– Ты просто ждешь, когда яд перестанет действовать. Если ты сожрешь меня, пока он еще во мне, то тоже не сможешь перевоплощаться.

Утес швырнул мешок на пол, встал и изменился.

Лун отшатнулся назад, но Утес взмыл в воздух, поймал поток ветра, накренился и спикировал вниз. Лун потерял его из виду и заозирался, стараясь следить за небом и за всеми сторонами башни сразу.

Он ждал, но Утес не появлялся.

Настороженно, вздрагивая от каждого шороха, Лун снова осмотрел крышу, пытаясь найти какой-нибудь путь вниз. Он нашел остатки люка, но проем был забит камнями и цементом, словно его нарочно заложили с другой стороны. Словно те, кто изначально жил в этой башне, старались замуровать себя изнутри. Лун подумал, выжил ли кто-нибудь из них или эта башня стала их гигантской гробницей.

Наконец, поеживаясь от холода, он вернулся к огню. Он положил в него еще веток, снова распаляя костер. А затем начал рыться в мешке Утеса.

В нем не нашлось никакого оружия, если не считать маленького тупого ножичка для чистки фруктов. Внутри лежала еще одна чашка с такими же узорами, как на котелке, несколько пустых бурдюков и кожаные свертки, в которых лежала еда. Причем ничего существенного там не было, только сушеные лаймы, орехи, еще две плитки спрессованного чая и несколько сломанных кусков сахарного тростника. Лун развернул последний кожаный сверток, ожидая, что и в нем окажется что-нибудь съедобное, но вместо этого увидел тяжелый браслет из красного золота. Подняв его на свет, он разглядел выгравированный на нем узор – волнистое изображение, похожее на переплетенных змей.

Лун покачал головой, дивясь содержимому мешка. Он снова завернул браслет и вместе со всем остальным положил его обратно. Кем бы ни был Утес, ему явно не приходилось притворяться земным созданием – у него почти не было полезных припасов для путешествия и жизни на земле. И он, по-видимому, был достаточно силен, чтобы долго оставаться в своем крылатом облике.

«Может быть, он хотел, чтобы я это увидел? – Утес наверняка знал, что Лун обыщет мешок, иначе он бы его здесь не оставил. – Значит, он не врет о том, что пришел из какой-то общины оборотней».

Лун никогда о такой не слышал, но Три Мира были огромны. И хотя Лун мог путешествовать быстрее и дальше любого земного обитателя, он видел лишь крошечную частичку Миров.

Лун откинулся назад и потер наручник, натиравший ему запястье. Подул ветер, разметавший искры из костра. Вечер еще не наступил, но уже холодало. Даже если бы ему и удалось сбежать от Утеса, то он бы не улетел далеко и не смог бы долго поддерживать крылатый облик. Его куртка из промасленной кожи и плащ с капюшоном остались в шатре в лагере корданцев, как и все остальные пожитки вроде хороших стальных ножей для охоты и разделки туш, которые он выменял в кузне Картаса. Не считая вещей, которые он получил от корданцев, там были его огнива, бурдюки, одеяла и лук с колчаном, которые он держал для виду, чтобы объяснить свои охотничьи успехи. Когда он не притворялся земным обитателем, некоторые из этих предметов были ему не нужны. Но теперь ему придется как-то перебираться через эти горы вообще без припасов.

Раздался шум рассекаемого воздуха. Лун поднял голову и увидел высоко в небе Утеса. Тот приближался к башне. Лун едва успел встать и отойти от костра. Утес спикировал вниз и уронил на плиты тушу зверя, почти такого же большого, как крас, с толстой блестящей шкурой и ластами вместо копыт.

Утес легко приземлился на ноги, а затем принял земной облик. Все еще сердясь, он махнул рукой в сторону мертвого животного:

– Вот его я собираюсь съесть. А в тебе что? Одни кожа да кости.

Он был прав, но Лун требовательно спросил:

– Тогда чего ты от меня хочешь?

Утес подошел к костру и нахмурился, глядя на него. Когда он заговорил, в его голосе уже не было раздражения:

– Я хочу, чтобы ты вернулся со мной к моему двору.

Этого Лун не ожидал. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он все правильно услышал.

– Зачем?

Все еще глядя в огонь, Утес сказал:

– Я искал воинов, готовых присоединиться к нам. Наше последнее поколение… почти не дало потомства. Я летал в колонию на востоке, ко двору Звездного Сияния. Но я не смог уговорить никого вернуться со мной. – Он поднял глаза со слегка насмешливым выражением. – Или у тебя были какие-то другие планы?

Лун просыпался медленно. Его тело не хотело шевелиться, а голова – соображать. Он не слышал ни Илейн, ни глубокого дыхания Селис, ни шума пробуждающегося вокруг лагеря. Он лежал на боку, свернувшись калачиком и подложив руку под голову. Его тело затекло и болело от лежания на грязных плитах, но ему было тепло. Он потер лицо и прищурился, глядя на раскинувшийся над ним шатер… и вдруг замер, окончательно проснувшись. Это был не шатер. Это было крыло. Крыло Утеса.

«Точно. Вчера твои друзья пытались тебя убить». Наручник все еще висел у него на запястье, натертом до крови.

Лун перевернулся на спину и уставился на крыло Утеса. Утренний свет проникал сквозь темную чешуйчатую мембрану, приобретая красноватый оттенок. Он не видел других крыльев, кроме своих, с тех пор как погибла его мать. Сейчас, вблизи, он мог разглядеть шрамы, старые зажившие рубцы в местах, где чешуя была разорвана. Передний край крыла все еще выглядел острым как бритва, но складки кожи у суставов сморщились и огрубели. Кожа Луна в этих местах была гладкой – по крайней мере, он на это надеялся. Как и на то, что все еще может перевоплотиться.

Они провели ночь на вершине башни, почти не разговаривая. Лун не знал, как ответить на предложение Утеса и было ли оно сделано всерьез. Утес заявил, что устал с ним спорить и что они поговорят об этом утром, когда Лун перестанет быть таким невменяемым – точнее, Утес надеялся, что перестанет. Немного поспав, Лун был готов признать, что вел себя немного дергано, но ведь у него выдался тяжелый день.

«Впрочем, все позади. Надеюсь». – Лун закусил губу и посмотрел на свои запястья. Рисунок чешуи был незаметен, по крайней мере, в таком освещении. Он надавил большим пальцем на предплечье, отгоняя кровь, но все равно ничего не увидел. «Хорошо. Это хорошо». Он знал, почему колебался. Если он попытается перевоплотиться и ничего не произойдет… Но, оттягивая этот момент, он ничего не менял. Глубоко вдохнув, Лун попытался измениться.

Он почувствовал, как изменения медленно собираются в его груди. Возможно, дело было в его сомнениях, или же он просто боялся. А затем Лун ощутил, как его кости стали легче, как чешуя заскрипела по плитам, почувствовал вес сложенных крыльев и своего хвоста. На несколько секунд он свернулся калачиком, и облегчение нахлынуло на него пьянящей волной.

Судя по глубоким, ровным вдохам, Утес все еще спал или хорошо притворялся. Лун пополз к краю его большого крыла, а затем вылез из-под него.

Освободившись, он встал и потянулся, встряхивая шипами и гребнями. Утренний свет ярко сверкал на снежных шапках гор, а морозный воздух бодрил. Пока они спали, никто не потревожил крышу башни, если не считать нескольких птиц-падальщиков, обгладывавших останки речного зверя.

Наручник все еще висел у Луна на запястье. Он подцепил когтями замок, поморщившись, когда металл врезался ему в чешую. Он осторожно давил, пока замок не сломался и наручник не спал.

Лун пересек крышу и запрыгнул на парапет, вонзая когти в крошащийся камень. С головокружительной высоты он посмотрел вниз, на камни. А затем расправил крылья и нырнул вниз.

Он пролетел вверх и вниз по ущелью, разминая крылья, борясь с порывистым ветром и чувствуя тепло солнечных лучей на своей чешуе. Полетав, Лун проголодался.

Ловя воздушные течения, он спустился к реке. Стремительный поток бурлил по обрушившимся камням и мелководью, но дальше, где русло становилось шире и глубже, река успокаивалась. Лун нырнул в воду, которая в земном обличье показалась бы ему ледяной, и поплыл вдоль дна. Он нашел медлительный косяк рыб – каждая длиной почти в три шага, жирные, тяжелые и со струящимися переливчатыми плавниками. Лун схватил одну и снова взмыл в воздух.