– Эхей! – закричал я. – Ты живой?
Молчание.
– Эй!.. – я не унимался. – Ответь хоть что-то. Не бойся, я тебе ничего не сделаю.
И снова молчание.
Меня это заколебало. Я подошел еще ближе.
Стоп, что это? Это… это… Это кукла? Да, это простая кукла. Манекен. Но кто его здесь оставил? А главное – для чего…
Вдруг – выстрел. Еще, и еще. Я лег на разбитый асфальт, сжимая в руках «калашников». А он не унимался – надо мной пролетело уже выстрелов этак пять, шесть. Осколки стекла летели мне в лицо.
– «Все лучше, чем пуля…» – подумал я, лихорадочно думая, как выбраться из этой нелегкой ситуации.
Затишье. У него кончились патроны, или он просто выжидает? Выживает, пока я встану? Проверяет, жив ли я? Хрен его уже знает.
– Ау… – послышался женский голос вдали.
– «Идиотка… Но это мне только на руку. Теперь я знаю, что высовываться лучше не стоит» – я пополз к колесу, чтобы из-за него, глазком, посмотреть на стрелка.
Как я уже узнал, это была женщина. Она, прячась за каким-то ограждением, держала в своих руках «карабин Симонова». Да, дела очень плохи.
– Выходите. Я вас не убью. – крикнула женщина.
– «Да, так я ей и поверил» – подумал я. – «Столько патронов растратить, а потом пощадить?»
Я навел прицел «калашникова» на нее. Положив палец на спусковой крючок, я начал отсчет…
Мне никогда раньше не приходилось убивать человека… Раз… Но это выбор – либо нас с Танькой завалят, либо я… Два… Вдох-выдох, вдох-выдох… По моей щеке невольно начала течь слеза… Т..
Вдруг я увидел, как к женщине кто-то подошел. Это была… Таня?! О нет…
«Если почую что-то неладное – нажимаю…» – подумал я, и стал ждать.
***
– Здравствуйте! – сказала я. Я верила женщине. В такой ситуации нужно больше доверия к окружающим тебя людям. Думаю, она меня не тронет.
– Здравствуй. Я видела, там вас было двое. – сказала эта женщина сердито. – И где второй? Или вторая…
Я повернулась к машинам и позвала Тима…
***
– «Это? Что? Таня зовет меня? Глупая, глупая, глупая! Нет!» – мысли мешались в голове. Если я не выйду сейчас, то ее, скорее всего застрелят. Да, в ответ я могу застрелить эту женщину, но что мне делать в этом мире одному?..
Я вышел, и, положив «калашников» на пол, поднял руки… Грохотает выстрел…
Таня упала на землю…
– НЕТ! – я рывком поднимаю «калашников», и, спрятавшись за машину, выжидаю. В меня летят пули. Снова затишье. Я плачу, руки трясутся, только не понятно, от страха, или от злобы?
Делать нечего. Попрощавшись с жизнью, я вышел из укрытия, навел автомат, и…
Секунда. Две. Три. Так прошло десять минут. Пятнадцать. Я лежу. Плечо все в крови. Кажется, зажав спусковой крючок, из-за слишком сильной отдачи приклад разнес мое плечо, а самого меня отбросило на побитый асфальт, буквально в камни. Вся спина болит, голова раскалывается. «Калашников» лежал в метре от меня, и да, его приклад был весь в крови… моей крови.
Таня… Таня лежала рядом с тем ограждением, за которым пряталась женщина. Я дополз до нее, отбросив боль на второй план. У нее был прострелен живот. Сама она не дышала…
– Таня!.. – невольно вскрикнул я. – Таня… прошу, ответь…
Слезы, пот, вперемешку с кровью, текли с моего лица. Я весь трясся. Чувство, будто меня переехал «КАМАЗ».
– «Мда…«Тихий час»… – такое в нашем метро дали имя самой смерти…» – я уткнулся в Танькину футболку, вытирая об нее замерзшие слезы. – «Что ж, ты получила свое… «Тихий час»… Забрал у меня почти всех моих родных и друзей, забрал Хищника, а теперь… а теперь… а теперь и Таню…»
Я дополз до «калашникова», и, воспользовавшись им как тростью, встал.
За ограждением был труп той женщины. Именно труп. Я всадил в ее голову и туловище столько пуль, сколько только мог. Она вся была в пулевых ранениях, буквально в мясо. Пусть я и не горазд стрелять, на удивление, стрелял я довольно метко.
Со смертью Тани, во мне умерло что-то большее… Что-то, что звалось «человечностью»…
Теперь я навсегда запомнил фразу – или ты, или тебя…
II. Отец и дочь
***
2045 год.
Прошло пять лет со дня катастрофы. Мне уже исполнилось двадцать один… В день катастрофы я потерял родителей, всех бабушек и дедушек, дядь и теть, друзей и подруг… Позже, через примерно пол года после катастрофы, я встретил Хищника… Через два года после катастрофы я лишился Хищника… что к тому моменту уже стал мне другом… Через три года после катастрофы я лишился своей девушки… Кого я лишусь еще? Нет. Никого. Никого не лишусь. Больше некого забирать. И не будет. Время «тихого часа» прошло. Прошло, и больше никогда не настанет.
Тимур, Тимурка, Тимка, Тим… Все это в прошлом… Зовите меня – Чистильщик. Все, кого я вижу в прицеле своего винтореза, что я прозвал «Виней», твари, сволочи, продавшие душу дьяволу. А тут других и нет – после катастрофы все вынуждены были либо стать грязными животными, либо умереть. А я – Чистильщик, теперь должен зачищать этот мир от этих животных, от этого мусора.
Чтобы вы понимали, в метро воцарился ад – после войны всю власть повесили, началась анархия. Из нескольких тысяч, что раньше жили там, остались не больше пятисот. Сначала было хорошо им жить – еды на всех хватало вдоволь. Но когда стали кончаться припасы, люди поняли, что дела плохи. Стали жрать собак, а когда те кончились – друг друга. Люди стали животными, продав человечность за свою бессмысленную, убогую жизнь. Вот так люди и превратились в зомби.
Со временем каннибалы выползли наружу. Я, поняв, что надо сматывать, ушел загород, в ПГТ «Березовка». Там было относительно безопасно. Теперь Красноярск – город каннибалов, такое у него новое имя. Но иногда я туда все-таки прихожу. Прихожу, с великой целью – уменьшать количество этих каннибалов.
Но вы думаете наверное – а чем питался я? Не отведал ли человечины сам? После катастрофы из ПГТ все люди поуезжали, оставив все свои вещи, припасы, и прочее – тут. Да, еды тут, в Березовке, вдоволь. Каннибалы об этом не знают – ну и пусть. Так что Березовка – лучшее место для жизни сейчас для меня. Ну а когда кончится и тут еда, думаю, мне уже не нужно будет об этом беспокоится…
Кстати, там же, в Березовке, я стрелять и наловчился. Ставил на какой-нибудь бордюр пару стеклянных бутылок, отходил куда подальше, ну и стрелял по ним.
Интересно, а когда у людей скоро и патроны кончатся. Люди будут бегать с тесаками, топорами, и копьями? И охотиться на друг друга? Интересная картина.
Уже представляю стадо аборигенов с копьями, бегущими по каменным джунглям за каким-то таким же, как и они, аборигеном, с целью разорвать на куски и сожрать. Каменный век. Снова? Время обнулилось?
Тогда надеюсь дожить до второго Средневековья. Хехе. Всегда хотел побыть рыцарем в сияющих доспехах, с не менее сияющей дубиной, и спасать бедных дам от злых волков-мутантов. А, к слову об этом…
Природа внесла свои изменения в эту игру. После того, как люди стали массово поедать собак, те убежали из Красноярска в лес. А там, в лесу, все еще не угас радиоактивный фон. Из-за этого собаки стали мутировать, в конце концов превратившись в какое-то подобие монстров.
Эти монстры, или, как мы их называем, собаки-мутанты, поняв, что теперь смогут противостоять человеку, пошли обратно в город. Теперь там, в Красноярске, нередко можно увидеть картину, как огромная, покрытая мехом, тварь, рвет человека на куски, потихоньку поедая.
Думаю, эти самые собаки-мутанты – новая раса, которой мы, люди, мешаем развиваться. Ну ничего, я им помогу – зачищу для них путь-дорогу.
Но ни только это препятствие нам добавила природа. Холод, вьюги, постоянный снегопад. Больше не ясно, где лето, всегда зима. Наступила вечная, холодная зима. А нет, можно понять: холодно – лето, а если ты от холода застрелиться хочешь – зима. Вот так и живем.
Кстати, так почему я все еще не уехал-то? А не уедешь. Те люди вовремя свалили, теперь уже поздно. Лес, как я уже и говорил, радиоактивное место, побудешь там больше часу – загнешься. А лес тут везде вокруг – в Сибири живем, говорится. Да и на чем уезжать? На саночках? Машины уже давно превратились в груды металла, бесцельно лежащие на улицах.