Я не могла сегодня налюбоваться небом. Его утомленной чернотой, которой оно наливалось с каждой минутой, без злополучного сверкающего зеленью зарева.
Тысячи звёзд… Миллионы… Миллиарды… Сливаясь в пятна разлитой темно-фиолетовой краски Млечного пути, пересекающего весь купол, от края до края. Свет этих туманностей и точек далёких, чужих светил давал неясный отблеск на влажную от ночной росы траву в поле, в котором я лежала сейчас, не в силах налюбоваться и напитаться этим моментом. И даже холод от росы, щекотавший спину и пустивший дрожь в коленях, не мог согнать меня с этого места, в отдалении от нашего дома, где сейчас были мои близкие. Да, я всех их теперь считала своей семьёй, единственной в уцелевшем клочке мира.
В черном зените ночи дорожку прочертил синеватый метеор. А спустя ещё долгое время снова, другой. И так тихо… Только поют вдалеке цикады, сидящие на самых вершинах спящих деревьев. Они трещат на одной низкой ноте, звеня так размеренно, целеустремленно. Наполняя тишину живостью голосов, от которых на душе теплится уют.
Мягкий порыв ветра качает ковыль вокруг, и его колоски с приятным шелестом трутся друг об друга, будто причудливый музыкальный инструмент. Летний зной дня степенно сменился остывающим дыханием ночи, пуская едва заметный туман по низинам. И я даже наслаждаюсь тем, как замёрзла, чувствуя в пальцах онемение холода, что заставляло меня ещё острее понять, что я жива, как никогда прежде. Даря поразительную тягу и стремление в будущее, за которым царствует неизвестность, в которую хочется ворваться смелым потоком энергии… Когда прошел эту грань смерти, то жизнь ценишь особенно. Лишь едва не сорвавшись в пропасть, можешь на самом деле ощутить ее глубину и осмотреть красоту, открывшуюся на вершине, с которой чуть не упал…
От медленного потока глубоких мыслей меня отвлёк отзвук ищущей магии. Даст пытался меня почувствовать, и я тут же позволила душе отозваться, словно вздрагиванием сбитого ритма, пустившего сноп невидимых искр, по которым он точно меня ощутит. И хотя я всем сказала, где буду, мое долгое отсутствие вероятно затянулось слишком сильно. В любом случае, оно того стоит: небо впервые снова стало таким глубоким, темным и будоражащим воображение своей бесконечной наполненностью космосом… Рядом послышались чуть пружинящие по мягкой почве шаги, остановившиеся рядом. Около меня на землю опустился Даст, внимательно смотря на то, как я неотрывно изучаю небо.
— Птенчик, все хорошо? Надолго ушла… — монстр лег рядом, смотря на мой темный профиль, подперев ладонью скулу, а локтем упираясь в пучок травы рядом.
— Смотри, как красиво, Даст, — шепчу скелету, указывая на звездную россыпь, и он укладывает голову около моей, всматриваясь в бесконечную высоту.
И мы молчим, глядя в невидимый горизонт бескрайности. Не скрытый ничем, обнаженный в своей первозданности. И нет ничего прекраснее в этот момент, чем дар — любоваться этим вместе с ним… Словно я могла подарить ему весь этот мир, просто дав увидеть.
— Давно не видел такого неба… — тихо отвечает мужчина, вздыхая, от чего в темный воздух поднимается едва видимое облачко пара. Холодно… Дрожу мелко, но не в силах уйти греться, боясь пропустить хоть секунду.
— Я такое видела лишь однажды, много лет назад, — отвечаю, сдерживая позыв стиснуть зубы, чтобы не выдать свой дискомфорт в такой момент, — еще будучи ребенком, когда отец разбудил меня среди ночи, чтобы вывести во двор и показать звезды. Я тогда еле глаза разлепила, вышла в одной ночнушке, холодно было ужасно… Но так красиво, что я потом всю ночь не могла уснуть снова, вспоминая эти огни. И запомнила их на всю жизнь и теперь… Снова вижу их… С тобой…
— Я видел такое у моря… Еще с братом. Прошлым летом, — вспоминает монстр, — помню, он все не мог поверить, что вообще бывает столько звезд… Рад, что он успел это увидеть… — слыша его слова, невольно вздрагиваю… Касаюсь его руки пальцами, чуть сжимая в сочувственном жесте, и он поворачивается, немного грустно улыбаясь, но в глазах светится благодарность. Даст утыкается лбом в мой и тихо выдыхает, согревая мой нос своим дыханием.
— А ты маленькая любительница страданий, Брай… Замерзла совсем, — ехидно хмыкает, но совсем беззлобно, обхватывая мои ладони, согревая их поглаживанием горячих пальцев, согретых его магией.
— Я не хотела уходить, чтобы посмотреть на это… великолепие… Никогда не знаешь… увидишь ли в жизни такое снова… — прозвучало как-то слишком грустно, и Дасту это не понравилось. Монстр привстал, нависая надо мной контрастной тенью, загородившей звезды.
— Не вздумай говорит такое, — он нахмурился, а глаза его полыхнули ярким огнем, — у нас будет будущее. Вопреки всему.
Я молчу, всматриваясь в его переливчатые омуты, один из которых, мешаясь с синим цветом, стал почти полностью фиолетовым, выдавая захлестнувшие монстра эмоции. Чувствую его… страх… переживание, боязнь потерять и боль уже понесенной потери.
— Даст, — шепчу тихо, от чего он наклоняется поближе, — ты… ты — моё будущее… — сама смущаюсь от сказанного, но знаю, что давно хотела это сказать, а сейчас это было более чем уместно. Чувствую, как магия все это время чуть давившая на меня, расслабилась, а я полностью раскрываю щиты, буквально обнажаясь перед ним, выказывая свое полное доверие, открытость и уязвимость. Хочу, чтобы он это почувствовал, и вижу в его глазах мелькнувшее понимание от того, что именно я сделала.
— Птенчик… — выдыхает он смущенно, и я вижу, как засиял свет голубого румянца на скулах, а под курткой моргнула зарницей его душа, словно всполох мощной грозы на ночном горизонте… Даст склонился ближе и, пропустив свои руки под моей немного мокрой от росы спиной, обнял, утыкаясь в шею и ухо носом, от чего снова покрываюсь волной дрожи холода, ощутив этот контраст температур.
— Пойдем, а то заболеешь, — гудит где-то над ухом мужской голос, и я тихо соглашаюсь, прижимаясь к его телу. Я достаточно налюбовалась и теперь действительно хотелось поспать и согреться в нормальных условиях домашней обстановки.
В доме царила тишина: было уже действительно поздно, и все уже давно спали. В темноте помещения я ощутила как режет глаза от усталости, которая была не так заметна на улице. А ещё было непривычно… После исчезнувшего сияния ночи стали невероятно темными. Не было ни засветки от городов, ни электричества в целом, и теперь я даже с помощью своего необычного глаза почти ничего не видела, слепо расставив в темноте руки и вспоминая, в каком примерно направлении была наша комната. Даст, словно смеясь надо мной, стоял молча, видя, как мой темный силуэт неловко перемещается, спотыкаясь обо что-то и едва не влетая лбом в дверной косяк.
— Хах, стой, стой, птенчик, так не пойдет, — тихо хохотнул мужчина, перехватывая меня за одежду и притягивая к себе, из-за чего я снова едва не споткнулась,— давай коротким путём, Брай, а то ты весь дом разбудишь, — скелет щёлкнул пальцами, и я ощутила под коленями мягкую мебель, теряя равновесие и падая на пружинистый мягкий матрас спиной, увлекая за собой Даста с тихим писком.
Меня вдавило в него тяжёлым телом, и снова пробила мелкая дрожь отчаянно желавшего согреться тела. Я даже не возражала против этой тяжести на себе, дарившей такое желанное тепло.
— Что, птенчик, вот так сразу? — подначивает меня Даст, но на душу не посягает, давая понять, что просто подшучивает.
— Ты теплый, Даст, — с удовольствием забираюсь на кровати повыше, утягивая за собой монстра, отлипать от которого совсем не хотелось. В этой комнате было весьма холодно, и, пожалуй, без него я бы согревалась куда дольше. Мы забрались под шуршащее одеяло, скинув обувь и куртки, которые до этого нашли в доме. Даст лег поближе, осторожно обнимая под одеялом, впервые пользуясь такой приятной близостью при таких обстоятельствах.
— Черт, Брай… Ты ужасно холодная, это плохо, — монстр укоризненно цокает, прижимая к себе сильнее, заключая в кольцо из рук, а мои ноги зажимая между своих. И я успеваю удивиться, как могут быть такими горячими его бедренные и берцовые кости, и как по ним течет его бурлящая, сильная магия, согревая их изнутри… Так приятно… Утыкаюсь носом в его ключицы, за которыми виднеется провал пустоты и мощный столб белого позвоночника за ней. Оттуда из самого нутра веет горячим жаром души, которая теперь грела нас обоих, тесно сплетённых вместе.
