…Природа вокруг нашего села, как уже было сказано, не богата: нет ни леса, ни реки, ни просторных лугов, так что условия жизни были достаточно суровы.
Правда, были три оврага. В один из них деревенское стадо не пускали: он был покосный для колхозной скотины. В двух других паслись и деревенское стадо, и колхозное. Трава там всегда была съедена под корень, и скотина возвращалась домой не насытившись. Поэтому нам с младшим братом Анасом приходилось вечерами до наступления темноты выводить нашу корову попастись возле деревни на небольших участках сохранившейся травы.
А как люди должны содержать скотину зимой и весной, пока нет и такой травы?..
Заготовка сена для скотины – сенокос – сама по себе была драматической эпопеей. И эта работа на протяжении нескольких лет лежала в основном на моих плечах и на плечах брата Анаса. Впрягшись в ручную тележку, мы уходили за четыре-пять километров от деревни и там, по краю полей, на межах, в закоулках, куда не мог попасть плуг, по стебельку выкашивали траву, грузили её на тележку и привозили домой. В некоторые дни мы совершали по два рейса. Затем, просушив траву, закидывали её на сенник.
Работа эта была сопряжена с элементом опасности: если председатель колхоза увидит тебя с сеном, то заставит сдать его на ферму, а тележку могут и сломать. Наказание могло быть осуществлено и в любой другой форме: любые попытки сельчан заготовить сено были категорически запрещены под предлогом того, что корма не хватает колхозной скотине. Поэтому, чтобы не попадаться председателю на глаза, сено мы привозили не по улице, а украдкой, по дну глубокого оврага, тянувшегося вдоль деревни.
В процесс заготовки сена свой вклад вносила и наша мама. В те годы существовала традиция полоть сорняки на хлебных полях. Эту работу выполняли женщины. Из собранной травы они отделяли ту, которую могла съесть скотина – «благородную» траву, связывали её в снопы и на плечах приносили домой. Поле, на котором работали женщины, располагалось от деревни на расстоянии трёх-четырёх километров или больше. Известно, что сырая трава бывает очень тяжёлой. Как можно было пронести на себе такой груз за четыре-пять километров?! Середина лета, солнце печёт нещадно, а женщины полуголодные, к тому же некоторые держат пост – уразу (наша мама тоже никогда её не пропускала).
Вот почему нельзя осуждать суровость людей того времени…
Участие детей моего поколения в заботах по дому и в колхозной работе – само по себе весьма поучительное явление, и знать об этом было бы очень полезно для сегодняшних детей…
И какой только работы мне не пришлось выполнять на протяжении тех 14 лет, которые я прожил в деревне с момента своего рождения до поступления в техникум в Казани…
Нас в семье росло пятеро мальчишек (четверо родились до войны, пятый – после). Поскольку я был средним, то домашняя работа чаще доставалась мне. Соседские тётушки в шутку называли меня «дочерью Лотфикамал» (это имя моей мамы). Лето было для меня особенно «горячим сезоном». Мама – весь день на колхозной работе, отец тоже. Впрочем, у меня был хороший помощник – брат Анас, который был младше меня на два года. Невозможно перечислить тех дел, которые тогда входили в наши обязанности. Назову для интереса лишь некоторые из них.
Утром, встав спозаранку и наскоро перекусив, надо было вымыть посуду, подмести полы, затем отвести телёнка на выпас и привязать его там. Затем начинались приготовления к обеду. Осторожно нащупав клубни картофеля, надо аккуратно вытащить те, что крупнее. Потом тщательно закопать корни: пусть растёт себе дальше.
Почистив картошку и разведя огонь в печке, мы клали картошку вариться в казан. Затем ставили самовар, доставали из погреба катык и накрывали на стол.
После обеда мы должны были убрать со стола, помыть посуду, подмести полы. Иногда, заперев двери, мы мыли полы (запирались, чтобы нас не увидели соседи – почему-то тогда считалось, что пацанам стыдно заниматься женской работой). Воду с родника мы привозили на самодельной тачке (опять-таки полагая, что мальчишкам носить воду с коромыслом и несподручно, и стыдно).
Накосив у речки конского щавеля, мы мелко нарубали его топором и, добавив отрубей, готовили корм для кур и гусей.
А тут уж и вечереет, а значит надо снова набрать на огороде картошки и почистить её. Тем временем пора привести телёнка, развести огонь в очаге и сварить суп. А там уже и стадо возвращается… Так что, получается, на игры у нас времени вовсе не оставалось.
Не представляю, как нашей маме удавалось и хозяйство вести, и нас, пятерых детей, обслуживать: стирать одежду и постель, кормить, воспитывать. Нередко ночами она, борясь с дремотой, латала нашу одежду.
С 9–10-летнего возраста мы во время летних каникул начали ходить на колхозные работы. Рано утром приходил бригадир Хафиз-абый и давал наряд. Мне доставалась работа на лошади, чему я был очень рад. Потому что мелкая домашняя работа очень надоедала, а работать на лошади было и интересно, и почётно.
Мне едва исполнилось 14 лет, когда я, по окончании семи классов, уехал учиться в Казань. К тому времени у меня за плечами уже был 4–5-летний опыт летних работ в колхозе. Не знаю, будет ли это интересно читателям, но мне всё же хочется перечислить виды работ, которые в те годы поручали мальчишкам вроде нас. Пусть хотя бы останется для истории.
Сначала, когда мы были ещё совсем маленькими, сев верхом на лошадь, месили жидкую глину вперемешку с мелкой соломой. Когда масса становилась однородной, её раскладывали в формы и сушили на солнце – получался саманный кирпич. Из него складывали стены фермы. Правда, надолго такого кирпича не хватало, через несколько лет он разрушался от дождей.
Во время уборки урожая работы выполнялись следующим образом. Поскольку в те времена комбайнов не было, поспевшую рожь косили при помощи лобогрейки, которую тащила лошадь. Скошенные стебли женщины связывали в снопы и укладывали в копны. Эта работа называлась «вязать снопы».
Затем снопы, погрузив на телегу, привозили в овин. Там они проветривались, подсыхали в ожидании обмолота. На гумне стояла специальная молотилка. Она работала не от бензинового двигателя, а при помощи так называемого «привода» – специального приспособления, приводившегося в движение при помощи конной тяги. «Привод» устанавливался на гумне. В середине него было расположено устройство с большой осью – своеобразное колесо с лопастями в виде четырёх длинных жердей, с сужающимися концами, прикреплённых к колесу на равном расстоянии друг от друга. К концам этих жердей привязывали лошадей: к каждому крылу по лошади. Двигаясь по кругу, они крутили колесо. Прикреплённая к колесу ось приводила в движение молотилку. В неё с одной стороны совали снопы, с другой стороны выходила солома, вниз сыпалось зерно. Зерно собирали и тут же, подбрасывая лопатами в воздух, провеивали, очищая от мякины. Затем солому на лошадях отвозили в сторону от гумна и складывали в скирды. Эта часть работы называлась «ставить скирду».
Так вот, погонять лошадей, раскручивающих «привод», поручалось таким мальчишкам, как я. Года два я участвовал в этой работе. Потом, когда немного подрос, мне стали доверять возить солому к скирде. Это была довольно ответственная и сложная работа. Солому, выходящую из молотилки, женщины складывали в копну, я должен был арканом подхватывать её снизу, затягивать аркан и фиксировать его сзади копны толстой палкой, затем, прижав ногами аркан и палку и одновременно управляя при помощи вожжей лошадью, волоком довозить копну до скирды. Эта работа называлась «вывозить солому».
Несколько раз я участвовал в более серьёзной работе – возил на лошади снопы с поля. Снопы подавали женщины специальными деревянными вилами, а я, стоя на телеге, складывал их один на другой. Вскоре воз становился довольно высоким, и довезти его, не опрокинув, до овина – дело довольно сложное: хитрость в том, что для устойчивости груза надо уметь равномерно складывать снопы. Не могу сказать, что я стал большим мастером в этом деле: однажды по дороге к овину мой груз опрокинулся…
