Чёрно-белый друг ещё раз попросил у меня прощения и ушел на дальнюю границу пашни, где маячили чернеющие в наступившей ночи очертания развалившегося сарая и небольшой пристройки, где хранилось сено. Я грустно проводила его сгорбленную от усталости и пережитого фигуру взглядом, неловко переминаясь и припадая на больную ногу, которая после возни в лесу снова резко стреляла болью. Наверное, вправила я ее все-таки не так уж удачно.
Устало вздыхаю, немного прикрывая глаза. Тело до сих пор немного штормило от остаточного алкоголя, травм и переутомления. Сложно сказать, с чем конкретно сейчас вообще не было проблем… Даст, до этого пристально следивший за моим другом, зашевелился, тихо шурша одеждой и довольно резко привлекая к себе, от чего я прерывисто вдохнула, неудачно переступив ногами и морщась от неприятного чувства.
— Черта с два ты пойдешь куда-нибудь одна, Брай, — серьезно начинает отчитывать меня монстр, — я с тебя глаз не спущу, мелкая.
— Сейчас я вряд ли куда-либо вообще могу пойти, Даст, — устало опираюсь на мужчину, утыкаясь лбом в чужое плечо и чуть приобнимая его за нижнюю границу ребер, скрытых плотной тканью куртки.
— А я бы и не позволил, особенно после случившегося, — хрипло отвечает в самое ухо, сбавив тон на октаву, обдавая прохладную кожу у виска горячим дыханием и, прежде, чем я успеваю ответить на его безапелляционное заявление, меня поднимают на руки, подхватив под коленями и лопатками. Я даже пискнула от неожиданности, но монстр лишь улыбнулся и понес меня в лагерь через ночное замершее в безвременье поле, в котором разносились шорохи тихой жизни и сладковатого ветра.
Покорно устраиваю на его ключице немного гудящую голову, вслушиваясь в отзвук его души, которая, словно чувствуя меня, своей магией силится дотянуться и сжать мою, мешая нормально думать. Буквально выдавливая из головы лишние мысли, словно воздушные пузыри из подо льда, прокалывая их острой пешнёй. Я практически слышала, как они лопаются с приятным хрустящим треском в моей голове…
От наваждения я очнулась уже в палатке, сбитая с толку от окружившего тепла и мрака. Рядом, совсем близко багровели фонарики зрачков, мешаясь с голубизной утреннего моря в одном из них, спину грела ароматная солома, а дыхание втягивало терпкую смесь от моего личного живого наваждения, глядевшего прямо в душу. Даже мое зрение не давало почти ничего разглядеть в мягкой, почти бархатной темноте ночного убежища, и это дарило чувство загадки, мягкой тайны и невыразимого чуда напряженного момента.
— Предлагаю заняться… лечением, птенчик, — томно выдохнул мне в ухо, нагнувшись, пуская от этой начальной точки сотни колючих мурашек, и вызывая паузой посередине фразы волну жара, дошедшей до кожи на щеках в мгновение ока. Руками упирается с обеих сторон, касаясь плеч запястьями и немного бодает своим лбом в висок, открывая для себя сгиб моей шеи.
— Может, завтра? — слабая попытка капитуляции, за которую получаю чужое давление магии, пытающейся прорвать мой барьер. Принимаю игру, усиливая защиту на грани интуиции, вслепую поднимая незримые щиты, не уверенная, что они вообще существуют. И в то же время, чувствуя слабость и гнёт усталости потерянных за день сил.
— Чтобы ты опять от меня убежала? Не в этот раз… Упрямая… — Даст медленно движется, чуть отстраняясь и заглядывая в глаза снова. В темноте не видно его эмоций, и от этого все чувства обостряются, обнажая своё мягкое беззащитное естество.
Даст ждёт. Словно хищник, поймавший в сети. Взял в плен своей магии и готовится прорвать оборону, прежде давая шанс сдаться самой. Но отчего-то душа, упираясь, взбрыкнула, почти обиженно и недовольно, тратя так много магии на защиту из-за недавно пережитой пытки, шугаясь и вспархивая перепуганной канарейкой, боясь того, что снова сделают больно.
Монстр непоколебим, усиливает напор, глаза загораются ярче, превращаясь в багряное марево, от которого становится немного страшно, и преграда трещит по швам. Он слишком сильный… Закрываю глаза руками и рвано выдыхаю, когда щит прогибается под его напором и рвётся нежным ситцем, впуская внутрь горячее течение магии. Сжимаюсь инстинктивно, боясь острых болезненных чувств: слишком свежи они в памяти, словно открытая, сочащаяся влагой рана. Но ничего не происходит. Чужая магия греет изнутри, скользит мягкой змеёй туда, где пульсирует боль вывиха, окутывая и обвиваясь, даря покалывающее кожу тепло, а затем шустро поднимается выше, зарываясь в волосы и щекоча рассечение невесомыми точечными касаниями, от которых все, кажется, действительно зажило почти моментально.
И я почти успела изумиться этому, как вдруг томная аура прижимает собой к земле, выбивая дыхание и скользя по краю души нежной щекоткой, от которой в мгновение ока сносит крышу. Руки уверенно отнимают от лица, а в губы впиваются очень требовательно, словно желая убедиться, что я действительно здесь, с ним. Живу, дышу и чувствую, придавленная теперь и его телом, чувствуя как чужие руки скользят змеями под спину, поднимая под собой, вжимая и вжимаясь в ответ почти до боли в ребрах и боковой поверхности согнутой икры, упиравшейся в жесткий край подвздошных костей под тканью одежды. Душа едва паникует от резких движений, но магия смягчается, унимая агрессию, обволакивая мягкой оглаживающей спиралью, от которой дрожит всё тело и горячеет в груди.
Чувствует прокушенные Кроссом губы и низкий рокот рычащего гула вплетается в поцелуй, а жизненная энергия словно твердеет, стягивая свои кольца туже, отчего в голове звенит, спирает дыхание в лёгких, словно меня окунули в море, как в том самом сне… Захлёстывает чужое желание обладать, от которого все нутро непривычно сводит. И, кажется, что меня задушат, начинаю сопротивляться, отчаянно ускоряя дыхание и случайно выпуская магию, бегущую вдоль его напряжённого шлейфа испуганной волной разогнанного ветром моря. А ее ловят, стискивая в объятиях, успокаиваясь, как прирученный мощный зверь, сворачиваясь рядом, заключая в ставшее мягким кольцо из себя, а движения тела делая безмерно нежными на контрасте с тем, что только что все полыхало почти необузданной яростью.
Я все это время отзываюсь в его руках: звенит каждый обнаженный им нерв, вторя страстным эмоциям, выражая тоску и боль краткой, но смертельной для нас разлуки. Позвонки сами собой плавно изгибаются, прижимая теснее к тому, кто так жаждет владеть. Через пыльную ткань идет жар, грея чужие кости, почти приглашая избавить их от мягкой преграды.
Язык чувствует на себе чужое скольжение. Мягкое, ставшее неспешным, перемещаясь на зубы и рельефные своды щек, впуская к себе, где мой собственный нагло ловят в плен, зажимая зубами хищника и втягивая внутрь, будто утаскивая в логово. Матовые пальцы вскальзывают на шею, мягко нажимая на трахею, которая под чужими руками упруго упирается, но черту не переходит, давая дышать глубоко, но прерывисто.
Шлейф магии ритмично скользит. Вперед… Назад… Снова вперед… Настойчиво сжимая, вызывая в согнутых коленях дрожь и их тут же перехватывают рукой, распрямляя и начиная разгуливать по все еще прохладному после улицы бедру, скрытому тканью. От его шлейфа, который вытворял с моей магией что-то немыслимое я уже была на грани помешательства, чувствуя как внутри все переворачивается от его скользящих, пульсирующих горячим течением движений, а душа ощутимо потяжелела, пуская импульсы куда-то вниз, от чего тяжелой пружиной в животе скрутилось желание большего. И едва это случилось, как его магия выскользнула к своему обладателю, а мужчина с чуть сбитым дыханием отстранился, оставив на губах привкус разочарования и неудовлетворенности, смешанных с его нежностью с контрастом почти животной страсти. Смотрю на него словно сквозь дымку, от чего его глаза кажутся чуть размытыми, а может и правда границы его зрачков стали расплывчатыми от собственных чувств, которые тот умело сдержал на самой грани, специально не став ее переступать.
— Не позволю… Ты только моя… — хрипло шепчет в пьянящей темноте, где слышится мое сбитое, почти загнанное дыхание, а в груди клокочет смятение просыпающегося вулкана, которому не дали взорваться.
