Он отвел машину в гараж к приятелю, прикинул, где дешевле пообедать, и остановил выбор на своем клубе. Он фактически и жил там, а у себя в комнате на Райдер-стрит только ночевал и завтракал по утрам чашкой чая и яйцами всмятку. Это была скромная комнатка в первом этаже, с кроватью, платяным шкафом и окнами, выходившими на высокую заднюю стену соседнего дома, - словом, такая же, как та, где его отец, наезжая в город, ночевал и завтракал в девяностых годах за половину теперешней цены.

Под воскресенье в "Кофейне" оставались лишь немногие "ветераны", привыкшие проводить конец недели на Сент-Джеймс-стрит. Молодой Крум заказал обед из трех блюд и съел его без остатка. Потом выпил пива и пошел в курительную выкурить трубку. Он уже готов был опуститься в кресло, как вдруг заметил, что перед камином стоит высокий худой мужчина с темными подергивающимися бровями и седыми усиками и рассматривает его в перепаховый монокль. Повинуясь инстинкту влюбленного, который всеми путями старается приблизиться к предмету своих желаний. Тони осведомился:

- Простите, вы не сэр Лоренс Монт?

- Всю жизнь пребывал в этом убеждении.

Молодой человек улыбнулся:

- В таком случае, сэр, я знаю вашу племянницу - леди Корвен. Мы познакомились, возвращаясь вместе с Цейлона, и она говорила, что вы член этого клуба. Моя фамилия Крум.

- А! - ответил сэр Лоренс, роняя монокль. - По-моему, я знал вашего отца. Он часто бывал здесь до войны.

- Да. Он записал меня сюда, как только я родился. Я, по-видимому, самый молодой член клуба.

Сэр Лоренс кивнул.

- Значит, вы познакомились с Клер. Как ее здоровье?

- Насколько я мог судить, в порядке, сэр.

- Давайте сядем и поболтаем о Цейлоне. Угодно сигару?

- Благодарю, сэр, я курю трубку.

- Выпьете кофе? Официант, две чашки кофе. Моя жена гостит сейчас в Кондафорде у родных Клер. Клер - интересная женщина.

Крум заметил, как пристально следят за ним темные глаза собеседника, раскаялся в своем порыве и покраснел, но храбро ответил:

- Да, сэр, очаровательная.

- Вы знакомы с Корвеном?

- Нет, - отрезал Крум.

- Неглупый человек. Понравился вам Цейлон?

- О да. Но пришлось уехать.

- Собираетесь вернуться?

- Боюсь, что нет.

- Я был там, но давным-давно. Индия задушила его. В Индии были?

- Нет, сэр.

- Трудно понять, в какой степени народ Индии жаждет независимости. Индусы на семьдесят процентов крестьяне. А крестьяне хотят устойчивости и спокойной жизни. Помню, в Египте перед войной усилилось националистическое движение. Но феллахи были за Китченера и твердое британское руководство. Когда же во время войны мы отозвали Китченера, положение в Египте стало неустойчивым, и они переметнулись на другую сторону. Чем вы занимались на Цейлоне?

- Заведовал чайной плантацией, но владельцы из соображений экономии слили три плантации, и я остался без места. Как вы думаете, сэр, можно ли надеяться на оздоровление? Я сам не разбираюсь в экономике.

- А кто разбирается? Сегодняшнее положение создалось в результате многих причин, а люди всегда стремятся все объяснить одной. В Англии, например, оно вызвано тем, что русская торговля нокаутирована, европейские страны стали относительно самостоятельнее, товарооборот с Индией и Китаем резко сократился, уровень жизни британцев после войны повысился и национальный бюджет возрос с двухсот до восьмисот миллионов, а это значит, что из сферы производительных затрат изъято целых шестьсот. Кое-кто пытается свести проблему к перепроизводству, но это к нам, конечно, неприменимо: мы давно уже не производили так мало. Тут дело и в демпинге, и в бездарной организации, и в неумении довести до потребителя даже то малое количество пищи, которое мы производим сами. Ко всему этому добавляются наши замашки балованного ребенка и милая привычка надеяться, что все как-нибудь образуется. Все эти причины специфичны для Англии, но две из них - замашки балованного ребенка и повышение жизненного уровня действуют и в Америке.

- А еще какие причины действуют в Америке, сэр?

- Американцы, разумеется, и перепроизвели и переспекулировали. Они привыкли жить с таким размахом, что прозакладывали свое будущее, - система продажи в рассрочку и так далее. Они сидят на золоте, но из золота ничего не высидишь. И - это, пожалуй, хуже всего - они не отдают себе отчета, что деньги, которые они одолжили Европе во время войны, были фактически деньгами, которые они нажили на войне. Их согласие на всеобщий отказ от долгов означало бы оздоровление для всех, в том числе - и для их страны.

- Разве они пойдут на это?

- Никогда нельзя предсказать, как поступят американцы - они гораздо импульсивнее нас, жителей Старого Света. Они способны на многое, даже действуя в собственных интересах. Вам нужна работа?

- Еще как!

- Ваше образование?

- Пробыл два года в Веллингтоне и Кембридже. Потом подвернулось место на чайной плантации, и я, не долго думая, упорхнул туда.

- Сколько вам лет?

- Двадцать шесть.

- Решили, чем хотели бы заняться?

Молодой человек выпрямился:

- Вообще-то я согласен на все, сэр. Но особенно хорошо знаю лошадей. Я уже думал, нельзя ли устроиться в скаковую конюшню, или на конский завод, или где-нибудь при манеже.

- Это мысль! Странная судьба у лошади: чем больше вымирает, тем больше входит в моду. Я поговорю с моим кузеном Джеком Масхемом. Он коннозаводчик и вбил себе в голову, что в английскую лошадь нужно вторично влить арабскую кровь. Он уже выписал арабских маток из-за границы. Не исключено, что ему потребуется помощник.

Молодой человек вспыхнул и улыбнулся:

- Страшно любезно с вашей стороны, сэр. О лучшем я и не мечтаю. Я ведь имел дело с арабскими лошадьми для игры в поло.

- Видите ли, - задумчиво произнес сэр Лоренс, - я никому так не сочувствую, как людям, которые действительно нуждаются в работе и не могут ее найти. Конечно, надо подождать конца выборов. Если социалистов не свалят, коннозаводчикам придется пустить свои табуны на мясо. Вы только представьте себе, как за чаем вы кладете на кусок хлеба с маслом ломтик победителя дерби! Вот уж истинная "отрада джентльмена"!