Открыли бутылку и стали пить из горла, включая Олесю. Одноразовые стаканы не пригодились, только зря покупали. Конь не соврал – в холодную погоду десертное вино идет хорошо.
– Тут где-то качели есть, – вспомнила Олеся, распивавшая наравне со всеми, но не закусывавшая. Ей стало веселее всех, и она полезла через кусты искать в темноте качели.
– Не заблудись, – бросил Конь ей вслед. – Если нападет маньяк, кричи.
С того края, куда ушла Леська, раздался ритмичный скрип.
– Нашла, – удовлетворенно отметил Конь и открыл вторую бутылку.
Саня слизывал крем, пил вино и ничего не говорил. Он и без разговоров получал удовольствие, несмотря на соскальзывающий с тарелки торт и замерзающие ноги.
– Давайте куда-нибудь рванем! – предложил Лева.
– Спать? – съехидничал Митька Однорогов.
«Кстати, подумал Саня, а почему мы Митьку всегда по имени-фамилии называем?»
– Да, нет, – скривился Лева. – Вы не поняли. Я имел в виду взять летом отпуск, собраться и рвануть куда подальше…
– На природу?
– Мелко. В другую страну.
Саня подумал, что с его зарплатой только по другим странам и ездить. Да и кто будет с сестрой сидеть и за бабушкой присматривать? Конечно, Лера на путешествие согласилась бы с радостью – она на поезде любит кататься и по зоопаркам с удовольствием походила бы.
Вторая бутылка подбиралась к середине. Когда в затылке зашумело и разогрелась кровь, Лева вытащил из сумки мяч, развязал бантик и предложил:
– Обновим?
Конь отказался, он на тренировке набегался. Саня тоже не захотел играть. На скамейке сиделось так уютно, что не хватало сил и воли пошевелиться. Не хотелось портить момент.
Лева с Митькой Однороговым, распасовывая новый мяч, побежали трусцой на центральную аллею.
– Слышь, – Саня боролся с неловкостью. – Не займешь до получки? Финансы поют романсы. На работе обещали премию дать и зарплату повысить, но когда это будет. Верну обязательно, ты же знаешь.
Конь сделал большой глоток из бутылки.
– Не, не могу. У нас с Леськой на следующей неделе год, как встречаемся, я ей на подарок собираю.
– Понятно, – расстроился Саня, жалея, что затеял этот разговор.
Еще полбутылки выпили молча, слушая скрип качелей. «Не стошнит ее, столько качаться», – подумал Саня.
– Есть предложение, как поправить финансовое положение, – неожиданно сказал Конь. – По новостям треплются, что вы какой-то краенит делаете.
– Да. Но не делаем, а из Края вырезаем.
– Пофигу, – отмахнулся Конь. – Если бы ты достал немного этого краенита, я бы помог толкнуть. Я нужных людей знаю, они за такую штуку неплохо заплатят, им много не надо.
– Вряд ли мне его дадут, – усомнился Саня.
– Не проси. Так возьми.
Украсть краенит? Саня задумался. С одной стороны, на исчезновение маленького кусочка внимания, скорее всего, не обратят. От института не убудет, а Тальберг, если и заметит пропажу, не сдаст, хотя и очень рассердится, так что риски минимальны. Но воровать не хотелось, он потом будет себя пилить и мучиться угрызением совести. Да и непонятно, куда эти куски уйдут и где всплывут. Если Кольцов узнает, что объект исследования непостижимым образом оказался за пределами института, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы вычислить, кто вынес добро из НИИ, нарушив режим секретности. И по головке не погладят.
– Зачем кому-то нужен краенит? – спросил Саня. – С ним же ничего сделать нельзя.
– Зачем кому-то нужно золото? – ответил Конь вопросом на вопрос. – Штука бесполезная, но при этом страшно дорогая. Я Леське цепочку хочу купить, ты бы видел ценник! Сам в шоке.
Саня не успел даже ничего подумать, как увидел, что к ним бегут Лева с Митькой Однороговым.
– Сматываемся! – прокричали они на ходу, хватая на лету сумки.
Конь без лишних вопросов вскочил и побежал в заросли, держа недопитую бутылку. Саня, чуть замешкавшись, ринулся за ними, едва не споткнувшись о скамейку.
В паре десятков метров за кустами, переползая через которые Саня заработал болезненную царапину, находилась детская площадка с качелями, на одной из которых беззаботно каталась Олеся.
– Бегом, – Конь схватил ее за запястье и потянул за собой. – Вопросы потом.
Леся ничуть не удивилась и полетела за Конем, развеваясь позади, словно летучий змей.
Бежали молча, не понимая, зачем и куда. После торта и вина бежалось плохо, и Саня боялся, что что-нибудь из съеденного или выпитого может высыпаться из него прямо на бегу. Наконец, Лева остановился, как вкопанный, и прохрипел, задыхаясь:
– Хватит, сдаюсь.
Остановились, стали в полукруг, чтобы отдышаться.
– Это что сейчас было? – спросил Конь, привыкший бегать на тренировках и поэтому почти не сбивший дыхания.
Выяснилось, что Лева и Митька Однорогов гоняли мяч по пустой аллее, а в это время через парк шел какой-то мужик. Лева не заметил и подал мяч со всей дури, но так как ноги у него росли из задницы не только в прямом, но и в переносном смысле, попал мячом прохожему аккурат в лицо.
– А он что?
– Он закричал, мы убежали.
– А мяч где? – спросил Конь.
– В парке забыли, – виновато сказал Лева. – Ты бы слышал, как он кричал!
– Мяч кричал? – не понял Саня.
– Мужик, конечно. Как может мяч кричать?
Возвращаться не стали, утешились тем, что остался кубок – какой-никакой, а подарок. Страх прошел, и начали шутить, припоминая, кто как бежал, хотя подарок было безумно жалко. С расстройства допили вино из бутылки и разошлись по домам.
Когда Саня с закрывающимися глазами добрался домой, все спали. Тихо, чтобы не разбудить бабушку с Лерой, разделся в прихожей, силясь аккуратно развешивать вещи на крючки. Он поминутно что-то задевал, как бывает, когда стараешься не шуметь и проявляешь излишнее усердие. Когда ставил на полку сапоги, заметил, что на Лериных ботинках почти оторвалась подошва, а напротив большого пальца образовалась дырка – нога окончательно выросла из старой обуви.
«Нужно новые покупать», подумал он. И занять, как назло, не получилось.
12.
Лизка, когда это зрелище увидела, была в шоке и долго не могла поверить, что такую радость можно заработать от удара мячом, прихваченным Тальбергом в качестве улики. Точнее, как доказательство произошедшего и компенсацию за испорченные внешний вид с настроением.
Так и предстал перед Лизкой – с расплывающимся глазом, держа под мышкой трофей и довольно улыбаясь, хотя буквально только что ему хотелось рвать и метать. Он разглядел в ситуации юмористическую сторону, и настроение немного улучшилось.
Лизка суетливо достала из морозилки кусок свинины в кульке и наказала приложить к глазу. Он покорно сидел, держа в одной руке новый мяч, а в другой – холодный мерзкий куль, приятно подмораживающий щеку.
– Это ж как так? – светился в глазах у Лизки немой вопрос.
Ну да, ему под сорок, научный работник, физик, уважаемый, можно сказать, человек. И вдруг с таким синяком.
Морщась от боли, он поведал, как решил привычно сократить дорогу через парк, как шел в задумчивости по главной аллее, как получил мячом и как виновники происшествия скрылись, с перепугу бросив орудие преступления на месте самого преступления.
– Дима, – выговаривала ему Лизка, – все у тебя не слава богу. Обязательно найдешь приключение на задницу. Любопытно, что для этого тебе и делать ничего не приходится.
Тальберг обиделся и заметил, что в этой ситуации он не виноват и такое могло произойти с каждым.
– Но с каждым-то не случилось, а только почему-то именно с тобой, – ответила Лизка.
Он промолчал. Он был всего лишь обычным человеком, не имеющим возможности противиться воле случая. Половина лица полностью потеряла чувствительность, а вместе с ней и левая рука, держащая куль.
– Покажи! – потребовала Лизка.
Он убрал мясо и повернулся к ней ушибленной стороной.
– Ну как? – спросил жалостливо, пытаясь представить, сколько за следующую неделю придется выслушать в институте плоских шуток с намеками, что надо меньше пить, хотя всем в НИИ известно, что он ведет трезвый образ жизни и никогда не выпивает, даже по праздникам.