– Ну и что?

– Участковый пришел, спросил, когда у меня день рождения. Я еще удивился. Ты за меня на нож полез. Этот днем рождения интересуется. У меня мать и то не помнила.

– Ну и что?

– Исполнилось четырнадцать, и загребли. Надо же было по ларьку палку ставить. Ларечник меня опознал. Я, когда первый раз откинулся, пришел к нему. Он испугался, говорит, нажали.

– А ты что, не при делах был?

– Нет. Не был я у ларька. Меня вообще в поселке не было. Не веришь?

Возраст и жизненный опыт Ефима не позволяли верить уголовникам. Он внимательно посмотрел Атаману в лицо.

У Атамана от напряжения свело челюсти.

– Ты веришь? – Он облизал пересохшие губы.

– Не знаю. Похоже, верю… – задумчиво произнес Ефим. – А где ж ты был, когда ломали ларек?

– У тебя, – осипшим голосом сказал Атаман. – В больнице. Тебя выписывали…

Некоторое время они сидели молча.

– Тебя встречали родители. На белых «Жигулях». А до этого приезжала девчонка, совсем рыжая.

– Анька, – машинально подтвердил Ефим.

– А с самого утра приходил твой друг длинный, который к тебе в лагерь приезжал. А до того вечером – Француз…

– Ты что, всю ночь там околачивался?

– А куда ж мне было деться? Три часа до дома. Я в подвале спал.

– Что ж не подошел, почему потом не написал? Хоть кто-то тебя там видел, могли подтвердить.

– Я – волк, Ефим. Волкам адвокаты не нужны.

– Дурак ты, а не волк. – Береславский включил левый поворотник и въехал в поток. – Где ногу оставил?

– Там же, где и руку. На Северном Урале. Там и так холодно, а в горах особенно.

– Побег?

– Третий. Четыре ходки. Сейчас вышел. Справка есть. Что еще интересует?

– Почему наколок нет?

– На той руке были, – усмехнулся Атаман. – Мне партаки ни к чему. Я и так в авторитете.

– А почему тогда на перекрестке стоишь?

– Слишком много спрашиваешь, – помрачнел Атаман.

– Ладно, отложим. Чем дальше займешься?

– Есть план, Ефим.

– Какой же?

Атаман молчал.

– Так какой же?

– Умирать собираюсь. Рак у меня. Потому и отпустили.

Вот я и в тюрьме. Лежу на нарах, как король на именинах. Кроме меня, тут таких королей трое. Воздух спертый, а запах – тюремный. Я в тюрьме в первый раз, но запах, понял сразу, – тюремный.

Плохо помню все, что было после стрельбы на Тополевой.

Омоны сначала меня крепко прижали. Потом разобрались, втихую снимали наручники, носили сигареты и еду. Потом привезли сюда.

Будущие соседи встретили индифферентно. Один поначалу гонорился. Но весть о моих подвигах разнеслась очень быстро, так что никаких притеснений я не почувствовал. Больше всего я сейчас себе напоминаю Леонова из «Джентльменов удачи»: «Пасть порву, моргалы выколю!»

Господи, попал в тюрьму, а такой веселый! У меня действительно отличное настроение. Мои дети и жена живы. Благодаря мне. Что ж мне, плакать, что ли?

Конечно, завтра мне будет хуже. А послезавтра – еще хуже. А уж как плохо мне будет через десять лет…

Что я леплю? Я не собираюсь сидеть десять лет! И Ефим не собирается работать без меня десять лет.

Давай, Ефим, давай! Ты – моя главная надежда!

– Не похож ты на умирающего, – задумчиво произнес Ефим, когда прошел первый шок.

– Справку показать? – снова вызверился Атаман.

– Я все равно не разберусь. Но на умирающего ты точно не похож. Я умирающих видел. Знаешь что, поедем к Сашке, моему бухгалтеру. У него жена – врач. И как раз по твоей части.

– Мне в больничке сказали, что полгода от силы.

– Где полгода, там и год. А где год, там и десять. – Ефим ни в грош не ставил лагерную медицину. Да, впрочем, и нелагерную тоже. Кроме того, он был фаталистом. С одной только добавочкой: прежде чем погибнуть по определению судьбы, предпочитал помахаться до упора. Жизненный опыт показал, что такая тактика иногда способна менять определения судьбы. – А даже если полгода, их все равно надо прожить. Перекресток – не дело.

– У меня своя голова есть.

– Я невысокого мнения о твоей голове, Атаман.

На этот раз Атаман стерпел молча. Его, конечно, бесили высокомерие и отстраненность Ефима. Еще с тех, пионерских, времен. За такой ответ другой и «перо» в живот мог схлопотать. Это случалось в богатой Атамановой биографии – своего рода плата за сохранность авторитета. Но Ефим – не другой. Он всегда говорит что хочет. И делает, как считает нужным. Он всегда адекватен, определил бы Атаман, если бы знал это слово. И место Атамана по сравнению с Ефимом – всегда второе.

А самое удивительное, что Атамана это никак не угнетало. После неудачного ночного визита с финкой он принимал все как должное. Вот и сейчас, неожиданно для себя, он смирился с тем, что его судьбой, может, впервые в жизни руководят другие.

Автомобиль свернул с шоссе во дворы и подъехал к отдельно стоящему старому девятиэтажному дому. Ефим намерился парковаться, как Атаман дернулся:

– Там менты!

– Где?

У подъезда стоял высокий парень в штатском. Метрах в двадцати, у угла дома, облокотился на стену второй. Оба внимательно осматривали приехавших.

Ефим вынужден был согласиться с Атаманом. На бандюков непохожи. А по деловитости и цепкости взгляда их сразу можно было отличить от праздношатающихся. Да они и не маскировались.

– У тебя справка настоящая? – уточнил Береславский.

– Да.

– А чего дергаешься? Мы ж не убивать приехали.

– По привычке, – смутился Атаман. – Мне хоть с десятью настоящими лучше к ним не попадать.

Они вышли из машины и направились к подъезду. Плечистый преградил им дорогу:

– Вы к кому, граждане?

– А почему вас это интересует? – удивился Ефим.

Парень вынул удостоверение и, не выпуская из рук, показал. «Сергей Терентьев, младший лейтенант СОБР».

– Товарищ младший лейтенант! – выпрямляясь, отрапортовал Ефим. – Мы намерены посетить квартиру номер двадцать четыре с целью нанесения дружеского визита супружеской чете Орловых.

На номере квартиры собровец дернулся. Это насторожило Ефима, отбив всякую охоту развлекаться. Еще больше ему не понравилось, что прислушивавшийся к разговору второй мент сунул руку под куртку.

– Там что-то случилось?

Собровец, не отвечая, достал рацию.

– Товарищ капитан, здесь к Орловым. Двое. Один… – он раскрыл протянутый Ефимом паспорт, – Береславский Ефим Аркадьевич, прописан в Москве, Сивцев Вражек, тридцать восемь, квартира двадцать.

– Вы Орлову кто? – спросил он у Ефима, получив инструкции.

– Я ему директор, – начиная злиться, ответил Ефим. – Он что, банк ограбил?

Лейтенант, не отвечая, проверил справку Атамана. Продиктовал в рацию установочные данные. Потом проверил служебное удостоверение Ефима.

– Что вас связывает с гражданином Митрофановым?

– Мы вместе сидели в детской колонии, – не удержался Береславский. – Сегодня у нас вечер воспоминаний.

– Орлов тоже с вами сидел?

– Нет. Он сторожил. – Ефим некстати вспомнил, что Сашка отслужил срочную в конвойных войсках. – В чем дело, можете объяснить?

Лейтенант, не удостоив ответом, бросил одно слово:

– Ждать.

Минут через пять, показавшихся Ефиму весьма долгими, рация снова пискнула, и лейтенант приложил ее к уху.

– Можете идти, – получив инструкции, сказал он.

«Что к чему?» – размышлял Ефим, поднимаясь на третий этаж. Все это не нравилось ему. Еще больше ему не понравились капли крови, то и дело попадавшиеся на лестнице. Последние ступеньки он одолел бегом.

Атаман не проронил ни слова.

Когда в дверь позвонили, у Лены душа ушла в пятки. Она из окна видела охрану у подъезда. И умом понимала, что, промахнувшись раз, убийцы не придут по второму заходу. Но быть такой же беспечной, как сутки назад, уже не могла.