Бросив мимолетный взгляд на место, где, укутанный тьмой, стоял Тихий дом, она совершенно не ожидала увидеть того, что увидела. Чайник дребезжал и плевался кипятком, и она машинально выключила конфорку. Отодвинула тюлевую занавеску, приблизилась к стеклу.

«Может, померещилось? Или это не в доме, а на одной из аллей?»

Тамара Сергеевна развернулась и с неожиданной резвостью поспешила в комнату. Выдвинула ящик комода, достала армейский бинокль, доставшийся от отца, и вернулась на свой наблюдательный пост.

Прижала бинокль к глазам, пригляделась. С высоты пятого этажа парк просматривался отлично. Сейчас было слишком темно, но за долгие годы Тамара Сергеевна изучила каждую тропинку, знала местонахождение каждого деревца. Поэтому сейчас, всматриваясь в пляшущий узкий луч, точно знала: в Тихом доме кто-то есть!

«А если это опять оно?»

В желудке похолодело от ужаса.

«Прекрати! Этот свет другой – живой. По дому бродит человек!»

Неужели ребятишки умудрились туда пробраться? Или неугомонная Дана Казинская что-то затевает?

Луч погас. А если все-таки почудилось? Может, не было ничего – лишь отблеск какой-то?

Трель телефонного звонка заставила ее подпрыгнуть на месте. Тамара Сергеевна бросилась в прихожую и рванула трубку с рычага.

– Похоронное бюро, я правильно попала? – спросил недовольный женский голос. – Звоню, звоню, никто не подходит. У вас разве не круглосуточно? Люди в любое время умирают.

Тамара Сергеевна, с трудом переводя дыхание, нажала на кнопку отбоя. Не нашла сил ответить.

«Люди в любое время умирают».

Слова показались многозначительными, зловещими.

Полицию, что ли, вызвать? Можно, но что сказать? Что вроде бы видела луч света в окне дома, предназначенного под снос? Скорее всего, от звонка полоумной старухи отмахнутся, а если и нет, когда еще приедут! Торопиться не станут.

Но оставить как есть тоже нельзя. Вдруг там дети? Нужно сходить, найти непрошеных визитеров и заставить их уйти. Хотя бы попытаться.

Позабыв погасить всюду свет, зато прихватив зонтик, Тамара Сергеевна вышла из квартиры. Лишь выйдя из подъезда, обнаружила, что не сменила домашние тапочки на уличные туфли, но решила не возвращаться.

Пожилая женщина быстро пересекла улицу и вошла в безлюдный парк. Темнота мягко обхватила ее за плечи, увлекая за собой. Пустые скамейки казались осиротевшими, и только поднявшийся к ночи прохладный ветер, единственный обитатель парка, насвистывал монотонную заунывную песню.

Небо осветила слепящей вспышкой зарница, через мгновение вдалеке заворчал гром. Гроза вот-вот начнется. Температура была, наверное, не выше пятнадцати градусов, и она поежилась в своей тонкой хлопчатобумажной рубашке с короткими рукавами.

С того места, где находилась Тамара Сергеевна, усадьбы Валахова не было видно. Но ей все равно казалось, что Тихий дом уставился прямо на нее всеми своими окнами, похожими на тусклые, остекленевшие глаза мертвеца. Ее пробрала дрожь, не имевшая никакого отношения к вечерней прохладе и надвигающемуся дождю, но она не замедлила шага.

В старый парк на высоком холме, где располагалась усадьба Валахова, можно было попасть с двух противоположных сторон. Над центральным входом, которым чаще всего и пользовались горожане, располагалась каменная арка. Оттуда открывался красивый вид на примыкающие к холму улицы. Эта часть парка была облагорожена: вдоль аллей стояли удобные лавочки, замерли в живописных позах скульптуры, возносили прозрачные струи к небу небольшие фонтанчики, имелись детские горки с качелями. Тут любили играть дети, назначали свидания влюбленные, неспешно прогуливались пенсионеры и приходили поваляться на травке студенты.

Дана предпочитала заходить в парк с другой стороны. Дорожки тут были не заасфальтированные и узкие, газоны заросли травой, никаких скульптур и развлечений для малышей, а кусты и деревья образовывали густые тенистые заросли. К Тихому дому отсюда можно было попасть никем не замеченной. Но все же она решила подстраховаться и пробраться на территорию усадьбы, когда стемнеет.

Она медленно шла по аллее к одной из пустых скамеек. Небо наконец-то нахмурилось, поднялся ветерок – пока легкий, освежающий, но грозивший вскоре стать пронизывающим, холодным. Приближающееся ненастье отпугнуло посетителей: не было слышно детских голосов, смеха, разговоров, собачьего лая. Даже городского шума – автомобильных гудков, музыки, шороха шин – не доносилось.

А в доме, наверное, и вовсе полная тишина. «На то он и Тихий», – вскользь подумала Дана, усаживаясь на потемневшую от времени щербатую скамью и доставая из рюкзачка сигареты. Курила она мало, не больше двух сигарет в день, и могла бы бросить совсем, но не хотела отказываться от этой привычки. В ее жизни и так не много удовольствий.

Дана считала себя едва ли не аскетом: мало ела – только для поддержания сил, не чревоугодничая; была равнодушна к алкоголю, не любила бегать по магазинам, скупая шмотки и разные побрякушки, как другие женщины. А с недавних пор у нее и вовсе осталось одно главное устремление.

Картина.

Беда в том, что Дана понятия не имела, где ее искать, к тому же на поиски осталась всего одна ночь. За свою многолетнюю историю здание было перерыто сверху донизу, но тайник всякий раз ускользал от внимания. А ей должен был открыться: Дана верила в свою удачу. Надеялась, что внутреннее чутье или интуиция подскажут ей, где спрятан портрет.

Прежде девушка была в усадьбе всего пару раз, и то недолго, но по описаниям и снимкам знала расположение комнат и коридоров так, как будто ей довелось там жить.

Она ужасно жалела, что стала изучать творчество Валахова слишком поздно, только когда у дома появился новый владелец. Будь усадьба по-прежнему в собственности у города, она нашла бы способ беспрепятственно бывать там. Теперь же, когда дом стал частным владением, вторжение без спросу могло обернуться серьезными проблемами. Видит бог, Дана надеялась выиграть эту битву, добиться признания исторической ценности Тихого дома. Тогда она получила бы возможность находиться там и спокойно вести поиски под благовидным предлогом.

Теперь это уже невозможно. Хозяин собирался в ближайшее время снести дом, что означало катастрофу, крах всех надежд.

Погрузившись в свои мысли, девушка не заметила, как к лавочке, на которой она сидела, приблизился человек. Только когда он покашлял, привлекая ее внимание, Дана вскинула голову.

– Что ты здесь делаешь? – сердито спросила она.

– Могу спросить тебя о том же, – ответил Артем.

– Нет, не можешь, – вспыхнула Дана. – Я ведь ясно сказала…

– Ты сказала, что расстроилась, хочешь принять таблетку и лечь спать. Где, на парковой скамейке? – Он покачал головой и, не дожидаясь приглашения, сел рядом. – Ты меня обманула. Я хочу знать зачем.

У Даны с языка готовы были сорваться злые слова, но она вовремя сдержалась. Насколько она знала Артема, он не отстанет. Спровадить его резкой отповедью не получится, он все равно увяжется за ней и может помешать. Поэтому девушка глубоко вздохнула и посмотрела на Артема.

– Хорошо, Тёма. Да, я соврала. Мне просто нужно было побыть одной. И не хотелось тебя волновать. Я собираюсь кое-что предпринять.

Он придвинулся ближе, коснувшись ее бедром, обнял за плечи. Его прикосновение было ей неприятно, но она не стала отодвигаться, рассудив, что накалять обстановку ни к чему.

– Даночка, мы родные люди. Почти муж и жена, – проникновенно произнес Артем. – Ты знаешь, как я тебя люблю. Не отталкивай меня, я хочу помочь. – Он помолчал. – Я сразу понял, что ты пойдешь сюда. Собираешься забраться в Тихий дом?

Она неохотно кивнула. Сумерки постепенно сгущались. Темно-синие тени поползли по дорожкам, залегли под деревьями, напоминая лужи, наполненные темной водой. Усилившийся ветер гнал по аллее фантик от мороженого.