Несколько секунд строгая женщина, не считая необходимым открыть рот и обозначить то, что ей необходимо покинуть салон автобуса, терпеливо ждала, что ее сосед сообразит и освободит ей проход, но тот ни как на нее не реагировал.

– Козел, – презрительно процедила она сквозь зубы и нанесла удар правым коленом Рыжему в висок.

– Ой, – успел отреагировать на удар бедолага и завалился на женщину бальзаковского возраста.

– Фу, – брезгливо дернулась та и инстинктивно отодвинулась в сторону, освободив тем самым проход строгой женщине, которая, высоко задрав ногу, переступила через Рыжего и, агрессивно работая локтями, растолкав школьников с рюкзаками, мигом добралась к выходу.

Медлить было нельзя…

Алексей слегка отодвинулся от Гламурного в сторону, а затем резко встал, ударив того «изнасилованным» плечом между ног.

Гламурный громко охнул и согнулся пополам.

– Извращенец поганый, – кинул ему Удотов и поспешил на выход за строгой женщиной, которая к этому времени выталкивала из остановившегося автобуса, зазевавшегося на выходе старика.

– Молодой человек, – остановила Алексея сгорбленная старушка, когда он выскочил из автобуса и полной грудью вдохнул в себя, переполненный углекислым газом, воздух: – помогите бабушке подняться.

– Конечно, конечно, – оправив галстук и пиджак, вспомнил про то, что он интеллигент, Удотов.

Он взял старушку под локоток и, как только она стала на ступеньку, с силой впихнул ее между крайними пассажирами, которые оказались более ловкие и первыми запрыгнули в автобус.

– Одни неприятности, – думал про себя Алексей, двигаясь в сторону своего офиса. – Никогда больше пить не буду… Тем более с соседом… Посреди недели точно…

Через десять минут сгорбленная старушка, которой Удотов помог попасть в автобус, стояла за остановкой и увлеченно потрошила его портмоне.

– Нищета, – презрительно сплюнула на землю, недавно освободившаяся карманница по кличке Танька Криворучка, и, отправив в мусорное ведро пустое портмоне и мобильный телефон Удотова, замахала руками, приближающейся к остановке маршрутке.

– С утра одни неприятности. Ни одного нормального «гуся» не попалось, – думала та, оценивая материальное положение, прижатых друг к другу, как шпроты в банке, пассажиров маршрутного такси.

Игорь Викторович Лаканин с самого утра решал очень сложный вопрос – с кем рядом сесть за столом на предстоящем новогоднем корпоративе.

Изначально, когда о вечеринке объявили всему номенклатурному составу еще за месяц до «Нового года» и огласили, что она будет для ее участников бесплатной, Игорь Викторович даже не задумывался над выбором места за столом. Однако когда представители профсоюза заявили, что всем тем, кто записался на праздник необходимо оплатить половину суммы от обязательного заказа, Лаканин попробовал отказаться, но ему, как и многим другим, пригрозили лишением премиальных доплат, чуть ли не до следующего года.

Узнав сумму, которую ему предстояло оплатить за удовольствие посетить весьма сомнительный караоке-бар под названием «Горлопан», Игорь Викторович сильно расстроился. Еще больше он расстроился, когда подсчитал в уме, сколько бы он смог устроить таких вечеринок у себя дома с участием своего соседа Алешки Удотова, которого у них во дворе все знатоки спиртных напитков называли Водяным. Звали его так за то, что тот имел слабую печень, барахлящие почки и небольшой мочевой пузырь. Пьянел он быстро, но вливал в себя алкоголь до тех пор, пока не падал без сознания под стол и не обмачивался с ног до головы, как малое дите.

Деваться было некуда, но Игорь Викторович до последнего не сдавал деньги, потому что надеялся на то, что резко заболеет или на город упадет метеорит, или начнется война, или, на крайний случай, он умрет. Однако ничего не произошло и после угроз секретарши Аллы Николаевны Сосиной, а по совместительству еще и любовницы генерального директора их секретного оборонного завода, Лаканину пришлось проститься со своими кровными.

Теперь он прогнозировал возможный ход событий и пытался просчитать варианты рассадки своих коллег так, чтобы заплаченные им деньги не пропали впустую.

– С Хитреевым садиться рядом не буду, – размышлял Лаканин. – Все время хватает бутылку и всем наливает до краев. У него рука тяжелая… Всем льет по полной, а себе четвертинку. Потом, когда все нажрутся, сидит трезвый, всех фотографирует на телефон и ехидно смеется.

– Маргушов, тоже не самый лучший вариант, – перебирал в уме Игорь Викторович.

Инженер по безопасности труда Степан Маргушов имел одну не очень хорошую особенность организма – как только алкоголь у него всасывался в кровь, он начинал громко орать и смеяться так, что его слюна летела не только на закуски, но и на закусывающих. Учитывая то, что Степан по причине своей хозяйственности не закусывал, а прятал еду в специально припасенные пакетики, то начинал орать он после пятой рюмки и делал это до тех пор, пока его не уводила жена. Она же его уводила только тогда, когда наполняла до отказа пакетиками свою сумку. Поэтому она всегда терпеливо ждала, когда через стол пройдут все блюда указанные в меню.

– Обязательно нужно сесть подальше от Гошкевича, – вспомнил Игорь Викторович.

Гошкевич был инспектором по кадрам и профессиональным лгуном. Он имел в запасе истории на все случаи жизни. При этом без зазрения совести придумывал их прямо на ходу. Любая тема разговора была для него поводом вмешаться и рассказать свой случай из жизни, в котором обязательно принимал участие его или брат, или сват, или кум.

Однажды ребята с их цеха попытались подсчитать, сколько у него братьев, сватов и кумовьев и вышло так, что Гошкевич оказался внуком какого-то шейха с очень большим гаремом.

Принявшего на грудь Гошкевича, заткнуть было практически уже невозможно. Его истории становились более красочными и неправдоподобными. Убедительно выкатывая глаза, в перерывах между тостами, он перебивал всякого, кто сидел напротив или возле него и имел неосторожность начать что-то рассказывать. Когда он видел, что на него никто не обращает внимания, инспектор по кадрам поднимался со стула и отправлялся вдоль стола, чтобы найти свободные уши. В это время жена Гошкевича, которая была на две головы выше его, скучала и загадочно подмигивала холостым мужчинам.

– Казмерчик тоже не вариант, – прогнозировал Игорь Викторович. – Напьется, как свинья, и будет потом ходить, размахивая вилкой и крича, что он потомок польских шляхтичей и всех «москалей» к ногтю прижмет.

– И самое главное – надо сесть подальше от Гудковского, – отметил про себя важный аспект Лаканин. – А то напьюсь еще раньше времени.

Андрей Моисеевич Гудковский, заведующий складом готовой продукции, имел корни откуда-то из «Земли обетованной». Поэтому он очень трепетно относился к финансам. Если ему приходилось платить за угощение, то он считал своим долгом влить и впихнуть в себя продуктов не только на затраченную сумму, но и по возможности сверх нее.

На последнем корпоративе, за который, кстати, платить было не надо, потому что тогда держатель «черной» кассы профсоюза Иван Аркадьевич Аферин еще не раскодировался, Лаканин имел неосторожность зазеваться и в общей толкотне упустить возможность занять выгодное место возле стола руководства завода, с которого потом можно было доесть какой-нибудь деликатес. В итоге он попал на стул рядом с Андреем Моисеевичем…

За несколько минут очистив их стол от холодных закусок и салатов, Гудковский уже просил передать ему тарелки с нарезкой у соседей. В ожидании горячего, Андрей Моисеевич методично закидывал в свою «мясорубку» все, что оставалось на столе, за исключением хлеба, и нетерпеливо постреливал глазами по сторонам. Во время танцев, проведя ревизию по столам и убедившись, что ничего такого, что бы он не попробовал, не осталось, Гудковский подобрался к директорскому столу и под шумок увел остатки краба…

В итоге, в тот раз Игорь Викторович пришел домой не только пьяный, но и голодный.