Меня она привлекла душевной щедростью, открытостью взглядов и честностью. Несмотря на торговую жилку, Аманда скорее умела отдавать, чем брать. Она раздаривала своё время тем, кто в нём нуждался. Переводила деньги в фонды для социальных проектов, жертвовала средства на искусство и развитие молодых талантов.

О, благородная красавица! Пару лет тому назад моё сердце забилось чаще от одной её улыбки. Теперь же я вижу лишь симбиоз противоречий – мечту о гармонии, к которой мне придётся идти, быть может, до самой смерти.

Всякий влюблённый, обладающий хоть капелькой фантазии, способен красиво начать отношения, а вот так же красиво выстроить из них не только крепкую, но и гармоничную ячейку общества сможет только благословлённый высшими силами. И как узнать, находишься ли ты в числе этих счастливчиков, когда боль, страх и разочарование как злые хищники впиваются в ещё не окрепшую плоть души?

Влюблённость! Тонкий аромат счастья! Намёк на вечное наслаждение, на надежду быть замеченным и принятым! Состояние эмоционального опьянения, уводящее от реальности!

– Влюблённость, любовь и свобода. Какая параллель между этими тремя аспектами, к которым мы, люди, так настойчиво стремимся? Ты когда-нибудь об этом задумывалась, Аманда? – Сжимая тёплую ладонь возлюбленной и притягивая её роскошный бюст к себе, философствовал я.

– Психологи утверждают, что это отличные друг от друга состояния ума и духа, – теребя верхнюю пуговицу свежевыглаженной рубашки, с уверенностью сказала она.

– Да! И они почти правы. В то время как любовь трезво воспринимает мир и умеет им наслаждаться, при этом сострадая незаметно, одаривая своей милостью всё вокруг – влюблённость же резвится, как невоспитанный ребёнок, набивая себе и тому, кто рядом, шишки. Любовь с благоговением окутывает радостью своё бытие. Влюблённость же капризничает по любому поводу и требует расправы. Любовь свободна от привязанностей. Влюблённость скованна желанием обладать.

Я продолжал рассуждать вслух, таща стремительно подругу за собой.

– Стой! Красный! – насупилась она, раздражённо выдернув ладонь.

– Извини. Хотя… Дорога пустая, мы можем пройти.

– Это не по правилам. И неуважительно к остальным.

– Ну, тогда подождём, ведь нам некуда спешить. Мы просто гуляем, да?

– Точно, просто гуляем, – повторила Аманда, заулыбавшись и нежно взяв меня под руку.

– И всё-таки, Аманда, как ты думаешь? Возможна ли любовь без влюблённости или влюблённость без любви? Что первично – желание быть счастливым или желание быть свободным? Любовь и свобода – это две стороны одной медали или дополняющие факторы одного и того же стремления к счастью? И действительно ли, что всё, что с нами случается, запрограммировано в детстве? – Мой пытливый ум не переставал забрасывать спутницу вопросами, в то время как радость от встречи переполняла сердце.

Берег реки Шпрее извилистым коридором рассекал надвое Берлин. Неспешно плывущие паромы, катера с туристами, низко летающие чайки, дерущиеся из-за хлебных крошек, дополняли счастливое предвкушение романтического вечера. Расслабление проникало в мозг и погружало сознание в состояние медитации, отчего мой монолог о «высоком», как по нарастающей, набирал силу. Остановиться казалось уже невозможным. Однако разговоры о запредельном медленно разъедали рациональный ум Аманды. Они как яд вторгались в её привычное представление о реальности, вызывая болезненную и вместе с тем нередко агрессивную реакцию. Зная это, я умолк и подумал, что мы будем делать после прогулки, как вдруг поймал на себе ледяной взгляд Аманды. Напряжение молниеносно передалось и мне. Включилась защитная реакция.

– Что случилось? – встревожился я.

– Ничего.

– Но ты хочешь что-то сказать?

– Хочу, – произнесла Аманда, нервно покусывая губу. – Я хочу узнать, что ты на самом деле чувствуешь ко мне? Почему ты со мной? Пятый год мы вместе. И до сих пор живём в разных квартирах. О, мы оберегаем нашу свободу, мы стоим на страже своего пространства! Мы никому не дадим пройти за пограничные столбы! Ты никогда не думал о развитии отношений? О совместном доме, о семье, о детях?

«Субботняя атака?» – подумал я. Слова как пули свистели в ушах.

– У меня такое ощущение, – продолжала Аманда с видом, будто собиралась сбросить меня с моста в серые воды Шпрее, – что ты просто используешь меня. Удобно ведь иметь подружку, которая ничего кроме поцелуя на выходные не требует?

Пальцы её барабанили по перилам ограждения, за которым внизу в свете полуденного солнца сверкала водная гладь. Возражать Аманде я так и не научился. Помню, я лепетал что-то жалкое, будто скопированное из учебника семейной психологии. Мол, отношения не следует отравлять вспышками гнева и тому подобное. Аманда взорвалась так, как просыпаются спящие вулканы, сжигая лавой всё на своём пути.

Она кричала, извергая упреки за прошлое и будущее. Ещё пять минут назад не было ни малейшего намёка на недовольство. И вдруг посреди счастья и покоя резкая перемена настроения!

Это как гулять по райскому саду, наслаждаясь пением птиц и красотой экзотических цветов. Внезапно слабая колющая боль в ноге отвлекает тебя от великолепия. «Какая ерунда», – думаешь ты, вытаскивая колючку из пятки, и вдруг с ужасом понимаешь, что это не просто колючка, а жало скорпиона. «О ужас!» В этот же миг всё твоё тело начинает судорожно биться в конвульсиях, радужные краски меркнут, голоса птиц глохнут, как будто бы в одну секунду врата ада поглощают тебя с головой.

3. Отчим. Первый шаг к свободе

Я стоял онемевший. Аманда продолжала изливать на меня своё недовольство, но я больше ничего не слышал. Перед моими глазами вдруг возник знакомый силуэт мальчика лет десяти, который также стоял в оцепенении перед яростью отчима. Понять, чем он не угодил, и насколько велика его вина, было не по силам неизощрённому, детскому уму. Эмоциональная агрессия взрослого мужчины напугала бедняжку. Съёжившись, пряча голову в узкие плечики, он дрожал. Пальцы вцепились в чёрно-белую коробочку и, покраснев, не желали разжиматься.

– Ты опять стащил у меня шахматы? Сколько я повторял тебе не прикасаться к ним? А-а? – кричал коротенький, сухожилистый мужчина. Он тыкал в лицо мальчика маленькой, сделанной из слоновой кости фигуркой. Его вены на правом виске налились «голубой» кровью.

– Но мне подарил их отец, – попытался я неудачно возразить.

– Это мой дом, и всё что находится в нём тоже моё! Понятно?! – прогремел отчим.

– Да, понятно, – тихо произнёс я, вжав ещё глубже голову.

– Повтори громче, я ничего не услышал! – яростно потребовал он.

– Да! Всё, что находится в этом доме, твоё! – эхом вторил я.

– Разве я тебе не говорил, не прикасаться ни к чему до тех пор, пока я не разрешу?

– Да.

– Громче!

– Да!

– Тогда почему ты не выполняешь сказанного?! – зарычал отчим.

– Не знаю….

– А кто знает? – Круглые от бешенства глаза, казалось, вот-вот выпадут из орбит.

Голос ошалевшего мужчины продолжал сотрясать весь дом ещё около часа. Он обзывался словами, которые я никогда не слышал и не знал их значения. В словаре их тоже не было. Наш учитель по истории смог разъяснить смысл одного из них. Он сказал, что выражение взято из очень древней мифологии и в современном языке если и используется, то только для придания красок злому событию.

Я боялся отчима и в тайне мечтал, чтобы он навсегда исчез из моей жизни. Все соседи жалели меня и приглашали к себе, пока не придёт с работы мама. Моя защитница. А мама, когда я ей жаловался, ласково брала моё лицо в ладони и говорила:

– Ты его не бойся, у него просто такой злорадная натура, но он интеллигентный человек и никогда не тронет тебя и пальцем.

– Да, но в чём моя вина?

– Ты ни в чём не виноват. Это моя вина. Это я выбрала себе такого мужа, но теперь я не могу от него уйти, нужно вырастить ещё твоего братишку. – Она гладила меня по волосам и нежно улыбалась. – Я с ним поговорю, а если он опять начнёт кричать, то ты представь перед собой что-нибудь приятное и улыбайся ему в ответ. Тогда «собеседнику» станет неинтересно ругаться, и он замолчит.