7. Ловя ртом воздух, путешественник пытался во что бы то ни стало восстановить дыхание, которое, казалось, полностью остановилось, как будто бы некто невидимый вцепился своей стальной хваткой в горло и не давал сделать и глотка свежего воздуха.
Всё пытаясь продохнуть, путник как будто бы издалека слышал свой собственный голос, который (он откуда-то знал) принадлежал ему самому, но который при этом изменился до неузнаваемости.
– Вот так всё начиналось, и так всё и закончилось. Ты ведь уже знаешь конец своей истории, ровно, как и ее начало, поэтому могу лишь сказать тебе, чтобы ты выбросил всю дурь из своей головы и продолжал наблюдать, до тех пор, пока не вспомнишь, что эту книгу ты уже читал. Сконцентрируйся на том, чтобы запомнить даже ни сам сюжет и все детали повествования, но на самом факте прочтения и опыте, который ты накопил за время прочтения. Ведь если ты отвлечешься хотя бы на мгновение, то вновь с упоением начнешь ее перечитывать, что само по себе неплохо, но, как говорится, лучшее – враг хорошего, и ты снова в который раз оттянешь момент знакомства со всей остальной «литературой».
Наверное, это и значило что-то глубокое, только вот единственное, что радовало слушающего, это было то, что ему каким-то волшебным образом, самому или по чьей-то воле удалось наконец вдохнуть, и в тот момент, когда высокопарная речь прервалась, он и сам смог как будто бы избавиться от всего, что его сковывало. Благодаря выходу, что путешественник интуитивно нащупал, он наконец-то разрядился, казалось, всем своим существом, выпустив наружу из своего сердца всё, что было в нем сокрыто, вновь и вновь по кругу падая в то, что было внутри самого себя, чтобы опять и опять оказаться не снаружи, а изнутри происходящей драматургии событий.
8. – Да! Да, вот этих самых событий, – вполголоса, совершенно не обращая внимания на то, что говорит вслух, продолжала свои размышления девушка, слегка замешкавшись у двери открытого холодильника, к которому она подошла, чтобы выцепить что-нибудь поесть, однако в итоге закончившая на том, что просто стояла и таращилась на полки, залитые неприятным для темной ночи светом, абсолютно не отображая того, что на них собственно лежало.
Задумчивость девушки прервал резкий толчок, заставивший ее оторваться от внутреннего созерцания на кухню темной квартиры, в которую проникали лучи ночного фонаря через полуприкрытые жалюзи.
– Не пугай меня так, – с облегчением выдохнув и попытавшись успокоиться, проговорила девушка, закрыв холодильник, из которого так и не успела ничего достать.
Обнимающая ее сзади фигура ничего не ответила, но лишь продолжила нежно прижимать ее к себе, через несколько секунд позволив себе опуститься чуть ниже и одной рукой уже ловко завернуть меж ног обнаженной посетительницы, не дав ей совершить полуночной трапезы.
Девушка, не сопротивляясь, закрыла глаза, сквозь полную темноту наблюдая за тем, как заполняется едва различимыми геометрическими паттернами ее мозг, которые раскладывались перед ней на фоне разноцветных пятен-«помех» под закрытыми веками, которые всё равно отступали на задний план перед яркостью и отчетливостью изначального четко структурированного рисунка.
Чем интенсивнее работали руки, что ее ласкали, и которых, казалось по ощущениям, уже было не две, но никак не менее дюжины, тем, казалось, в ответ на эти нежные прикосновения интенсивнее и ярче вспыхивали картины в голове девушки, которые формировались из безупречной сетки-рисунка, обнажающие целые сюжеты, которые, переплетаясь, расходились во все стороны за границы самого познаваемого, формируясь в целые пласты исторических эпох, для которых не хватило бы и нескольких жизней для того, чтобы не то что отсмотреть, но даже кратко описать. Дело было даже не в количестве, которое воистину было бесконечным и многоплановым, а еще точнее – многомерным, если рассматривать сюжеты с точки зрения всех участников событий, нет, но в той силе смыслов, что искали все поэты, мыслители и ученые всех времен, в той простоте, той комбинации слов, выражений и формул, которые бы описали универсальный принцип вселенной, лежащий в основе всего, что дано познать человеческому мозгу, а возможно, если конечно повезет, узнать даже то, что выходило за пределы, чтобы чей-то пытливый ум осознал что это одно и то же.
– …Что внешнее и внутреннее – это одно и то же, – на этой мысли девушку слегка тряхнуло, и ей стало нехорошо. Вместе с тем, даже сладостное ощущение внизу живота сменилось неприятным покалыванием, которое она незамедлительно пресекла.
– Энни, что-то не так? – вкрадчиво спросил голос, звучавший как будто бы со дна колодца и расстраивающийся в голове девушки.
– Прости, Лана, – тряхнула головой девушка, – не сейчас.
– Но ты ведь уезжаешь завтра, – в голосе подруги звучал явный укор, который, вместе с тем, что обнажил привязанность самой Энн к этой девушке, также и оголил то ощущение фатальности, которое скрывалось в этом простом выражении, – ведь, несмотря на то, что она всячески маскировала это в повседневной жизни, она знала точно – эта поездка действительно могла изменить всё в жизни, а то и вовсе закончить ее.
Эта мысль оглушила девушку, и она, даже сама не понимая, как ей это удалось, всё же выскользнула из рук подруги сначала в коридор, по пути захватив одну курточку, затем в подъезд, и уже через несколько секунд, оказавшись на свежем ночном воздухе, уже и не помня тех волшебных фраз, которые помогли ей убедить Лану отпустить ее на какое-то время и даже не увязаться следом, неслась по ночным улицам мегаполиса.
Однако теперь это уже не занимало внимания девушки, оставляя полную свободу для созерцания и эстетического удовольствия от прогулки, в которую она была втянута некой силой, уже подпрыгивая босиком по мокрой мостовой, абсолютно обнаженная, в одной лишь распахнутой курточке, которая раскрывалась от порывов ветра, подобно двум крыльям, что то и дело подбрасывали путешественницу в воздух.
Одной лишь смены обстановки оказалось достаточно, чтобы бесконечная тоска и безнадежность, отчасти связанные с неизбежной привязанностью, сменились восторгом открытий, которые несла бесконечная дорога, которая, постоянно трансформируясь, казалось, играла с практически зримыми потоками ветра. Они визуально теперь представлялись путешественнице в виде частиц эфира, которые, соединяясь и отталкиваясь друг от друга, в идеальной математической пропорции создавали движение, которое подталкивало девушку всё дальше, обнажая ее тело, на котором курточка, уже держась всего лишь на одних локтях, превратившись в подобие лилового шлейфа, который оставляла за собой уже далеко не простая смертная, но сама Богиня, трансформирующая само пространство вокруг себя в то, что было мило ее сердцу прямо сейчас. Так и улица, и деревья преклонялись перед ее волей, превращаясь в бесконечный тоннель, куда, оттолкнувшись от земли, уже успела вспорхнуть Богиня-бабочка, чтобы приземлиться уже в совершенно количественно иной, но качественно всё той же самой роли.
9. На секунду замешкавшись от четкого ощущения того, что последним шагом он не просто ступал на неизведанную территорию, но, перешагивая с одной ноги на другую, будто бы спрыгивал откуда-то сверху, совсем из другого места, мужчина всё же через долю секунды после прибытия уже успел направиться по предопределенному маршруту судьбы вперед сквозь тоннель, который с каждым мгновением обрастал деталями – изысканными статуями по сторонам ковровой дорожки, по которой он шел сквозь богатейшие залы стиля ампир, величие которых тут же померкло в то самое время, когда двое отдавших честь солдат открыли проход в покои, куда и лежал путь наблюдателя. В этот момент путешественник не смог все-таки сдержать слез, выступипивших на глазах при виде его жены, которая, лежа в императорской спальне, прижимала к груди своего маленького малыша. Растроганный отец медленно подошел и опустился на одно колено, погрузившись с ними в одно бесконечное блаженство поля семейного уюта, где гасли все окружавшие их богатейшие украшения, арабески и мраморные статуи вокруг, оставляя место лишь сиянию счастья дорогой императрицы и наследного короля, который смотрел на Императора, радостно улыбаясь, не из-за положения этого добросердечного человека и даже не из-за чисто физического, историко-биологического факта отцовства, но из-за той невероятной энергии любви, которую излучал этот сильный мужчина. Ее ребенок тоже отдавал, в тройном размере, заставляя самого Императора становиться светочем и любящим сердцем своей страны.
