– Какой Толик? У которого мы на дне рождения были? – с едва уловимой запинкой переспросила Танечка. Или Тасе показалось? Нет, не показалось – запнулась, и дальше уже тарахтела, как по накатанной лыжне ехала. – Да я его и не видела с того дня. И телефон ему не давала, больно мне надо… А что?

– Да ничего, так просто. Он тебя до дома проводил? – бухнула Тася.

– Ну… почти. Автобуса очень долго не было, а на улице метель, даром что март… Толик машину поймал, частника, а я садиться боялась, ехать ночью неизвестно с кем! Вот он и поехал со мной. Он такой заботливый… Я вышла, а он обратно поехал, на той же машине, – тарахтела Танечка.

Тася поверила бы ей, если бы не последняя фраза… Хитренькая Танечка «зачищала концы». Теперь послушаем, что расскажет Толик.

Но Толик ей не звонил.

Позабыв о гордости, Тася решила позвонить Анвару, телефон которого дал ей Толик, когда объяснял, как ехать к нему в общежитие. Но сколько Тася ни искала, так и не смогла его найти – листок с номером телефона исчез без следа.

Телефон Анвара она нашла через полгода, когда понесла в химчистку демисезонное пальто.

– Из карманов всё вынули, ничего не осталось? – усталым голосом спросила Тасю приёмщица. – Проверяйте. У вас тут карманов миллион, я за вас смотреть не буду.

Содержимое карманов Тася проверила ещё дома – они были пусты. Чтобы не обижатьь усталую приёмщицу, Тася вывернула карманы и проверила ещё раз.

– У вас тут внутренний, на молнии. Молнию расстегните, – не унималась приёмщица. – А то скажете, что оставили, а я прикарманила.

О внутреннем карманчике с молнией Тася и в самом деле забыла. Его пришила Тасина мама: никто не влезет, и можно положить самое ценное – ключи от дома, паспорт, деньги. Тася раздёрнула молнию. В карманчике лежала карамелька «Барбарис» и сложенный вчетверо листочек. На листочке был написан адрес общежития, номер квартиры и телефон… Телефон Анвара! Мама права, это самое ценное, самое ценное…

– Вот видите! А говорили, ничего нет… Конфета растает, и вот вам пятно, будьте-нате! – сварливо выговаривала ей приёмщица, которую Тасе хотелось расцеловать в обе щеки.

– Спасибо вам!! Вы просто чудо! – сказала ей Тася на прощанье, и вышла, провожаемая удивлённым взглядом.

Телефон отозвался вечером следующего дня, и Тася с облегчением узнала голос Анвара (разговора со Старым, она не представляла. Что-нибудь вроде: «Извините, вы меня не знаете, но я вас знаю, вы мне дверь открыли. Не поможете найти друга вашего соседа Анвара? Который в вашу дверь лупил ногами, когда мы день рождения праздновали. И кричал: «Старый, открой! Открывай, придурок, ключ нужен! Не откроешь, я дверь высажу!», а вы притворялись, что не слышите». Душевный получится разговор…)

– Мерхаба (турецк.: здравствуйте), Анвар! – поздоровалась Тася, стараясь казаться беспечной. – Это Тася, знакомая Анатолия. Мы у тебя в марте день рождения отмечали. Он ещё запер всех, а сам с ключами уехал… Помнишь?

Анвар перешёл на турецкий. Тасе пришлось сознаться, что она ничего не понимает. В трубке раздался смешок.

– Помню, конечно – не очень убедительно сказал Анвар. – А Толик из общежития выехал, давно уже. Ему квартиру дали, он же «афганец», да с таким ранением…

– С каким… ранением?

– А ты что ж, не знала? А говоришь, знакомая…

– Он мне не рассказывал ничего. Сказал, поцарапало только…

– Ну… и поцарапало тоже. Ему квартиру дали, ремонт делают. Или сделали уже. А телефона у них нет, не поставили ещё.

– У кого – у них? – не поняла Тася.

– У Толика с женой. Он женился. А ты не знаешь? А говоришь, знакомая, – удивился Анвар, и Тася поняла, что он её не помнит.

– Прости, что время отняла. Прощай… – враз охрипшим голосом попрощалась Тася.

– Ну, прощай, знакомая. Эсэн калын (турецк.: будь здорова, до свидания), вежливо попрощался с ней Анвар. – Увидишь Толика, привет передай от меня. – И первым повесил трубку.

Тася долго слушала равнодушные короткие гудки, в которых ей слышалась безнадёжная, непроглядно-серая пустота, Если б она позвонила раньше! Если бы не потеряла телефон Анвара… Может быть, тогда…

–Ту-ту-ту-ту… Нет, нет, нет, нет… – отвечал телефон.

После истории с Толиком Тасе не хотелось ни на кого смотреть. Она и не смотрела. Пока не встретила Николая.

Николай приходился племянником их соседке Валентине Кузьминичне. Бездетная Валентина два года назад похоронила мужа и теперь жила она, то и дело забегая к ним – посидеть. В один из её визитов, когда Валентина с Тасиной мамой пили на кухне чай и обсуждали новые шторы, купленные Тасей по случаю (в советские далёкие времена ничего нельзя было купить, можно только «достать», и новые шторы были событием), в дверь позвонили – длинно и требовательно.

– Тася, посмотри, кто там, – попросила мама. Тася побежала открывать. На пороге стоял незнакомый парень – высокий, широкоплечий, с серыми красивыми глазами. Тася молча уставилась на него, не зная, что сказать. Ошибся, наверное. Дома в микрорайоне похожи один на другой, а таблички с номерами не сразу найдёшь… Сейчас он извинится, повернётся и уйдёт. И она его больше не увидит. Вот – бывают же такие…

Тася молчала, оттягивая неминуемое расставание, а парень мялся у порога и не уходил.

– Я из шестьдесят второй квартиры, – отрекомендовался парень, нарушив затянувшееся молчание. – Меня Колей зовут. Валентина Кузьминична сестра моего отца, тётка моя… Ва-ааль! Валя-аа! – неожиданно заорал Николай звучным баритоном, и Тася подумала, что у него красивый голос. Вот – бывает же…

– Валентина, ты где? – оттеснив Тасю, обладатель баритона по-хозяйски протопал на кухню. – Ого! Чаи, значит, гоняете? А меня кто кормить будет? Хватит уже гостевать, домой пошли! – приказным тоном объявил Николай тётке, но Валентина не обиделась, расплылась в улыбке: «Племянник мой, Николенька-Николай. Вымахал с колокольню, а тётку не уважает ни на грош! Чаю даже попить не дал».

Николай остался пить чай с испечёнными Тасей булочками. Она любила возиться с тестом, подолгу взбивая его миксером, отчего булочки получались воздушными. В начинку Тася добавляла жареные грецкие орехи и апельсиновые ароматные корочки, приготовленные особым способом и похрустывающие на зубах.

Николай почему-то решил, что булочки пекла Тасина мама, и рассыпался в похвалах, не переставая, однако, жевать. Тасина мама объяснила ему, что его комплименты не по адресу. Николай взглянул на Тасю и, отложив булочку, залился пунцовым румянцем, который удивительно ему шёл…

– Вы ешьте, раз нравится, – сказала ему Тася. – Я много напекла, целых два противня… На всех хватит и на завтра останется.

– Так он и завтра к вам заявится, где пироги, там и он! Вот зря ты ему сказала, – рассмеялась Валентина…

…Встречались по субботам. Так решил Николай, и Тася с нетерпением ждала – суббот. Маршруты для прогулок всегда выбирал Николай. Иногда это был Ботанический сад. Иногда парк культуры и отдыха на Крымском мосту. Третьяковская галерея. Старый Арбат. Музей-заповедник Коломенское. Кинотеатр «Зарядье». ВДНХ. И куда бы они не пошли, Тася всегда брала с собой его любимые булочки.

В те времена достать билеты на хороший спектакль было непростым делом. Билеты продавались с «нагрузкой» – к «хорошему» театру добавляли два «плохих», в которые не стоило идти: проще выбросить билеты, чем зря терять время. Даже в кинотеатр, если была премьера, приходилось выстаивать длинную очередь за билетами. Но для Николеньки (как называли его Тася с мамой, оставаясь наедине, потому что фамилия его была Никольцев, и звучала смешно – Николай Никольцев) – для Николеньки проблем с билетами не существовало.

– Хочешь, сходим в театр? Давненько мы с тобой там не были, – предложил как-то Николай. Тася никогда не ходила с ним в театр. Она представила себя – в театральном фойе, под руку с Николаем, одетую в финский персиковый шерстяной костюм, красиво облегающий фигуру (два часа в очереди в универмаге «Московский» и счастье, что ещё остался подходящий цвет). Костюм был Тасе к лицу, она ещё ни разу его не надевала.