Инстинктивно почувствовав, что эта тема может отвлечь Эдриена, Динни продолжала:
- Не кажется ли вам, дядя, что тут играет роль древность семьи?
- Что такое древность? Все семьи в определенном смысле одинаково древние. Может быть, ты имеешь в виду качества, выработанные благодаря тому, что браки многих поколений заключаются в пределах замкнутой касты? Конечно, чистокровность существует - в том смысле, в каком это слово применяют к собакам или к лошадям. Но такого же результата можно добиться и при известных благоприятных физических предпосылках - в горных долинах, вблизи от моря, всюду, где хорошие условия для жизни. От здоровой крови - здоровая кровь, это аксиома. На крайнем севере Италии я видел деревни, где нет ни одного знатного человека и тем не менее все обитатели отличаются красотой и породистым видом. Но когда дело касается продолжения рода у людей гениальных или обладающих иными свойствами, которые выдвигают их на передний план, то, боюсь, мы сталкиваемся скорее с вырождением, чем с повторением первоначального типа. Лучше всего дело обстоит в семьях, по рождению и традициям связанных с флотом или армией: крепкое здоровье, не слишком много ума. Наука же, юриспруденция и капитал больше способствуют деградации. Нет, преимущество старинных семей не в чистокровности. Оно гораздо более конкретное: определенное-воспитание, которое получают дети, подрастая, определенные традиции, определенные жизненные цели. Кроме того, больше шансов на удачный брак и, как правило, больше возможностей жить в деревне, самому выбирать свою линию поведения и придерживаться ее. То, что в людях называется чистокровностью, это скорее свойство интеллекта, чем тела. Мышление и чувства человека зависят прежде всего от традиций, привычек и воспитания. Но я, наверно, надоел тебе, дорогая?
- Нет, нет, дядя, мне страшно интересно. Значит, вы верите не столько в кровь, сколько в известное наследственное отношение к жизни?
- Да, но оба фактора тесно взаимосвязаны.
- И, по-вашему, старинным семьям приходит конец и с древностью рода скоро перестанут считаться?
- Не знаю. Традиции - вещь удивительно стойкая, а в нашей стране достаточно механизмов, поддерживающих ее. Видишь ли, есть множество руководящих постов, которые надо кем-то занять. Наиболее подходящие для этого люди - как раз те, кто с детства приучен проводить собственную линию, не разглагольствовать о себе, а действовать, ибо так велит долг. Поэтому они и тащат на себе весь груз руководства различными областями нашей жизни. Надеюсь, и впредь будут тянуть. Но в наши дни такое привилегированное положение можно оправдать лишь одним - тащить, пока не упадешь.
- Очень многие, - заметила Динни, - сначала падают, а потом уже начинают тянуть. Ну, вот мы и вернулись к Флер. Входите же, дядя! Если Диане что-нибудь понадобится, вы будете под рукой,
- Слушаюсь, дорогая. А ведь ты поймала меня на вопросе, о котором я частенько размышляю. Змея!
XVIII
После настойчивых телефонных звонков Джин разыскала Хьюберта в "Кофейне" и узнала новости. Когда Динни и Эдриен подходили к дому, она попалась им навстречу.
- Ты куда?
- Скоро вернусь, - крикнула Джин и скрылась за углом.
Она плохо знала Лондон и взяла первое попавшееся такси, которое привезло ее на Итон-сквер, к огромному мрачному особняку. Она отпустила машину и позвонила.
- Лорд Саксенден в городе?
- Да, миледи, но его нет дома.
- Когда он вернется?
- Его светлость будет к обеду, но...
- Тогда я подожду.
- Простите... миледи...
- Не миледи, - поправила Джин, вручая слуге карточку. - Но он все равно меня примет.
Слуга заколебался, Джин пристально посмотрела ему в глаза, и он выдавил:
- Прошу вас, пройдите сюда, ми..." мисс.
Джин вошла вслед за ним. Комната была небольшая и почти пустая: золоченые стулья в стиле ампир, канделябры, два мраморных столика - больше ничего.
- Как только он придет, вручите ему, пожалуйста, мою карточку.
Слуга собрался с духом:
- Его светлость будет очень стеснен временем.
- Не больше, чем я. Об этом не беспокойтесь.
И Джин уселась на раззолоченный стул. Слуга удалился. Поглядывая то на темнеющую площадь, то на мраморные с позолотой часы, девушка сидела, стройная, энергичная, подтянутая, и сплетала длинные пальцы смуглых рук, с которых сняла перчатки. Слуга вошел снова и опустил шторы.
- Может быть, мисс угодно что-нибудь передать или оставить записку? предложил он.
- Благодарю вас, нет.
Он постоял, словно раздумывая, есть ли при ней оружие.
- Мисс Тесберг? - спросил он.
- Мисс Тесбери, - поправила Джин и подняла глаза. - Лорд Саксенден меня знает.
- Понятно, мисс, - поторопился ответить слуга и ушел.
Когда девушка вновь услышала голоса в холле, стрелки часов уже доползли до семи. Дверь распахнулась, и вошел лорд Саксенден с карточкой Джин в руках и с таким выражением лица, словно всю жизнь ожидал ее визита.
- Страшно рад! - воскликнул он. - Страшно рад!
Джин подняла глаза, подумала: "Замурлыкал, сухарь!" - и подала руку.
- Вы чрезвычайно любезны, что согласились принять меня.
- Помилуйте!
- Я решила сообщить вам о своей помолвке с Хьюбертом Черрелом. Помните его сестру? Она гостила у Монтов. Слышали вы о нелепом требовании выдать его как преступника? Это настолько глупо, что не заслуживает даже обсуждения. Он выстрелил ради самозащиты. У него остался ужасный шрам. Он может показать его вам в любую минуту.
Лорд Саксенден пробурчал нечто невнятное. Глаза его словно подернулись льдом.
- Словом, я хотела просить вас прекратить эту историю. Власть у вас для этого есть, я знаю.
- Власть? Ни малейшей... Никакой.
Джин улыбнулась:
- Конечно, у вас есть власть. Это же каждый знает. Для меня это страшно важно.
- Но тогда, в Липпингхолле, вы не были помолвлены?
- Нет.
- Все это так внезапно.
- Может ли помолвка не быть внезапной?
Джин, вероятно, не поняла, как подействовало ее сообщение на человека, которому за пятьдесят и который вошел в комнату с надеждой, пусть даже неясной, что произвел впечатление на молодую девушку. Но Джин поняла, что она не та, за кого он ее принимал, и что он не тот, за кого принимала его она. Лицо пэра приняло осторожное и учтивое выражение.