В этот раз я чувствовала и видела куда больше: Даст был аккуратен, памятуя о том, что в прошлый раз перестарался, а потому я могла насладиться его алой бирюзой гетерохромных глаз, что буравили меня с пристальным, почти жадным вниманием, касанием его рук, забравшихся под одежду… И выражением его лица, когда я не остаюсь в долгу, и моя магия оказывается на подступах к его душе.
— Птенчик, ты… куда сильнее, чем кажешься на первый взгляд, — тянет он изумлённо, опаляя восхищением во взгляде, от которого все внутри скручивает от удовольствия и теплеет тяжестью под диафрагмой.
— Ты всё равно всегда был и будешь сильнее меня, — шепчу в ответ, оплетая его душу сатиновой мягкостью своей души, наполняя его собой до краев, словно течение реки, прорвавшее плотину вдруг замедляет бег, мягко обволакивая собой встреченный остров, полный жизни. Даст чувствует это и выпрямляется в спине, чуть вздрагивая.
— Брай…
Он нагибается, чтобы поцеловать и… Монстр ещё никогда не делал это настолько сумасшедше страстно… Сминая губы тропическим штормом необузданной, первозданной дикости и пыла. Врываясь языком в мой раскрытый рот, отвечающий так же азартно… Я старалась вложить в свои действия всю себя. Всё то, что осмыслила за перевернувшуюся жизнь, что перенесла и о чем думала и, в то же время, не смела даже мечтать. Его руки беспорядочно скользили по коже, сминая ее сильными пальцами под одеждой, останавливаясь на самой границе боли и деликатно обходя ещё не сошедшие от передряг гематомы, словно помнил расположение каждой наизусть. Кажется, мы не сможем сдержаться… Я не хочу…
Я слишком люблю тебя, Даст…
Толкаю его своей магией, требовательно, сжимая чужую душу, от чего монстр переворачивается на спину с тихим стоном, а я занимаю положение сверху, глядя затуманенно, на миг отстраняясь, чтобы увидеть в его глазах смешавшийся темный пурпур полыхающей страсти, мглистое зарево которой течет дымом нашего помешательства… Истинная любовь… Которая не сломалась под натиском смерти.
— Что же ты творишь, я не смогу сдержаться, — хрипло, утверждает, смеривая притворно высокомерным взглядом, держась за мои бедра руками и ворочаясь внутри меня теплым шлейфом, закручивая его вокруг утонувшей в нем души, принося немыслимое удовольствие любым случайным и не очень движением, пристально наблюдая за реакцией на свои якобы неосторожные действия. Заставляя меня ёрзать на нем, тяжело вдыхать воздух и чувствовать его горячеющее напряжение, запутавшееся в ткани подо мной.
— Так не сдерживайся, — шепчу в ответ, словно в тот раз у костра, когда мы подначивали друг друга… И тоже переворачиваю в нем свой шлейф, окрепший от восстановленной связи, задевая нежные точки где-то под ребрами, чье свечение стало видно сквозь полосатую грудную клетку под потрепанной курткой…
Мерцание его жизни – как координаты моего направления… Ее ритм – как мой собственный пульс… Ее цвет — как венозная кровь в яремной вене в плену нежной шеи…
И он чувствует мои эмоции, как свои, через эту переплетшуюся связь двух предначертанных связью существ. Откликаясь во мне собственным спектром эмоций, что были и похожи, и отличны, одномоментно давая острые вспышки страсти и нежности, зависимости и собственничества, ласки и властности… Контрастов, подобных ливню в день весеннего солнцестояния и не закрытого оловом туч небесного купола, льющего на пустошь потоки свежести.
Даст садится, все ещё держа меня на своих бедрах, снова целует, придерживая за спину, наслаждаясь близостью уже неспешно, чувствуя мое доверие и делясь своим в ответ. Пальцы на пояснице под одеждой… Вдохи одного на двоих воздуха… Его влажный язык на моем… Мои руки на его ключицах, гладких, как полированный белый кварц… И нет ничего лучше, чем ощущать жар его рдяной души в этих костях, любимых, до последнего изгиба. Одно касание на один вдох, одно скольжение на один выдох.
И мы горим…
Уже нет смысла считать время, бежать без оглядки и искать выход. Просто люби меня…
Мягко опускается на одеяло снятая куртка, взметнув в воздух пыльцу жёлтых лютиков у одеяла. И рядом взмахом нежной материи ложится толстовка. Сжимаются крепче бедра… И пальцы на руках пронзает молнией касания к обнажённому торсу мелованных костей. Зарево на них амарантового цвета, такое яркое, что не верится в его реальность… Тянусь, чтобы тронуть, и пальцы скользят по мягкому сокровенному секрету его жизни, на котором почти не видна полоса шрама.
Его рука нежно скользит по сплетению солнца до ямочки у ключиц вразлет, толкая и отстраняясь, выпуская мою душу на волю, словно та только и ждала глотка свободы, покорно ложась на его ладонь розовеющем сердцем преданности с мягкой узорчатой сердцевиной, словно белоснежными жилками испещрявшей ее нутро. Душа полукровки…
— Какая ты красивая, Брай, — в волнении произносит монстр, чуть отводя руку с душой в сторону, любуясь ей…
Сжимаю его сердце пальцами, проводя до перевёрнутого основания, вызывая дрожь в его теле, что ощущается и мной, словно собственная. Она такая нежная и теплая, что хочется стать с ней единым целым… Почувствовать ее силу на себе.
Дать опалить собой обнаженную кожу.
И прежде, чем осознаю окончательно то безумство, на которое меня так внезапно, сиюминутно потянуло, я уже поднесла душу к себе, нежно целуя, словно самое ценное и последнее, что осталось в целой вселенной для нас двоих.
— Милая, — протяжно и сипло говорит мужчина, чуть отклоняясь назад, и я вижу как прогибается белизна его позвоночника, казавшаяся серебристой в тенистом подлеске дикой дубравы. Но краткий миг моего прояснившегося сознания длится недолго, поскольку Даст уверенно отыгрывается, проводя бархатистым алым языком по стенке моей души, что я чувствую каждым нервом и каждой собственной точкой кипения, жгучим потоком вулканического пепла, опустившегося до самого низа, словно я и сама обнажена до костей, ставших от его касания такими же нежными как и тело.
И от продолжившихся обоюдных ласок на душах у меня просто сносило крышу. Рвало все устои и мыслимые, и немыслимые барьеры… Их просто не было… Было бесконечное удовольствие, тихие, сдавленные стоны, словно мы боялись быть замеченными в пустоте ясного вечера. Или опасались спугнуть нечто важное, что возникло между нами новой крепкой ниточкой, связав нас ещё крепче.
Были лишь его уверенные пальцы, погруженные в мою розовеющую пульсацией жизнь… И мои – чертившие на рдеющих стенках его – причудливые, влажные узоры, мягко огибая светлеющий шрам, боясь причинить даже иллюзию боли.
Я не думала, что ласка души может быть настолько приятной… Я вообще ни о чем не думала… Только наслаждалась… Чувствами, от которых все дрожало и скручивалось в мягкой и сладкой истоме… А еще… Я любовалась… Изгибами его костей, на которые уже упала сизая тень подступающей ночи… Веером мощных ребер, вздымающихся в чуть сбитом, но очень глубоком дыхании. Темнеющими провалами глазниц с рубиновыми зрачками, в одном из которых я тонула раз за разом, глотая этот гипнотизирующий омут своим сознанием, теряя от него всякий здравый смысл. Его матовым черепом с волевыми и упрямыми изгибами. Линией ровных зубов и рта, изогнутого в блаженствующей улыбке. Плавный загиб шеи до широких лопаток. Впадина крепкой поясницы, упирающейся в крылья подвздошных мощных костей… И руки, что беспрестанно дарят ласку моей преданной ему одному душе.
Он прекрасен… Как нежный шорох океана, что доносился до нас в затихающем сумраке ночи, прорываясь сквозь фоновый шум дубравы…
========== Пряничный домик в Черном городе ==========
