинтересованным взглядом по витиеватой дорожке прожилок на стенах.