Стая растянулась. Три пса впереди. Слева от меня, ближе к гаражам, как выпущенный из пращи булыжник – движения лап, от быстроты, сливались в один неуловимо изменяющийся контур – молча нёсся питбуль. Отставая на корпус и посередине, на каждом прыжке издавая низкий, утробный рык и расстилаясь в галопе, нёсся овчар. Слева от него и отстав на два корпуса, будто катясь по земле большим лохматым шаром и всё же не поспевая за первыми двумя, бежала дворняга, в комплекции ничуть не уступающая овчару. Остатки стаи метрах в тридцати за ними…
Я стоял и ждал. Ждал всё с тем же спокойствием. Даже больше – у меня и желания-то не возникло поискать что-нибудь под руку! В какой-то миг я даже попытался побудить самого себя к какой-нибудь волнительной эмоции, ну, испугаться что ли, как-то забеспокоиться в конце концов, хотя бы. Нет – был лишь немного удивлён тем, что в стае питбуль и кавказский овчар, а псовой элите, как считал я, совсем не место в гаражных трущобах. Кроме того, я не представлял себе, что с ними делать, когда они начнут меня рвать, а то что к этому всё и идёт, сомнений не вызывало – никогда не знал. Это ж не дворовые какие-нибудь шавки, на которых можно тапком замахнуться. Да. Только убивать. На меньшее они не согласятся…
И подав правое плечо немного вперёд, в их сторону, я встал фронтально, не отходя от стены…
С каждой долей секунды время как будто бы замедлялось, с каждым прыжком оно будто бы вытягивалось. Уже можно было видеть напряжение мышц, колебание шерсти в такт прыжка, вздрагивание приоткрытых пастей, нити срывающихся слюней с нижних челюстей и сам полёт тела в галопе…
Питбуль в прыжке – рычание, мышцы волнами, сам вытягивается, пасть раскрыта – мне в горло. Одномоментно с его прыжком, я отстранился вправо и без размаха – от плеча, левым кулаком, ударил ему в башку – за пастью, чуть сверху вниз. Нижняя челюсть пса резко сместилась к его же левому уху и вниз, с одновременным разворотом башки затылком к лапам и изменением вектора прыжка – вправо от меня и вниз. Питбуль утробно рыкнул и тут же взвизгнул от дошедшей боли. Его тело сбило с лап овчара и вместе с ним пролетело перед мордой дворняги. Овчар зарычал, елозя на боку по земле и дёргая лапами, в попытке вскочить, а питбуль, перелетев через него, глухо ударился о землю и застыл без движения. Дворняга затормозила. Я развернулся вправо. Дворняга поменяла вектор и хотя ей явно не хватало скорости, она всё равно прыгнула, оскаливая клыки и нацеливаясь на мою правую ногу.
В тот же самый миг я, приседая, правой ладонью резко, с ударом схватил её за холку. В эту же секунду вскочил овчар и начал движение в мою сторону. Распрямляясь и сохраняя инерцию полёта дворняги, я поменял вектор этой самой инерции – мордой влево вдоль себя и вверх выше своей головы. В следующее мгновение я резко развернул её вправо и лапами вверх. Дворняга пыталась крутить своей башкой и яростно, с визгом взвыла.
Овчар… Он уже находился в боевой готовности, с намерением напрочь откусить какую-нибудь часть меня, но… Он не успел прыгнуть. В этот самый миг, подхватив второй рукой и с ускорением – спиной вниз, я обрушил ему на хребет дворнягу. Овчар, как от удара паровым молотом, раскинув лапы в стороны, грудью вломился в землю. Утробное рычание, собачий визг и звук ломающихся костей, раздались почти одновременно. Отлетев в разные стороны, дворняга и овчар больше не издали ни звука…
От волчьей стаи, когда она охотится, отбиться почти невозможно. Смерть одного, двух, даже трёх членов стаи, если стая большая, не останавливает их стремления завалить добычу. Но это волки. Псы, они псы и есть – ни что так не осаживает псовую стаю, как визг и предсмертный хрип одного из своих сородичей…
Отставшие затормозили свой бег и остановились метрах в пятнадцати от меня и уже не гавкали. Вздыбив холки, опустив хвосты и тихо рыча, издали тянулись носами к трупам. Всё – дальше они не решились. Лишь один, совсем молодой пёс, выдвинулся ближе ко мне и звонко лаял, ворочая башкой во все стороны и повиливая хвостом.
Взглядом я отыскал главную суку и пристально посмотрел ей в глаза. Встал поудобней. Она же не стала ждать – резко развернувшись и даже не оглядываясь, она затрусила прочь, уводя за собой остатки стаи. Всё. Максимум пара десятков секунд на круг.
Внезапно подкатила тошнота. Состояние как в нокдауне – я еле успел опереться рукой и отстраниться. Пустой желудок тупо попытался вывернуться наружу. Несколько секунд пытки:
– Фух. Твою мать. – вроде бы всё.
Полой рубашки я вытер рот и морщась, сплюнул кисло-горькую гадость. Но поганый привкус всё равно остался. Подчиняясь инстинкту движения, я сделал шаг и… встал как вкопанный.
А что же это было?.. Вообще-то, собака, из сна, в миг отпрыгивает от, наезжающего на неё, колеса, стоит ему лишь чуть коснуться кончиков собачьей шерсти, и остаётся невредимой. А я их… почти влёт. А слабости, пеленающей всё тело, нет. Да и костяшки пальцев левой руки целы, покраснели только. Ни вывихов, ни растяжений. Да и вообще – не болит ничего, хотя должно бы, и не просто, а впору на стену лезть. И как же всё это понимать?..
Но понял я одно, что сейчас хрен его поймёшь, что и как. А поэтому, стоять и думать о чём-то не ясном – только терять время. До дому! И быстрее! А уж там всё встанет на свои места и утрясётся. Поэтому возникшие, было, вопросы загнал куда поглубже и уже с третьего шага, я перешёл на лёгкий бег.
Бежал, ориентируясь по охранной вышке – её я заметил ещё раньше, до столкновения, и сейчас не выпускал её из виду. Собак не было. И не было ни одного открытого бокса, хотя подъезды к воротам выглядели заезженными. И с каждым преодолённым метром, я прибавлял себе уверенности в том, что иду я верно и в скором времени достигну не только выхода, но и ясности во всём со мной происходящем…
синеглазка
Их я увидел за очередным поворотом, метрах в тридцати впереди, у открытого настежь, гаражного бокса.
Девушку. А рядом с ней и машину – «жигули», четвёрка. Девушка что-то взяла из открытого багажника и унесла внутрь бокса, вернулась и постояв несколько секунд в раздумье, снова что-то взяла и снова занесла в бокс.
Я воспрянул духом – вдруг до города получится доехать, если повезёт. Ну а уж телефон-то, у неё наверняка должен быть. И я перешёл на шаг…
Выйдя из ворот и увидев меня, девушка тут же остановилась и быстро оглянулась на охранную вышку. Но на площадке никого не было видно, а стёкла отсвечивали и не разберёшь, был ли кто внутри или нет. Она посмотрела по сторонам и, остановив на мне взгляд, на ощупь зашарила рукой сзади себя, в багажнике. Конечно же, она встревожилась и наверняка искала что-нибудь под руку. Поэтому:
– Здравствуйте! – я крикнул ещё издали, дабы снять напряжение, а приблизившись, поздоровался ещё раз: – Здравствуйте. – и уже спокойно.
В руки она так ничего и не взяла, а просто, сжала ладони в кулачки, и прижала их к телу. Но смотрела без тревоги и даже с любопытством. Я же остановился шагах в трёх, и непроизвольно внёс в её портрет, начатый мной ещё на подходе, несколько последних штрихов – ей, наверное, чуть больше двадцати, у неё круглое, миловидное лицо, и синий цвет глаз, больших и круглых, слегка удлинённых к вискам…
Ровные уголки её полных губ дёрнулись, обозначив неглубокие ямочки на щёках и обнажив белые зубы, растянулись в улыбке. Заправляя выбившуюся прядь каштановых волос, кое-где выцветших на солнце и собранных в тугой узел сзади, она негромко сказала:
– Здравствуйте. – и чуть кивнув, приставила ладошку ко лбу в виде козырька.
Она меня тоже оценивала, и я вдруг поймал себя на мысли, что мне не хотелось бы занять в её рейтинге нижнюю строчку, хотя её улыбка, на мой взгляд, как раз об этом-то и говорила – в её глазах я наверняка выглядел, как огородное пугало.
– Собаки лаяли, как взбесились. Не по вашу душу?
– Та, нет. – я развёл руки. – Вы уж извините.
– Да ничего. – вздохнув, как мне показалось, с облегчением, она легко махнула ладошкой. – А чего хотели-то? – и она опять улыбнулась.
