Во-вторых, применительно к этому периоду приходится опираться на крайне скудные источники. Эти источники хорошо известны, поскольку они неизменно цитируются в любых работах по истории историографии и сводятся к отдельным фразам, в лучшем случае – небольшим фрагментам текста, непосредственно посвященным понятию «история». Естественно, что из этих отрывочных соображений, высказанных разными авторами на протяжении нескольких сотен лет, никакого систематического представления о смысле, который придавался историческому знанию, составить невозможно. Не слишком проясняет ситуацию и анализ сочинений, которые в античности именовались «Историями»: как правило, им пытаются приписывать сегодняшние смыслы. Одним из проявлений этого является тот факт, что одни и те же сочинения, написанные в античности, историки именуют «историографией» (Александр Немировский), философы – «философией истории» (Алексей Лосев), а филологи – «исторической прозой» (Михаил Гаспаров).
И все же в эпоху античности доминирующим значением слова «история» как в греческом, так и в латинском было значение «текста». Значения истории-знания и истории-реальности играли вторичную или даже периферийную роль в античной культуре, являясь производными от истории-текста.
Смыслы «истории» как текста естественным образом делятся на три семиотические группы – синтаксические, семантические и прагматические. С синтаксической точки зрения «история» выступала как относительно самостоятельный литературный жанр, обладающий довольно жестко заданными параметрами. Речь шла об определенной стилистике, композиции, форме изложения материала (хотя синтаксические смыслы «истории» как текста менялись во времени, да и в рамках одной эпохи жанровые каноны были отнюдь не абсолютными).
С точки зрения семантики «исторические» тексты довольно рано приобретают смысл «истины» или, в современных терминах, определяются как тексты, содержащие истинные высказывания, прежде всего, высказывания о существовании, суть «факты». И хотя на практике «исторические» тексты могли не соответствовать критерию истинности (что иногда прямо признавали и сами их создатели), этот смысл остается одним из основных вплоть до наших дней. Семантический смысл «истории-текста» выступал в качестве основы для формирования второго значения, а именно, «истории-реальности».
Наконец, что касается прагматической составляющей, то исторические тексты были призваны выполнять определенные функции, в общем виде – «приносить пользу». Эта польза была непосредственно связана с содержащимся в исторических текстах знанием. Таким образом, прагматические смыслы «истории-текста» служили основой для формирования значения «истории-знания».
История-текст
Как отмечалось выше, в значении истории-текста «история» может иметь общий и конкретный смысл. С одной стороны, «история» обозначала конкретный текст (дискурс, рассказ), с другой – определенный тип текстов (литературный жанр). Практически все высказывания по поводу «истории», которые можно найти в сочинениях античных и средневековых авторов, связаны с обсуждением именно проблемы истории-текста в общем смысле.
Первые «исторические» тексты еще могли иметь поэтическую форму. В этом проявлялась связь «истории-текста» с ее непосредственными предшественниками – героическим эпосом и гимнической, т. е. прославляющей, поэзией. Предшественниками истории как прозаического литературного жанра считаются произведения ионийских писателей в Греции (в их числе Геродот из Галикарнаса). В аттической Греции первоначально этих писателей именовали просто «логографами» (прозаиками), такое обозначение использует, в частности, Фукидид в конце V в. до н. э. При этом сами логографы не использовали слово «история» не только в названиях своих работ, но даже в тексте. Геродот, по преданию, называл свое сочинение «Музы». (На основе этого предания в III в. александрийские публикаторы разделили работу Геродота на девять глав, приписав каждой главе имя одной из муз, а всю работу озаглавили «Ιστοριών βιβλία еппеα», что на русский язык можно перевести как «Девять книг историй»).
Сам Фукидид, хотя и проводил различие между жанром произведений «логографов» и своим трудом, также еще не обозначал его как «историю». Более того, ни Фукидид, ни его продолжатель Ксенофонт также не употребляли слово «история» ни применительно к своим сочинениям, ни в самом тексте. Фукидид именует свое произведение как ξυνéγραφε (в других вариантах написания – ξυγγραφή, συγγραφή), которое и переводится обычно как «история». Что касается Ксенофонта, то его труд, именуемый в русском переводе как «Греческая история», насколько можно судить по сохранившимся источникам, вообще назывался «Элленика».
В сохранившихся текстах впервые слово «история» для обозначения определенного литературного жанра встречается только в середине IV в. до н. э. у Аристотеля в «Поэтике», там же он впервые называет Геродота «историком» в значении «автор исторического сочинения». Это обозначение широко распространяется в эпоху эллинизма, т. е. в III–I вв. до н. э., когда историография становится едва ли не основным прозаическим жанром в греческой литературе. Только в эллинистический период появляются труды, использующие слово «история» в названии: именно тогда оно приписывается к сочинениям более ранних авторов – Гекатея, Геродота и др., – и их устойчиво начинают называть «историками».
Считается, что если греческая «история-текст» выросла из произведений писателей-прозаиков, то предшественником римской «истории» были так называемые анналы, т. е. выставлявшиеся ежегодно перед резиденцией великого понтифика доски с записью имен высших чиновников и важнейших событий года, как то: лунных и солнечных затмений, знамений, позднее – сведений о повышении цен, войнах и т. д. Предполагается, что между 130 и 114 гг. до н. э. эти записи были сведены Публием Муцием Сцеволой в 80 книг «Великих анналов», которые и послужили основой для Тита Ливия.
Римская историческая проза складывается во II–I вв. до н. э., но получает наиболее полное воплощение в период Ранней империи в так называемой «риторической истории». Цель риторической истории, наиболее близкой к художественной литературе, – воссоздание внешней картины событий во всей их яркости и живости. Внутри этого направления имеются две тенденции – эпическая и драматическая; первая тяготеет к широте и обстоятельности, вторая – к глубине и напряженности; образец первой – Ливий, второй – Тацит.
Со стилистической точки зрения к исторической прозе, как к греческой, так и к латинской, предъявлялись весьма высокие требования. Исторические сочинения, как любой литературный жанр, должны были соответствовать определенным правилам и приемам изложения – как общелитературным (например, использование тропов – гипербол, метафор и проч.), так и специфичным для данного вида литературных произведений или текстов.
Поскольку история выступала в качестве рода литературы, античные авторы неоднократно писали об истории как о самостоятельном жанре. В простейшем и наиболее известном виде это сводилось к различию истории и поэзии у Аристотеля, которое позднее было повторено Цицероном, но существовали и более сложные варианты. Так, Полибий проводил различия между историей, с одной стороны, и трагедией и риторикой – с другой. Лукиан подчеркивал отличие истории от похвального слова (энкомия), поэзии, философии, риторики и мифологии.
О литературных требованиях к истории-тексту рассуждал, в частности, Цицерон (106–43 гг. до н. э.) в трактате «Об ораторе», подчеркивая отличие настоящей «художественной истории» от «простого рассказа о событиях». Много внимания уделено синтаксическим (стилистическим) характеристикам исторической прозы, «языку и способу изложения» в известной работе Лукиана из Самосаты (ок. 120 – ок. 180 н. э.) «Как следует писать историю».
Тем не менее, несмотря на важность, которая придавалась художественным (синтаксическим) характеристикам исторической прозы, они не были решающим критерием для демаркации истории и других литературных жанров: гораздо более существенными считались семантические и прагматические параметры истории-текста.
