Ирина Бакулина
Зеркало разбилось
Под одним одеялом
– Да что вы ко мне привязались, женщина?
– Маруся, это же Я!
Никто, кроме Серёжи, не называл её так. Но его уже почти год как нет в живых.
Маша Стрельникова была обычной девушкой 26 лет, художницей. Руки в красках, одежда в пятнах, ну вы поняли. Рисовала она, надо сказать, очень точно. Знаете, бывало, пишет натюрморт, и яблоко такое реалистичное на нём, как будто сейчас возьмёшь с тарелки и откусишь.
Однажды Маша пошла в парк на этюды. Она была так увлечена работой, что не сразу услышала голос:
– Девушка?
Бархатный тон разлился по венам словно эль. Маша обернулась.
Голос настолько не соответствовал внешности! Это был невысокий парень, в очках, нос слегка с кривинкой, глаза карие. Но его голос…
– Девушка, ну так что, сможете? – улыбнулся он.
– Смогу что?
– Ну, меня нарисовать. Я ж вас спрашиваю, могли бы вы нарисовать мой портрет.
– Я просто не услышала, извините. Да, я иногда пишу, – Маша специально выделила это слово, – портреты. Хотя не очень люблю это делать.
– Почему?
– Это неблагодарный труд. Вот природа – она прекрасна и статична. Я буду час писать, два, а она останется такой же. Да, завтра там облетят листья, а вон тот цветок сорвёт какой-нибудь романтик, и картинка поменяется. Но это будет уже завтра.
– А что же с людьми?
– Люди не могут застыть. Не умеют сидеть без движения долго. Но главное – эмоции. Они постоянно меняются на лицах.
– Я буду неподвижен, обещаю! – и он снова улыбнулся. – Кстати, меня зовут Сергей. А вас?
– Я Маша.
– Маруся, значит.
Так состоялось знакомство ребят. Маша не понимала, каким образом такой серый мышонок, как Сергей, мог покорить её сердце. Он был совершенно не похож на тех парней, что обычно цепляли её внимание. Но его голос… Он звучал как музыка, заполняя всё её существо.
Они встречались полтора года. И наконец решили пожениться. Маша купила скромное свадебное платье. А Серёжа – смокинг. Это Маша настояла. Очень уж он шёл её любимому.
И вот уже завтра этот значимый день в их жизни. Маша пошла в кафе с подружками, а Серёжа с друзьями поехали на природу, шашлыки жарить.
Но что-то не давало Маше покоя весь день. Что-то терзало её изнутри. Как будто в сердце поместили бомбу замедленного действия и она росла.
Ближе к восьми часам вечера зазвонил Машин телефон. На экране был номер Артёма, друга Серёжи. Сердце дрогнуло.
– Алло! Да, Артём!
– Маша… – голос Артёма был тихий и какой-то напряжённый, – Маша… ты… в общем… Серёга…
– Ну, говори уже! – закричала Маша.
– Сергей погиб…
Бомба в душе Маши взорвалась. Боль оглушила её. Она попыталась осознать это, но буквы не складывались в эту чудовищную фразу. Жизнь рухнула в одночасье.
– Как?.. Как это…
– Мы фотографировались на склоне горы. Там был обрыв. Он подошёл слишком близко к краю… Скорая уже везёт его в морг.
«Вывернута шея, множественные переломы и травмы, несовместимые с жизнью» – было холодно написано в заключении врача.
Вместо свадьбы были похороны и любимый в гробу, в смокинге. Потом девять дней, сорок. Всё это время Маша как будто не жила. Ей казалось, что она смотрит какой-то страшный фильм со своим участием. Только после сорока дней она задала себе вопрос, которого боялась всё это время: как жить дальше?
Восемь месяцев прошли как в тумане. «Надо снова начать рисовать», – подумала Маша и потащила подругу Людку в арт-студию. Милая женщина лет 35 встретила их с улыбкой:
– Здравствуйте, девочки! Я Натэлла Антоновна, ваш преподаватель. Сегодня мы будем изучать графику.
«Пфф, она думает, что я не умею рисовать карандашом», – закатила глаза Маша.
Весь урок Натэлла Антоновна не отходила от Маши: то за руку её возьмёт, то за плечи приобнимет. Тут ещё Людке кто-то позвонил, и она срочно уехала. Маша тоже хотела с ней, но Людка сказала, что деньги уплачены, сиди, рисуй.
Маша уже почти закончила свою работу, как вдруг Натэлла Антоновна подошла и обняла её.
Маша отпрянула, схватила свои вещи и хотела уже бежать, но Натэлла взяла её за руку:
– Постой!
– Да что вы ко мне привязались, женщина?
– Маруся, это же Я!
Маша вздрогнула. Никто, кроме Серёжи, не называл её Марусей. Но его уже почти год как нет в живых. Она обернулась и пригляделась.
– Маруся! Посмотри на меня!
– Кто вы?
– Я – проводник. Даю возможность живым пообщаться с теми, кого уже нет.
– Бред какой-то…
– Да, звучит нелепо, согласна. Но это так.
И Натэлла начала говорить фразы, которые всегда говорил Серёжа, и рассказывать то, что мог знать только он. В какой-то момент Маша увидела в глазах этой женщины своего любимого человека. Натэлла обняла Машу, и та, закрыв глаза, почувствовала, что её обнимает Серёжа.
– Маруся, я не знаю почему выбор пал на эту женщину, но я рад, что хотя бы так могу сказать, что люблю тебя и попросить прощения.
Маша долго рыдала. Она обнимала эту незнакомую женщину, но чувствовала в ней что-то родное. Потом она успокоилась и стало тихо на душе. Ушла эта невыносимая пустота. Душа заполнилась радостью и умиротворением.
Маруся стала часто приходить в эту арт-студию. Ей нравилась Натэлла. К тому же, она знала, что через неё она может поговорить с любимым.
Отныне эти две женщины были связаны одной нитью – Серёжей.
Жена ювелира
Странная трагедия произошла однажды ночью в ювелирной лавке. Молодой человек, который хотел ограбить лавку, был найден мёртвым.
Давид Маркович Бромберштейн, хозяин лавки, пришёл на своё рабочее место по обыкновению за час до открытия. Когда он отворил дверь, увидел на полу тело человека в луже крови. Он незамедлительно вызвал полицию.
Группа полицейских и криминалистов осмотрела место преступления. Предварительное заключение было таковым, что молодой человек не был убит, но обстоятельства его смерти были очень странными.
По всем признакам он хотел ограбить лавку. На нём были чёрные хлопчатобумажные перчатки и чёрная маска-шапочка, а в его сумке находились значительная часть украшений и большая пачка денег. Но при этом его тело было расположено так, словно он случайно упал и ударился головой об угол витрины.
Вот странно, да? Человека никто не толкал, он сам упал. Пришёл грабить, упал и умер.
Давид Маркович подтвердил, что всё содержимое сумки грабителя принадлежит ему и ничего не было вынесено за пределы лавки.
– Скажите, Давид Маркович, а мог кто-нибудь находиться в лавке помимо грабителя? – предположил оперуполномоченный Шпигель. – Может быть, его всё-таки кто-то толкнул?
– Ну, шо вы, господин офицер, не делайте мне нервы. Это вряд ли могло быть. Хотя я уже ни в чём не могу быть уверен.
– Я вот тоже думаю, что, если бы был кто-то ещё, он бы позарился на украшения. А тут нет. Чертовщина какая-то.