– Ой, Даня, ты будто на свиданку опаздываешь, – смеется Аркадий Викторович. – Ну беги, если так невтерпеж. Я ж насильно держать не буду. Не маленький уж, сам решить можешь.
– Ну вы же ради меня сюда полезли.
– Да делов-то, Дань, – отмахивается тот. – Папка твой все равно меня сегодня пораньше отпустил, сказал, из офиса до полуночи точно не выберется.
– Пфф, типа обычно он в семь, как белые люди, заканчивал, – бухтит Данила в ответ, будто снова все детские обиды всплыли, как говно по весне.
– Ну ты же знаешь, как Михал Палыч вкалывает ради семьи, – по привычке вступается за друга Аркадий Викторович.
– Дядь Аркаш, ну какая семья, господи? Я уже пять лет как отдельно живу, сам зарабатываю, его деньги со счета и не снимал ни разу с тех пор. С женщинами он если и встречается, так явно изредка, ни с кем не живет. Кроме тети Таси с уборкой, у нас в доме вообще никто не бывает.
– Так взял бы хоть навестил папку.
– Когда? В его расписание я лет с пяти не попадаю, наверное, – фыркает Данила. – Вы даже на собрания родительские ко мне в школу вместо него приходили. Он меня на линейку лишь в первый класс привел, да и то умотал через двадцать минут, меня классуха тогда за руку вела, потому что я спотыкался, из-за слез в глазах ничего под ногами не видел.
– Данечка, – Аркадий Викторович вздыхает. – Ну, тут я, конечно, спорить не буду. Было дело. Но Миша тебя правда любит и заботится, как может. Но вот такой он человек. Трудяга, сколько его знаю.
– Да я все понимаю, но… ай, ладно, дядь Аркаш, не о том мы начали, – спохватывается Данила. Об отце, а точнее его постоянном отсутствии в своей жизни, Даня может докторскую написать с презентацией на сто слайдов, только толку-то не прибавится. Обижаться на отца бесполезно, да и бросил это гиблое дело Данила уже давно, хоть и бомбит еще понемногу время от времени. Бомбит, но отца он, как ни крути, все равно, конечно, любит. – Я побегу, спасибо, что подкинули. И за закаточки тетю Таню от меня поблагодарить не забудьте только, хорошо? И это… папе привет, если сегодня еще увидите. Передайте, чтоб позвонил, если сможет, конечно.
– Само собой, Данечка, – Аркадий Викторович хлопает его по спине своей широкой ладонью, крепко, но ласково так, по-отечески. – Всем передам, не волнуйся. И Михал Палычу и Танечке своей. Ты бы, кстати, сам хоть заскочил, она пирожков напечет.
– В выходные как-нибудь, ага? – уточняет Данила, а сам уже нервно жопой по сиденью елозит и за ручку на двери хватается.
– Я запомнил, смотри у меня, – хитро улыбается Аркадий и пальцем грозит, мол, обмани только попробуй, никаких тебе домашних солений с огурчиками с нашего огорода, в супермаркет пойдешь за бздюшонами этими с турецких полей на моче выращенными. – Ну беги, а то из портков сейчас выпрыгнешь.
Данила на ходу уже кидает «до свидания» и хлопает дверью. Проскакивает перед такими же застрявшими в потоке водилами, выскакивает на тротуар и опять с часами сверяется. Пёхать до назначенного места встречи ему минут десять без малого, так что в лучшем случае к половине седьмого он доберется. А Антон все молчит.
«Может, он вообще приходить передумал?» – размышляет Данила, пыхтя как старый кипящий чайник со свистком на плите. Вроде и спортом иногда занимается, в бассейн поплавать ходит, гантели порой потягать может, а для бега как-то роза его не цвела. Даже в армейку, вон, не взяли. Правда, по зрению.
Притормозив на светофоре, Данила пуляет-таки в чат Антону сообщение, что встрял в пробак, но шпарит уже на всех скоростях. А ты заказывай там, что душа требует, начинай, в общем, без меня. Прежде чем загорается зеленый, успевает прийти ответ:
«Все ништяк, я сам только вошел, не торопись».
Ну раз ништяк, то можно и с галопа на рысь ход убавить, думает Данила, а то на лбу аж испарина выступила. Придет весь в мыле – впечатление не лучше первого, хотя до позорной минуты славы на мосту ничто, кажется, не дотянет.
~~~
– Данила, я тут!
Антон сидит за столиком возле окна слева от входа и рукой машет.
Представиться официально Даня так и не успел, но когда подтверждение брони на вечер Антону сбрасывал, написал, что их столик заказан на Даниила. Опаздывать-то он изначально и не планировал, но подстраховался, как вышло, не напрасно. Вот и познакомились заодно.
– Привет, – чуть неловко здоровается Данила и жмет протянутую ему ладонь. – Извини, что опоздал. Знал бы – на метро поехал.
– Да не парься, – Антон улыбается. – А ты на своей что ли? Или на общественном?
– Друг подвез, – не вдаваясь в детали, отвечает Даня. – Моя дома осталась.
– Круть, давно за рулем?
– Молодые люди, уже решили, что будете заказывать?
Бодрая официантка в фирменном переднике возникает, едва Даня успевает опустить на стул задницу. Антон кидает на него вопросительный взгляд, мол, ты ж тут был, все знаешь, наверное.
– Фланк самой сильной прожарки и брокколи под сыром, – и правда не глядя в меню, отвечает Данила, тупо повторяя заказ с прошлого визита.
– Эээ… – на секунду теряется Антон. – А давайте мне то же самое и еще что-нибудь картофельное.
– Есть пюре, картофельный пирог и запеченый картофель с сыром, – перечисляет, как из пулемета строчит, официантка.
– Картошечка с сыром подойдет, – довольно решает Антон, мило улыбаясь.
– Что-то выпить?
– А давайте базиликовый лимонад, – быстро пролистав меню, выбирает Антон.
– А мне сидр, – добавляет Данила.
Пообещав, что заказ будет готов в течение двадцати минут, официантка уходит, оставляя их вдвоем.
– Так ты и правда не пьешь? – интересуется Данила, вспоминая брошенные в день знакомства слова.
– Ага, плохо переношу алкашку в любом виде, да и… – Антон обрывает сам себя. – Короче, на тусовках я обычно самый скучный.
Смеется, а Данила замечает на его правой щеке аккуратную ямочку, аж пальцем так и тянет тыкнуть. При хорошем освещении и наличии на носу очков Данила наконец целиком разглядывает Антона. Темненький, как Даня его и запомнил, стрижечка модно небрежная. И глаза, как и внешность вся, чуть восточные, густо-карие и красивые. На лицо Антон вообще по Данилиным вкусам вполне привлекательный, этакий папин бродяга, мамин симпатяга.
– Да… я ж про тачку спрашивал, – напоминает Антон, облокачиваясь на стол, так что до нюха Дани отголоски его парфюма долетают, очень, к слову, приятного.
Сам Данила сидит как жених на первой встрече с отцом невесты: спина ровно, руки между коленок лодочкой. То ли флюиды с оттенком уверенности от Антона слишком сильно исходят, то ли он отвык с кем-то вместе, помимо Жени, в ресторанах сидеть.
– Сразу в восемнадцать получил права, машину тоже. Отец подарил на совершеннолетие.
– А я мотоцикл всегда хотел, но бабуля у меня за сердце каждый раз хватается, стоит мне об этом вслух сказать.
О бабушках Данила привык слышать исключительно из чужих уст: свою бабку по отцовской линии он едва помнит – та умерла, когда Дане было года четыре (а дед переехал жить за границу, едва овдовел). Ну о материной и говорить нет смысла, там, видать, быстро забыли о том, что у дочери их, в общем-то, сын остался. Так что Данила, слыша, как об Антоне кто-то, помимо родителей, может заботиться, чувствует легкий укол зависти. В его мыслях бабушки, как из сказки: вяжут носки из шерсти, варят компот ягодный и пекут румяные сладкие ватрушки по воскресеньям. Дане тоже плюшки пекла их домработница, но без души как-то, без вложенной в каждый пирожок бабушкиной любви. Вот и вышло, что по всем фронтам Даня был недолюбленный. Почему-то так и тянет Антону поплакаться, позавидовать вслух, мол, цени, что о тебе так волнуются. Я хоть с дырявым парашютом пойду прыгать с крыши – никто не остановит, потому что отцу если только о трупе в виде кровавого блинчика по факту расскажут, там уже поздно запрещать чтолибо.
Даня трясет головой, отгоняя глупые мысли, каруселью в голове завертевшиеся. Вот опять он зачем-то о смерти думает – на диагноз конкретно тянет.