Итак, пятница, семнадцать тридцать.

Я жду конца рабочего дня.

Я очень надеюсь, что мэр сегодня закруглит свои бесконечные дела вовремя. Или умчится куда-нибудь – на переговоры, на городской объект, – домой, наконец, ведь у него жена и дети. Куда угодно, но пусть он в восемнадцать ноль-ноль, в самом крайнем случае – в половине седьмого, покинет мэрию, тогда и я смогу оставить свою боевую позицию в приемной.

Поэтому я с надеждой смотрю на часы и с опаской – на дверь приемной. Каждый новый посетитель – это угроза моему вечернему счастью.

Но это вовсе не значит, что я не люблю свою работу. Наоборот, я обожаю свою работу, я очень ею довольна. У меня есть с чем сравнивать. Прежде чем попасть в секретари к мэру, я имела горький опыт дрянных служб, где никогда не знаешь, что тебя ждет завтра – копеечная зарплата или увольнение, где мужики смотрят сальными глазами, а женщины за спиной полощут твою личную жизнь.

Наш мэр – настоящий мужчина. Я где-то прочитала, что, если ты не прочь полюбить своего начальника, – значит, служба у тебя хорошая. Так вот, нашего мэра в роли своего мужа или любовника я вполне представляю (хотя он не позволил себе даже намека), поэтому моя нынешняя работа мне очень по душе.

Ещё я люблю свою службу потому, что она дает мне независимость. Ну – почти независимость. Молодой женщине очень нелегко приходится в жизни. Как известно, за всё приходится платить. А женщину в мужском мире, неопытную и симпатичную, да к тому же одинокую-разведенную, принуждают платить известно чем. Я вовсе не хочу сказать, что на каждом шагу нужно с кем-то ложиться в постель, чтобы чего-то добиться. Конечно, это не совсем так, и часто совсем не так, как болтают. Собственно говоря, мне и не приходилось таким образом получать то, на что имеешь право и так, по закону. Но, во-первых, мне известна сотня таких случаев от подруг и знакомых, а во-вторых, я очень хорошо себе представляю, как это происходит, потому что мне приходилось участвовать в первом действии таких драм. Всё делается просто и гадко: приходишь, просишь, ощущаешь себя кроликом. Мордастый удав раздевает тебя своим грязным взглядом и, в зависимости от твоей реакции, предлагает обсудить проблему в более подходящей обстановке… Словом, едва ли не каждая женщина знает, как это происходит, и у каждой есть свои способы выхода из этих поганых ситуаций.

Дверь приемной отворяется, у меня падает сердце, но это – пресс-секретарь, Александра Петровна. Я сама вызывала её к мэру пять минут назад.

– Один? – спрашивает она и, чуть тряхнув головой, проходит в главную дверь.

Я невольно провожаю её взглядом. Я очень надеюсь, что Сашенька будет сегодня последней у мэра. Собственно говоря, так фамильярно зовут пресс-секретаря только друзья. Но мы здесь, в мэрии, за глаза тоже называем её Сашенькой, потому что пресс-секретарю всего тридцать и она – очень эффектная женщина. Не то чтобы писаная красавица – худенькая брюнеточка среднего роста – но есть в ней какой-то шарм, какая-то загадка. Загадка не только для мужчин – их-то обмануть нашей сестре не так уж сложно. Сашенька загадка даже для нас, женщин, и поэтому когда она появляется в любом обществе, её начинают разглядывать не только мужики, но и все бабы. И неизвестно еще, кто пристальней.

Я отношусь к ней спокойно, потому что, во-первых, я моложе её, а во-вторых, она никогда не выпендривается, ведет себя по-человечески. У нас с ней хороший контакт, чуть ли не подружки. Что тут говорить, если Сашенька захочет, она очарует любого. И любую. Но наши женщины, те, до которых она не снисходит, её всё-таки не любят, и много разговоров ходит по поводу её личной жизни. Имеется в виду личная жизнь кроме мужа и семьи. Говорят, что у неё любовники. И кое-кто намекает… как-то даже неловко – на неё и на мэра. Ну да это не наше дело.

У нас своего хватает. У нас, то есть у меня, на восемь назначено свидание с любимым мужчиной. А до этого мне нужно забрать из садика дочку, отвести к моей бывшей свекрови, выпить с нею чаю, послушать её впечатления-переживания (иначе бы зачем она брала внучку и давала мне свободу известно для чего), купить продукты – и…

Когда я думаю о том, что меня ждет вечером, у меня всё замирает внутри, и снова меня пробирает беспокойство: как бы чего не вышло, помоги Господи, не дай помешать моей встрече с любимым человеком!

Я снова нетерпеливо гляжу на часы, на дверь приемной. И тут начинается: один, другой, третий – всем нужно прорваться к мэру, подписать бумагу, обсудить вопрос. Но тут уж я становлюсь тверда, как скала, и свирепа, как бультерьер. Идут в дело все наработанные методы расчистки приемной. В результате бумаги на подпись – до понедельника, а в приемной остается один-единственный клерк среднего уровня, самый безобидный. Он, наивный, полагает, что получил возможность взахлёб обсудить свою мировую проблему с мэром, но я-то знаю, что разговор будет прямо здесь, у моего стола, на ходу и не более минуты.

Шесть. У меня от волнения начинает сосать в животе, нога моя выстукивает нетерпеливую дробь. Я ничего не могу с собой поделать: одна только мысль, что свидание с Димой может сорваться, приводит меня в отчаянье.

Наконец дверь в мэрскую обитель распахивается, появляется Сашенька. Мэр кричит ей что-то вдогонку, она мило улыбается ему, потом – сидящему бледному клерку и его мировой проблеме. Затем делает шаг к моему столу, чуть присаживается на краешек и шепчет мне, что наш мэр сегодня очень словоохотлив, это у него по пятницам дежурное…

Я с удовольствием соглашаюсь. Мы всё-таки очень хорошо понимаем одна другую, недаром ведь Сашенька однажды заметила, что, в сущности, обе мы – секретутки (помните – старый анекдот?). Поострить по мэрскую душу мы любим, но сейчас я давлю смех (у клерка ушки на макушке!) и не могу глаз отвести от Сашеньки: черные глаза блестят, губы живые – вся она, как всегда, очаровательная…

Напоследок я получаю от пресс-секретаря какую-то замечательную ручку: оказывается, сегодня были японцы, галантные, сувениры лились рекой. Сашенька уходит, я опять провожаю её взглядом, словно её секрет может находиться и в этой, задней проекции…

Шесть пятнадцать. Самые тяжкие минуты. Клерк наготове со своей проблемой, не дай господи, ворвется вице-мэр или какой-нибудь городской директор, а ещё хуже – сумасшедший посетитель, который считает, что если он голосовал за мэра на последних выборах (это ещё надо проверить!), то теперь его должны принимать без предварительной записи, да ещё вечером в пятницу!..

Слава Богу, ничего подобного не происходит. Мэр возникает на пороге со своим таинственным портфелем, сорок секунд уходит на клерка, в результате чего мировая проблема отфутболивается на уровень вице-мэра.

– Да, Мариночка! – Мэр озабоченно поднимает палец. – Александра Петровна не говорила?.. Нет, не могла, я ещё… В общем, найди мне Дмитрия, нашего телевизионного гения. Завтра, в двенадцать, здесь совещание. Договорились?

Я киваю. И при этом изо всех сил держу невозмутимую физиономию. Если б наш мэр только знал, что его поручение будет выполнено с максимально возможной скоростью!.. Нет, я не кинусь сейчас звонить – искать по городу нашего телевизионного гения, то есть директора нашей телекомпании, красавца мужчину, любимца всех баб (чтоб они сгорели!). Нет, я этого делать не стану. Просто этот самый телевизионщик Дмитрий и есть мой любимый мужчина, мой любовник, мой самый сладкий человек после моей доченьки, именно к нему я понесусь во всю силу моих молодых красивых ног, лишь только мне удастся выбраться отсюда да пристроить дочку свекрови!..

И вот, наконец-то, я на улице.

Первое – за дочкой в садик. Мегера-воспитательница смотрит волчицей, улыбается, но – криво. Мы ведь с дочкой последние, а она, бедный педагог, могла бы уже давно бегать по магазинам, сидеть дома и много чего ещё, если б все родители были нормальными да забирали б своих чад пораньше!..

Вот какие мысли написаны у педагога на лбу, но мне на её злобу наплевать, пусть только пикнет, пусть только мой ребенок что-нибудь почувствует, я на неё мигом управу найду. Я совершенно не пользуюсь своим служебным положением, но, если понадобится поставить на место какую-нибудь заразу, колебаться не буду.