Через секунду, вздрогнув, Алекс пришел в себя. Это было то самое видение, которое преследовало его уже целую неделю. Каждую ночь, вернее утро, в шесть часов двадцать минут он просыпался в холодном поту, помня до мелочей весь этот кошмар.
«Почему днем? – с неимоверной тоской подумал Александр. – Я больше не могу. Я сойду с ума». Его бил озноб, перед глазами плыли красные круги, было трудно дышать.
Он вошел в ближайшее кафе и попросил коньяку. На «Отелло» Александр решил сегодня не ходить…
***
…Его мучила мелодия, которую он никак не мог определить. Пальцы бродили по клавиатуре, но ничего внятного не получалось. Звуки рояля казались ватными и неуклюжими. Захлопнув крышку и бросив потухшую папиросу в пепельницу, он лег на кровать, лицом в подушку, и попытался уснуть. Это удалось.
Проспал он минут двадцать, пока не постучали в дверь. Анна принесла коньяк.
– Анна, вы смотрели этот фильм? – спросил Александр.
– Какой фильм?
– Ну, эту галиматью под шиллеровским названием, от которой в таком восторге ваша хозяйка?
– Вы имеете в виду «Коварство и любовь»?
– Да.
– Разве она имеет какое-то отношение к Шиллеру?
– Никакого. Так вы смотрели?
– Нет, господин.
Все-таки что-то замечательное было в этой девушке. Ее непроницаемость, строгая внимательность, невосприимчивость к юмору, безукоризненная правильность движений, большие умные глаза вызывали у Александра неудержимое желание говорить с ней. И видеть ее. Все время охотиться взглядом за этим силуэтом, этой неповторимой линией, которая начиналась с легкомысленно изогнутых ресниц, углом глаза шла к виску, и оттуда, теряя зыбкость, тянулась за ухо, к шее, точно по контуру густых черных волос, и дальше, вниз от шеи по кошачьей спине к заветному змееподобному изгибу над ягодицами и овалу бедер. Линия слегка терялась в складках длинной узкой юбки, заставляя напрягать внимание и ждать нового движения, которое опять свяжет между собой ресницы и каблук туфли. И когда музыканту удавалось схватить эту линию всю целиком, от взмаха ресниц до еще не опустившегося на пол каблучка, Алекс напрягался, его грудь сжимала странная тоска, а контур линии казался похожим на половинку перевернутого острия пики в частоколе ограды Летнего сада. Особенно в контражуре окна, за которым капризная венская осень подмешивала золото и свет в краски Климта, родившие Юдифь…
– Меня зовут Александр.
– Я знаю.
– Тогда почему вы не называете меня по имени?
– Это обязательно?
– Да нет.
– Вы позволите мне уйти?
– Если вы этого хотите. Но…
Не дослушав Александра, Анна вышла из комнаты. «Ну и черт с тобой», – обреченно подумал молодой человек.
Солнце бродило по кругу. Ему не хотелось уступать место Луне. Осень – время Солнца. Оно пронизывает собой воздух, листву, плоды, землю, и этот золотой звон не умолкает в сумерки. Луна, в те редкие ночи, когда она выползает на небо, – лишь напоминание о Солнце, отражение в мутном зеркале. Осенью нет власти Луны, она прячется в лиловую туманную сырость. Осень – время Солнца. Впрочем, нет Солнца – нет и осени…
Как ни противился Александр закату, ночь наступила. Ночь всегда универсальна. В любое время года, стоит только стемнеть, она завладевает миром, который превращается из совокупности частностей – деревьев, птиц, домов, неба – в нечто всеобщее. И тогда окно вашей комнаты выходит не во двор, а во Вселенную. Великие мысли рождаются ночью. Ночь – это тайна…
***
Алекс подмаргивал папиросным огоньком своему отражению в оконном стекле. Вместо левого глаза у отражения светилась медаль фонаря. С папиросы на подоконник упал пепел. Стало легче. Дым, выпускаемый носом, застрял в усах и торчал теперь, как дрессированная кобра.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
