Ковин взглянул на мать и немо попросил ее, чтобы она не верила тому, что слышала.

– Митенька не верю, – едва слышно прошептала Татьяна Николаевна, но Митька ее слова хорошо расслышал.

Вердикт судьи: десять лет лагерей.

После суда Митьку посадили в автомобиль и повезли в район.

Мать долго бежала следом и слезно просила его, чтобы он во всем слушал тюремное начальство, и чтобы вернулся домой с чистой душой и совестью. А потом, обхватив телеграфный столб руками, Татьяна Николаевна опустилась на колени и горько заплакала.

Но вдруг на дороге появился рыжий конь.

– Рыжий, – обрадовался коню Митька и тут же рассердился на него. – Все из-за тебя подлый конь. Если б ты не кинулся ко мне я бы не провалился в яму и не нашел бы револьвер.

Рыжий возмущенно заржал.

– Как он понял, что меня увозят? – удивился про себя Ковин.

Конь долго скакал следом, а потом отстал.

Уже давно пролетели замшелые, прогнившие крыши построек.

– Сколько дали? – спросил Данила, когда Митьку доставили в камеру.

– Десять лет.

– Легко отделался – могли больше дать.

– У меня в мыслях не было того, что мне предъявили.

– Это-ты так думаешь. А они по-другому думают. В следующий раз умнее будешь.

Через несколько дней Митьку вызвал начальник тюрьмы.

– Поедешь на стройку? – угрюмо спросил майор.

– Куда?

– В Сибирь.

– Что строить?

– Железную дорогу. Если будешь ударно трудиться, освободишься раньше срока.

– Мне надо подумать.

– Даю одну минуту на размышление.

– Поеду, – решился Ковин.

Майор протянул чистую бумагу.

– Пиши заявление, что желаешь добровольно поехать на стройку. Если медицинская комиссия признает тебя годным по состоянию здоровья для работы на севере, то уже через неделю отправишься на стройку.

Под диктовку начальника тюрьмы Митька написал заявление, собственноручно подписал и еще не понимая до конца, правильно ли он поступает, вернулся в камеру.

– Зачем тебя вызывали? – поинтересовался Данила.

– Предложили поехать на стройку.

– Тебе повезло. Я тоже туда еду.

– Почему повезло?

– Там хорошо одевают и кормят.

– Откуда ты это знаешь?

– Майор сказал.

Спустя неделю Митьку Ковина и Данилу Суднева привезли на станцию, втолкнули в красный вагон и паровоз надсадно трубя побежал по блестящим рельсам на восток.

Митька обвел глазами теплушку: в таком он в 1944 году добирался до Забайкалья.

– Где можно устроиться?

– Иди влево, там свободно, – подсказал Суднев.

На крупных станциях поезд ненадолго останавливался и торопливо двигался дальше. Через четыре дня боковая дверь в вагоне отлетела в сторону и хриплый голос приказал:

– Выходи! Строиться в три шеренги!

Заключенные, толкаясь и ругаясь высыпали из вагонов и выстроились вдоль эшелона. Напротив, с примкнутыми штыками встали солдаты. У речного пирса выпустив из трубы пар, пришвартовался старый пароход.

– Направо, вперед шагом марш! – крикнул старший лейтенант и заключенные, шурша мелким гравием, направились к реке.

На берегу Енисея никого не осталось, погрузка в пароход закончилась. Людей набилось в трюм, как сельди в бочке. Пароход, подав длинный, хриплый гудок, отвалил от пристани и тихо двинулся на север. Под шум воды за бортом Митька свыкся с мыслью, что ему долго не увидеть свободы. Великая русская река подействовала успокаивающе.

– Куда мы едем? – вдруг тревожно спросил кто-то.

– Туда где двенадцать месяцев зима и остальное лето, – невесело ответили ему.

Данила заметил, что Митька расстроился.

– Ты чем расстроен?

– За мать переживаю.

– Зачем за нее переживать? Люди у нас хорошие, если нужно будет помогут, – строго проговорил Данила.

Через три дня старый пароход пристал к берегу. По правой и левой стороне тянулись высокие каменные горы и хребты в зеленой одежде. Кое-где виднелись разрушенные скалы, прикрытые зелеными и ржавыми лишайниками. Среди гранитных камней высились деревья. Горизонт закутался в легкую дымку – впереди дымилась тайга.

– Выходи строиться! – распорядился старший лейтенант Иванцов.

Митька с чувством неясной тревоги сошел по дощатому трапу на деревянную пристань из толстых плах.

Что его ждет в этом забытом богом краю? Какой сюрприз уготовила ему жизнь?

Заключенные неровным строем сгрудились на старой пристани. Старший лейтенант, выкрикивая фамилии сделал пометки в тяжелой тетради. Удостоверившись, что в его списке все сошлось, старший лейтенант суровым голосом скомандовал:

– В лагерь шагом марш!

Заключенные вошли в широкое ущелье, исписанное природой словно древним манускриптом. За долгие века они обросли зеленым мхом. Деревья и кустарники перешептывались между собой. Что они рассказывали друг другу? О том, что они повидали на своем веку? Или были удивлены увиденной картиной?

Последняя мысль была для Митьки более правдоподобной. Вряд ли они когда-нибудь видели подобное.

Многочисленный топот ног отражался от ворчливых гор. С каждым часом все сильнее пригревало солнце. Заключенным шагалось легко, но вскоре их шаги стали короче. Лямки от мешков с едой и личными вещами врезались в плечи.

В ущелье широко раскинув крылья закружил огромный, темный ястреб, высматривающий себе легкую добычу. Вдруг из-под ног Данилы метнулся перепуганный насмерть серый заяц. От неожиданности Суднев едва не сбил с ног двух заключенных.

– Аккуратнее! – грозно прикрикнул старший лейтенант.

Митька, не отрывая глаз от незнакомых гор, все еще искал ответы на свои вопросы и не находил их. И в этом не было ничего странного. Кто знает наперед, что готовит ему судьба?

Скоро заключенные прошли сквозь сосновый бор и, вспугнув на деревьях двух белок, вошли в лагерь. Старший лейтенант, перебивая стук дятла, начал перекличку. Когда он закончил поверку, явились майор с девушкой.

Офицер, угрюмо взглянув на заключенных, представился:

– Я начальник лагеря, Разгонов Сергей Александрович.

Он объяснил заключенным, что они прибыли в лагерь “Олений”, чтобы участвовать в строительстве северной железной дороги. И что сегодня заключенные отдохнут, а завтра приступят к работе.

Затем Разгонов под цокот глухаря потеплевшим голосом объявил заключенным, что кто будет перевыполнять норму выработки, будет получать усиленную пайку, а на ужин горячую, белую булочку. Ну а те, кто будет постоянно перевыполнять дневные нормы, досрочно освободится из лагеря.

Разгонов представил стоящую рядом девушку:

– Лагерный врач Анастасия Викторовна Чернобровина.

Услышав знакомые имя и фамилию Ковин встрепенулся, взглянул на девушку и сразу же узнал Настю из села Троицкого, расположенного в пяти километрах от Назаровки. Митька познакомился с Чернобровиной на танцах в 1944 году. В тот вечер у Насти было хорошее настроение: она что-то весело рассказывала своим подругам и звонко смеялась. Митька обратил внимание на веселую девушку, пригласил на танец, а потом проводил до дома и долго не хотел отпускать домой. Но после того как она предупредила его, что больше не будет с ним гулять, если не вернется домой вовремя.

И правда они не встретились больше, потому что на следующий день Митьке пришла повестка в армию. Он прибежал в Троицкое, чтобы попрощаться с Настей, но ее родители сказали ему, что она накануне уехала в райцентр.

Воспоминания Митьки прервала Настя, которая поинтересовалась у заключенных есть ли у них жалобы на здоровье. Удостоверившись, что больных в строю нет, майор предупредил, что выходить за территорию лагеря запрещено и что охрана будет стрелять без предупреждения.

Ковин громко кашлянул, чтобы обратить на себя внимание девушки. Настя бросила на него мимолетный взгляд и не подала вида, что узнала его.

Вечером заключенных познакомили с территорией лагеря и направили в столовую. В это время она наполнилась прибывшими с работ другими заключенными.